Железнодорожные привилегии по заслугам

Все привилегии отменены:
Просто - родиться, жить, умереть.
Нет у бессмертия, славы длины,
Нет ширины, не предвидится впредь.
Как ни вытягивай вертикаль
Башни, пронзающей облака,
Гордый бетон этот, гордая сталь
Только пока.
Только пока твоё сердце тук - тук,
Впрочем, как всё, что, не зная цены
Собственной, канет когда - нибудь вдруг.
Отожествлены
Все мириады жизней - смертей;
Чувствуешь: это и есть твой глоток
Вечности, скармливающей детей
Собственных времени, если виток
Не закорочен его, не зажат.
Разве чего - то ещё нас лишат?..

                                                                    Привилегии
                                                            Автор: Артём Супаров

На дальней станции сойду (Пламя)

Звонит Найману приятельница:

– Толечка, приходите обедать. Возьмите по дороге сардин, таких импортных, марокканских… И ещё варенья какого - нибудь… Если вас, конечно, не обеспокоят эти расходы.
– Совершенно не обеспокоят. Потому что я не куплю ни того ни другого.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Толя и Эра Найман – изящные маленькие брюнеты. И вот они развелись. Идём мы однажды с приятелем по улице. А навстречу женщина с двумя крошечными тойтерьерами.

– Смотрите, – говорит приятель, – Толя и Эра опять вместе.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Найман и один его знакомый смотрели телевизор. Показывали фигурное катание.

– Любопытно, – говорит знакомый, – станут Белоусова и Протопопов в этот раз чемпионами мира?

Найман вдруг рассердился:

– Вы за Протопопова не беспокойтесь! Вы за себя беспокойтесь!
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Оказались мы в районе новостроек. Стекло, бетон, однообразные дома. Я говорю Найману:

– Уверен, что Пушкин не согласился бы жить в этом мерзком районе.

Найман отвечает:

Пушкин не согласился бы жить… в этом году
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Найман и Бродский шли по Ленинграду. Дело было ночью.

– Интересно, где здесь Южный Крест? – спросил вдруг Бродский.

(Как известно, Южный Крест находится в соответствующем полушарии.)

Найман сказал:

– Иосиф! Откройте словарь Брокгауза и Ефрона. Найдите там букву А. И поищите там слово «Астрономия».

Бродский ответил:

– Вы тоже откройте словарь на букву А. И поищите там слово «Астроумие».
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Беседовали мы как - то с Воскобойниковым по телефону.

– Еду, – говорит, – в Разлив. Я там жильё снял на лето.

Тогда я спросил:

– Комнату или шалаш?

Воскобойников от испуга трубку повесил.

Воскобойникову дали мастерскую. Без уборной. Находилась мастерская рядом с Балтийским вокзалом. Так что Воскобойников мог использовать железнодорожный сортир. Но после двенадцати заходить туда разрешалось лишь обладателям билетов. То есть пассажирам. Тогда Воскобойников приобрёл месячную карточку до ближайшей остановки. Если не ошибаюсь, до Боровой. Карточка стоила два рубля. Безобидная функция организма стоила Воскобойникову – шесть копеек в день. То есть полторы - две копейки за мероприятие. Он стал, пожалуй, единственным жителем города, который мочился за деньги. Характерная для Воскобойникова история.

                                                                                                     из книги Сергея Довлатова - «Соло на ундервуде. Соло на IBM»

Одна слезинка подросшего

Слезинка в морщинах тропинку искала,
Желая на землю скорее упасть.
На миг замерла, а потом побежала,
Отдав над собой притяжению власть.

Она ведь с рождения самого знала,
Что капля солёная — целого часть.
И к цели своей, что есть силы, бежала,
Чтоб в море быстрей с ручейками попасть.

Слезинка несла в себе то, что с рожденья
Вложил в неё горе - создатель её:
Тугой концентрат его внутренней боли,
А так же несчастье седое своё.

Слезинка в своей одинокой природе
Мала и слаба, но средь капель других
Найдутся подруги в бескрайнем просторе,
Хранящие боль от трагедий людских.

                                                                  Слезинка (Отрывок)
                                                             Автор: Дмитрий Говоров

До революции Агния Францевна Мау была придворным венерологом. Прошло шестьдесят лет. Навсегда сохранила Агния Францевна горделивый дворцовый апломб и прямоту клинициста.

Это Мау сказала нашему квартуполномоченному полковнику Тихомирову, отдавившему лапу её болонке:

– Вы – страшное говно, мон колонель (*), не обессудьте! ..

Тихомиров жил напротив, загнанный в отвратительную коммуналку своим партийным бескорыстием. Он добивался власти и ненавидел Мау за её аристократическое происхождение. (У самого Тихомирова происхождения не было вообще. Его породили директивы.)

– Ведьма! – грохотал он. – Фашистка! Какать в одном поле не сяду!..

Старуха поднимала голову так резко, что взлетал её крошечный золотой медальон:

– Неужели какать рядом с вами такая уж большая честь?!

