Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Волшебная сила искусства » Заметки о делах


Заметки о делах

Сообщений 231 страница 233 из 233

231

Третий лишний в диалоге с самим с собой

Мне "сестру" сегодня предлагали,
Краткую и  в ней большой талант.
Выраженьем чувств её зачали.
Выступила Муза, как гарант.
Свечку не держи. Ты, третий лишний.
И порадуйся за акт со стороны.
Скоро зацветут у тёти вишни
Не бывает у стиха чужой вины.

                                                                    По совету друзей
                                                                    Автор: Олег Кротов

В сетях логики.

Людмила Александровна вскочила в восемь часов утра.

Мы всегда определяем наше пробуждение следующими вариациями: если пробуждение произошло в десять часов, то говорим:

– Я сегодня проснулся в десять.

Если в двенадцать, то:

– Я сегодня встал в двенадцать.

Если в девять, то:

– Я поднялся в девять.

Но если в восемь часов, то непременно скажут: «вскочил».

Как бы медленно это ни совершилось, с зевотой, потягиваньем, ворчаньем, – всё равно, нужно говорить:

– Я вскочил в восемь!

Итак, Людмила Александровна вскочила в восемь.

Села и сразу стала соображать, что вскочила она не даром, и что ей надо успеть за день проделать великое множество всяких дел: купить чемодан, заказать спальное место, заехать к шляпнице, корсетнице, портнихе, в аптекарский магазин и сделать два визита.

С чего начать?

– Глупо метаться без толку, нужно составить план и маршрут, иначе никуда не поспеешь. Итак, поеду я прежде всего к шляпнице…

Людмила Александровна уже спустила ноги с кровати, как вдруг приостановилась.

– К шляпнице? Почему же именно к шляпнице? Почему не к портнихе? Почему не в аптекарский магазин?

Ответа в душе своей она не нашла. Оглядела широко раскрытыми глазами пол, потолок и все стены, кроме той, которая была за спиной.

Но и здесь, к великому своему недоумению, ответа не нашла.

– Нет, нужно сосредоточиться, – решила она, наконец. – Аптекарский магазин ближе всего, следовательно, с него и надо начинать. Ясно?

Но тут навстречу аптекарскому магазину всплыла другая мысль – острая и веская.

– Умно! Буду болтаться по городу, волосы растреплются, а потом изволь шляпу примерять? Конечно, прежде всего нужно к шляпнице. Правильно?

– Но с другой стороны, шляпа раньше двенадцати, наверное, готова не будет, и я только время потеряю. Тогда почему бы не съездить к корсетнице? К корсетнице? Очень хорошо, пусть будет к корсетнице. Но почему же я непременно должна ехать к корсетнице, а не за чемоданом? Ну, ладно! Поеду за чемоданом. Гм… Аптекарский магазин? Чем аптекарский магазин хуже чемодана? Но, с другой стороны, чем чемодан хуже аптекарского магазина? Умный человек должен рассуждать правильно, а не валять наобум, как попало. А аптекарский магазин ближе всего – значит, с него и надо начинать. Но, с другой стороны, корсетница дальше всех – следовательно, с неё надо начинать, а потом на обратном пути к дому всё остальное. Или начать с ближайшего, сделать всё постепенно, а потом прямо домой.

А визиты?

Тут Людмиле Александровне стало так плохо, что пришлось немедленно принять валерьянки.

Но и валерьянка не успокоила.

– Что со мной делается! – мучилась Людмила Александровна. – Что со мной будет! Логика меня заела! Нет, нужно сосредоточиться. Начнём опять сначала. Главное – не волноваться и рассуждать правильно.

– Итак, начну с корсетницы. Поеду прежде всего к корсетнице, то есть к шляпнице. Но почему к шляпнице, когда ближе всего в аптекарский магазин? Но почему же начинать с ближайшего, когда можно начать с дальнейшего?

Тут у неё сделалась мигрень, и она прилегла отдохнуть.

Отдохнув, стала думать снова:

– Допустим, что я поеду в аптекарский магазин. Допустим! Но почему? Почему я должна ехать именно в аптекарский магазин прежде всего?

Холодный пот выступил у нее на лбу. Она чувствовала, что выхода нет и она гибнет. Вскочила, подбежала к телефону:

– 553 - 54! Ради Бога, барышня, скорее, – 553 - 54!
– Я слушаю, – раздалось в ответ.

– Верочка! Дорогая! Со мной большое несчастье! – залепетала дрожащим голосом Людмила Александровна. – Понимаешь, большое несчастье! Мне нужно к портнихе, к корсетнице, в аптекарский магазин, за чемоданом.

– Нужно, так и поезжай! – раздался возмутительно - спокойный ответ.
– Так как же мне быть? С кого же мне начинать? Ради Бога, скажи! Тебе со стороны виднее!
– Конечно, поезжай за чемоданом! – был решительный и быстрый ответ.

– За чемоданом? – удивилась Людмила Александровна. – А почему же не в аптекарский магазин, раз он ближе всего?
– Да плюнь ты на аптекарский магазин! Мало ли что.
– Так почему же тогда не к корсетнице? Она дальше всех, тогда с того конца?..

– Да плюнь ты на корсетницу! Вот ещё! Очень нужно!
– Так ведь удобнее было бы…
– А мало ли что! Плюнь, да и всё тут. Поезжай за чемоданом!

– Ты думаешь? – робко переспросила Людмила Александровна.
– Ну, разумеется. Ясно, как дважды два – четыре. Поезжай за чемоданом.

Людмила Александровна вздохнула, улыбнулась и бодро стала одеваться.

– Как много значит посоветоваться с другом. В каком я была безвыходном положении! Теперь, когда я знаю, что нужно ехать за чемоданом, всё для меня стало легко, просто и ясно. Великое дело – посоветоваться.

Она быстро оделась и поехала… к шляпнице.

                                                                                                                                                                                          В сетях логики
                                                                                                                                                                                     Автор: Н. А. Тэффи

Заметки о делах

0

232

Наш Дом 2. Предвариловка ))

«Вот без­за­бот­ной какой роди­ла тебя мать, Нав­си­кая!
Без попе­че­нья лежит одеж­да бле­стя­щая в доме,
Брак же твой бли­зок, когда и самой тебе надо оде­той
Быть хоро­шо и одеть, кто с тобою на свадь­бу поедет.
Доб­рая сла­ва опрят­но оде­тых людей про­во­жа­ет,

С радо­стью смот­рят на них и отец и почтен­ная матерь.
Ну-ка, давай, поедем сти­рать с наступ­ле­ни­ем утра.
Вме­сте с тобой я пой­ду помо­гать тебе, чтоб поско­рее
Дело окон­чить. Недол­го уж в девах тебе оста­вать­ся.
Взять тебя замуж хотят наи­бо­лее знат­ные люди

                                                                                          «Одиссея» Песнь Шестая (Фрагмент)
                                                                                                                   Автор: Гомер

Робинзоны

Когда корабль тонул, спаслись только двое: Павел Нарымский — интеллигент, Пров Иванов Акациев — бывший шпик.

Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далёкому берегу.

Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, подождал Нарымского и, когда тот, задыхаясь, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:

— Ваш паспорт!

Голый Нарымский развёл мокрыми руками:

— Нету паспорта. Потонул.

Акациев нахмурился.

— В таком случае я буду принужден…

Нарымский ехидно улыбнулся:

— Ага… Некуда!

Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом, молча, голый и грустный, побрёл в глубь острова.

* * *
Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля и стал устраивать из обломков дом.

Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утёсом и потирая голые худые руки. Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал:

— Ага! Попался! Вы это что делаете?

Нарымский улыбнулся:

— Предварилку строю.
— Нет, нет… Это вы дом строите?! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете?
— Ничего я не знаю.
— А разрешение строительной комиссии в рассуждении пожара у вас имеется?
— Отстанете вы от меня?
— Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения.

Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь.

Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплёлся в глубь острова.

Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нём как можно удобнее. На берегу он нашёл ящик с книгами, ружьё и бочонок солонины.

Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружьё и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи.

Всё время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил.

Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал:

— Ага! Попался… Вы имеете разрешение на право ношения оружия?

Обдирая убитую козу, Нарымский досадливо пожал плечами:

— Чего вы пристаёте? Занимались бы лучше своими делами.
— Да я и занимаюсь своими делами, — обиженно возразил Акациев. — Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение впредь до разбора дела.
— Так я вам и отдал! Ружьё-то я нашёл, а не вы!
— За находку вы имеете право лишь на одну треть… — начал было Пров, но почувствовал всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил: — Вы ещё не имеете права охотиться!
— Почему это?
— Ещё Петрова дня не было! Закону не знаете, что ли?
— А у вас календарь есть? — ехидно спросил Нарымский. Пров подумал, переступил с ноги на ногу и сурово сказал:
— В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия.
— Арестуйте! Вам придётся дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки!

Акациев заморгал глазами, передёрнул плечами и скрылся между деревьями.

* * *
Возвращался Нарымский другой дорогой.

Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью.

Приблизившись, прочёл: «Езда по мосту шагом».

Пожав плечами, наклонился, чтоб утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочёл надпись:

«Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные подвергаются…»

Заснув после сытного ужина на своей тёплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собой мрачного и решительного Прова Акациева.

— Что вам угодно?
— Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений…
— А предписание вы имеете? — лукаво спросил Нарымский.

Акациев тяжко застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.

Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:

— Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству — виновные подвергаются…

Нарымский сладко спал.

* * *
Однажды, купаясь в тёплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть.

Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал.

В ту же минуту он увидел, как вечно торчавшая за утёсом и следившая за Нарымским фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.

Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.

— Вы… живы? — с тревогой спросил Пров, наклоняясь к нему.
— Жив. — Тёплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. — Скажите… Вот вы рисковали из-за меня жизнью… Спасли меня… Вероятно, я всё - таки дорог вам, а?

Пров Акациев вздохнул, обвёл ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, и просто, без рисовки, ответил:

— Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придётся заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.

И, помолчав, добавил искренним тоном:

— Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.

                                                                               из сборника произведений Аркадия Аверченко - «Юмористические рассказы»

Заметки о делах

0

233

На разных авиалиниях ))

Мой Дон Кихот! Вы многих дам - мечта!
Хоть я, увы, совсем не Дульсинея...
Удар-р... отскок... падение... Фата!
От ужаса за вашу жизнь бледнею.

Мой Дон Кихот! Любвиобильны Вы...
Тобосской Дульсинеи оказалось мало,
И в тарантас готовы поместить, увы,
Всех стюардесс... И это лишь начало?

Мой Дон Кихот! Была готова поделить
С Тобосской Дульсинеей Вас и чувства...
Да, да... Но тарантас и Фаберже!
То обольщенья верх! Искусство!

Мой Дон Кихот! Увы, я покидаю Вас...
Мой глаз стеклянный и клюка Вам в том порука,
Счастливым для меня был час,
Когда не к мельнице, к стилу * Вы приложили руку.

* Стило - орудие письма(перо, ручка и т.д.)

                                                                                          Мой Дон Кихот! юмор
                                                                                                   Автор: Эмберг

Натали и Николай Басков - Николай (Официальный клип)

Дон - Кихот и тургеневская девушка

Зина была на этот раз как-то особенно мила и ласкова.

Она восторгалась ресницами своей приятельницы, её ногами, её чулками, её причёской, её зубами – словно видела её в первый раз.

«Чего-то ей от меня до смерти нужно, – думала Зоя. – Может быть, продулась в карты?»

– Ну, а как твой покер? – спросила она, чтобы подвинуть своего друга ближе к цели. – Давно не играла?
– Покер? – переспросила Зина. – Ах, я сейчас так далека от этого всего. Я тебе потом расскажу.

Она чуть - чуть покраснела, засмеялась и замолчала.

– Слушай, Зи, – сказала подруга, – лучше признайся сразу. Новый флирт?
– Хуже! – отвечала Зина, и опять покраснела, и опять засмеялась: – Хуже… Влюблена.
– Опять что - нибудь новое? – строго спросила Зоя.
– Отчего такой сердитый тон? – обиделась Зина. – Ты осуждаешь меня, Зо? Ты не имеешь права осуждать меня, Зо. Если бы у тебя был такой муж, как у меня, ты бы давно от него сбежала.
– Ну что ты болтаешь! – возмутилась Зоя. – Твой Вася идеальнейшее существо. Умный, добрый, внимательный. И у него такая приятная внешность.
– Дарю его тебе со всеми достоинствами. Слышишь? А я больше не могу. Я задыхаюсь…
– Ничего не понимаю, – недоумевала Зоя. – Отчего ты задыхаешься?
– Именно от его достоинств. Муж должен быть, прежде всего, товарищ, с которым можно обо всём просто и весело говорить, который понимает и флиртик, и анекдотик, и всякую милую ерунду. А ведь этот идиотский Дон - Кихот, если бы я ему рассказала что - нибудь не очень почтенное, да он бы глаза вылупил и его тут же кондрашка бы хватил. Я ему не друг, я ему не жена, я для него какая-то уважаемая тётка, которую он не смеет даже в какое - нибудь голое «Ревю» (*) повести. Ну, раз не смеешь, так я пойду с другими, которые смеют.

Зоя хлопала глазами.

– Как всё это странно! Между прочим, это, вероятно, очень приятно, когда тебя уважают.
– Это только так кажется, потому что ты этого не испытала.

Зоя поджала губы.

– Надеюсь, ты не так глупа, чтобы обидеться на мои слова, – продолжала Зина. – Скажи слава Богу, что тебя никто не уважал. Это ужасная вещь – близкий человек, который тебя уважает. Это… Это прямо свинство! Я молода, я люблю смех, шутку. Ты знаешь, этот болван боится, как бы мне не попала в руки какая - нибудь «пошлая» книжонка. Он воображает, что я буду страшно шокирована. Прямо не знаю, почему он вбил себе в голову, что я святая недотрога.
– А ты бы объяснила ему его заблуждение.
– Ну зачем же разбивать иллюзии? Если он счастлив, что ему попалась жена по его вкусу, – зачем же портить ему жизнь? Гораздо проще устраивать свою частную жизнь по своему вкусу и просить своего милого друга Зо прийти на помощь. А?
– Я так и знала, что всё к этому сведётся. То-то ты сегодня такая ласковая. Что же тебе нужно?

Зина поёжилась, облизнулась, придвинулась поближе к Зое и шепотком попросила:

– Помоги мне, Зо. Понимаешь? Обидно пропустить такой случай. Вася раскачался, наконец, пойти с каким-то приезжим приятелем пообедать и в синема. А я решила ему сказать, что проведу вечер с тобой. Ты согласна? Ты не выдашь?

Зоя нахмурилась.

– Ну нет, дорогая моя, – сказала она. – Это абсолютно невозможно.
– Почему? – с негодованием воскликнула Зина. – Почему вдруг невозможно?
– Во-первых, потому, что я не желаю помогать тебе обманывать такого достойного человека, как твой муж, а во-вторых, просто потому, что это для меня неудобно.
– Вот так друг, нечего сказать. Почему неудобно?
– Я сегодня вечером ухожу.
– Ну, так что же?
– Он может позвонить сюда и узнает, что тебя здесь нет.
– Чего ради он будет звонить? Да, наконец, мы можем сказать, что пошли в синема.
– Ах, ещё выворачиваться, выкручивался. Нет. Я слишком его уважаю, чтобы взять на себя такую гнусную роль.
– Вот уж никогда не думала, что в тебе столько подлости, – с горечью сказала Зина. – Если бы знала, ни за что бы не обратилась к тебе.

Обе помолчали, надутые.

– А, собственно говоря, зачем тебе эти алиби, раз он сам уходит? Сделай вид, что сидела весь вечер дома, и делу конец.
– А если позвонит?
– Скажешь, что вышла опустить письмо.
– Какая ты умница! Ну конечно, скажу, что была дома. Да я ведь и уйду ненадолго. Я обещала только пообедать вместе. Ведь это будет так весело, он такой забавный. Ты не думай – я очень люблю Васю. Если бы только он немножко больше понимал меня, не разводил бы эту мерихлюндию (**). Ведь это не жизнь, а какая-то мелодекламация под Эолову арфу, засахаренные звезды, а я люблю жареную колбасу с чесноком. Ну что мне делать? Пойми, я очень ценю его и ни на кого не променяю, но иногда прямо выть хочется. Ну отчего он такой? Милый, умный, благородный человек, но ни капли темперамента, не чувствует жизни, не понимает никаких ярких моментов.

Она приостановилась, подумала.

– Так как же, Зоечка? Зо, милая? Значит, советуешь просто сказать, что я буду дома сидеть?

* * *
Зоя сама открыла дверь на его звонок.

Он вошёл, такой весёлый, такой бурно радостный, что, казалось, даже стекляшки на люстре зазвенели ему в ответ.

– Тише, Васька, что с тобой, – останавливала его Зоя и сама невольно смеялась вместе с ним.
– Так трудно было уйти, ты себе представить не можешь, – говорил он, целуя попеременно обе её руки. – Я придумал для Зины, что у меня обед с приятелем. Понимаешь? Хитро? А она вдруг заявила, что в таком случае проведёт вечер с тобой. Как тебе это нравится? Я прямо голову потерял. Ну, как тут её отговоришь? Я посоветовал – ты сначала узнай, будет ли твоя Зина дома, а то проедешься даром и только расстроишься, если не застанешь. Ты, говорю, позвони ей по телефону. Ну, она решила, что, так как будет где-то неподалёку от тебя, так и зайдёт сама. Вернулась с головной болью и решила лучше пораньше лечь в постель. Значит, всё обстоит великолепно.
– Ну что за зверь! Радуется, что у его жены голова болит. Ну разве ты не зверь после этого?
– Ну это же пустяки – легкая головная боль. Если бы что - нибудь серьёзное, тогда другое дело. Ну-с, а теперь перейдём к вопросу дня. Куда мы едем? У меня настроение очень приподнятое. Прямо – раззудись, плечо, размахнись, рука. Зойка! Едем обедать. Едем обедать в какое - нибудь самое расцыганское место. Идёт? Ну! Живо! Шляпу! Подожди, подрумянь мне сначала губы.
– Тебе? Губы? Что за ерунда?
– Ну да. Твоими губами, глупая, бестолковый гусь! Ух, до чего хорошо жить на свете!

* * *
Так, между прочим, всегда бывает – когда людям хочется поговорить, они отправляются в ресторан с музыкой.

Музыка мешает, заглушает голоса. Приходится по три раза переспрашивать, выжидать паузы, иногда с нетерпением и раздражением. И всё - таки почему-то идут беседовать в ресторан с музыкой.

Зоя деловито выбрала место поближе к эстраде. Сели.

Она с удовольствием и сочувствием смотрела на сияющую физиономию мужа своей приятельницы.

– Что, кот - Васька, рад?
– Ужасно рад!

У него было выражение лица собаки, махающей хвостом во все стороны.

– Рад!

Было очень весело. Похохотали, выпили немало.

– Хорошо жить на свете?
– Очень даже недурно, – ответила Зоя. – Почаще бы так.

Он промолчал и посмотрел на часы.

– Что? Потянуло домой? – насмешливо спросила Зоя.
– Нет, время ещё есть. Я скажу, что мы были в синема, а потом прошлись пешком. Ночь такая чудесная.
– Вот так чудесная, дождь как из ведра.
– Неужели? – удивился он. – Хорошо, что вы обратили моё внимание на это обстоятельство. Ну, так я скажу, что мы зашли в кафе. Одним словом – по вдохновению.
– Ну конечно. По вдохновению выходит лучше всего.
– Н-да. Хотя я раз по вдохновению так наврал, что прямо сам испугался. А она, бедненькая, даже не заметила.
– Вам, кажется, очень её жалко? – сочувственно спросила Зоя.

Он отвёл глаза в сторону и задумался.

– Это чудесный, милый человечек, – сказал он. – Я её очень, очень люблю. Но мы так мало подходим друг к другу. Ну, вот вы нас обоих отлично знаете. Скажите – можно ли поискать более резкие контрасты, чем мы с ней? Я – полноценный пошляк, люблю нашу маленькую, подленькую жизнь, я легкомысленный – живи и жить давай другим. А она, Зина, это – тургеневская девушка, чистая, трепетная. Она вся как насторожившаяся лань. Мне всегда страшно вспугнуть её. Я всегда начеку, всегда осторожен, всегда боюсь, не брякнуть бы при ней чего - нибудь неладного. Зо, дорогая моя, вы умная женщина, вы меня поймёте. Вы представить себе не можете, как это всё иногда тяготит. Как бы я был счастлив, если бы Зина не только любила меня, но и знала, и понимала. Но она никогда не поймёт меня и никогда не простит. Я бы даже согласен был на её неверность, конечно, мимолетную, несерьёзную, – мы бы тогда лучше поняли друг друга, и крепче спаяла бы нас на… чего вы смеётесь? Вы не слушаете моей горькой исповеди?

Зоя сдерживалась и не могла сдержать смеха. Подбородок и щёки дрожали, на глаза навёртывались слёзы.

– Васенька! Милый! Прости! Я… мне сегодня мой дантист рассказывал пресмешную штуку. Это, конечно, не имеет никакого отношения… Среди его пациентов есть парочка – муж и жена. Муж вставил себе зубы потихоньку от жены. Жена скрывает от мужа, что у неё фальшивые зубы. Оба просили дантиста не выдавать их. Отсюда масса неудобств. Каждый прячется, запирается от другого, когда совершает свой туалет. Дантист говорит: «Вот, в моих руках наладить это дело, позвать их обоих вместе и открыть тайну. И как бы это упростило их жизнь! А не могу, – связан словом».

– Почему вам вспомнилась эта ерунда? – удивился Васенька.
– Сама не знаю, – весело отвечала Зоя. – Ну, а теперь пойдём. Бедная Зинушка заждалась.

                                                                                                                                                        Дон - Кихот и тургеневская девушка
                                                                                                                                                                      Автор: Н. А. Тэффи
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) я для него какая-то уважаемая тётка, которую он не смеет даже в какое - нибудь голое «Ревю» - «Голое ревю» («nude revue») относится к типу театральных представлений, популярных в конце XIX — первой половине XX века, особенно в странах Западной Европы и Северной Америки. Это были шоу, включающие элементы бурлеска, варьете и театрализованных постановок, часто отличавшиеся откровенными костюмами актрис и сценическими номерами, подчёркивающими эротизм. Такие представления изначально возникли как форма развлечения для мужской аудитории и имели целью привлечь внимание зрелищностью и сексуальностью.«Голое ревю», таким образом, ассоциируется с театром развлечений, ориентированным преимущественно на взрослых зрителей и содержащим сцены обнажённости либо демонстрации женского тела в качестве основной эстетической составляющей спектакля.

(**) Если бы только он немножко больше понимал меня, не разводил бы эту мерихлюндию - «Мерехлюндия» — разговорное шутливое слово, означающее печальное, грустное настроение, меланхолию. Слово привнёс в русский язык Антон Павлович Чехов.

Заметки о делах

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Волшебная сила искусства » Заметки о делах