Тусклые перья на её шляпе гневно вздрагивали…

Для Тихомирова я был чересчур изыскан. Для Мау – безнадёжно вульгарен. Но против Агнии Францевны у меня было сильное оружие – вежливость. А Тихомирова вежливость настораживала. Он знал, что вежливость маскирует пороки.

И вот однажды я беседовал по коммунальному телефону. Беседа эта страшно раздражала Тихомирова чрезмерным умственным изобилием.

Раз десять Тихомиров проследовал узкой коммунальной трассой. Трижды ходил в уборную. Заваривал чай. До полярного сияния начистил лишённые индивидуальности ботинки. Даже зачем - то возил свой мопед на кухню и обратно.

А я всё говорил. Я говорил, что Лев Толстой, по сути дела, – обыватель. Что Достоевский сродни постимпрессионизму. Что апперцепция (**) у Бальзака – неорганична. Что Люда Федосеенко сделала аборт. Что американской прозе не хватает космополитического фермента…

И Тихомиров не выдержал.

Умышленно задев меня пологим животом, он рявкнул:

– Писатель! Смотрите - ка – писатель! Да это же писатель!.. Расстреливать надо таких писателей!..

Знал бы я тогда, что этот вопль расслабленного умственной перегрузкой квартуполномоченного на долгие годы определит мою жизнь.

«…Расстреливать надо таких писателей!..»

Кажется, я допускаю ошибку. Необходима какая - то последовательность. Например, хронологическая.

                                                                                                    из  автобиографической повести Сергея Довлатова - «Ремесло»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Вы – страшное говно, мон колонель - «Mon colonel» — обращение к старшему по званию, «полковник».

(**) Что апперцепция у Бальзака – неорганична - Апперцепция — это свойство восприятия, которое помогает человеку интерпретировать окружающие предметы и явления через призму своего опыта, взглядов, субъективных интересов. Простыми словами, это процесс, при котором новая информация ассоциируется с предыдущими знаниями и опытом, создавая таким образом более полное и глубокое понимание происходящего.

И  Дух .. запечатанный в сосуде 

Если вы в поход идёте,
Не забудьте взять рюкзак,
Без него в любом походе
Обойтись нельзя никак.

А ещё вам нужен компас,
Кружка, ложка, нож, топор,
Чтобы вы, нарезав веток,
Развести могли костёр.

Можно взять с собою снасти.
Чтобы рыбы наловить,
А ещё котёл побольше,
Чтобы в нём уху сварить.

Вам ещё нужна палатка,
Чтобы было, где поспать,
И гамак, чтоб покачаться
И в тенёчке подремать.

                                             Советы бывалого туриста (Отрывок)
                                                     Автор: Ирина Бутримова

Я должен начать с откровенного признания. Ботинки эти я практически украл…

Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:

– Что, в двух словах, происходит на родине?

Карамзину и двух слов не понадобилось.

– Воруют, – ответил Карамзин…

Действительно воруют. И с каждым годом все размашистей.

С мясокомбината уносят говяжьи туши. С текстильной фабрики – пряжу. С завода киноаппаратуры – линзы.

Тащат всё: кафель, гипс, полиэтилен, электромоторы, болты, шурупы, радиолампы, нитки, стёкла.

Зачастую все это принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает лишь в российском государстве.

Я знал тонкого, благородного, образованного человека, который унес с предприятия ведро цементного раствора. В дороге раствор, естественно, затвердел. Похититель выбросил каменную глыбу неподалеку от своего дома.

Другой мой приятель взломал агитпункт. Вынес избирательную урну. Притащил ее домой и успокоился. Третий мой знакомый украл огнетушитель. Четвертый унес из кабинета своего начальника бюст Поля Робсона (*). Пятый – афишную тумбу с улицы Шкапина. Шестой – пюпитр из клуба самодеятельности (**).

Я, как вы сможете убедиться, действовал гораздо практичнее. Я украл добротные советские ботинки, предназначенные на экспорт. Причём украл я их не в магазине, разумеется. В советском магазине нет таких ботинок. Стащил я их у председателя ленинградского горисполкома. Короче говоря, у мэра Ленинграда.

Однако мы забежали вперёд.

Демобилизовавшись, я поступил в заводскую многотиражку. Прослужил в ней три года. Понял, что идеологическая работа не для меня.

Мне захотелось чего - то более непосредственного. Далёкого от нравственных сомнений.

Я припомнил, что когда - то занимался в художественной школе. Между прочим, в той же самой, которую окончил известный художник Шемякин. Какие - то навыки у меня сохранились.

Знакомые устроили меня по блату в ДПИ (Комбинат декоративно - прикладного искусства). Я стал учеником камнереза. Решил утвердиться на поприще монументальной скульптуры.

Увы, монументальная скульптура – жанр весьма консервативный. Причина этого – в самой её монументальности.

Можно тайком писать романы и симфонии. Можно тайно экспериментировать на холсте. А вот попытайтесь - ка утаить четырёхметровую скульптуру. Не выйдет!

Для такой работы необходима просторная мастерская. Значительные подсобные средства. Целый штат ассистентов, формовщиков, грузчиков. Короче, требуется официальное признание. А значит – полная благонадёжность. И никаких экспериментов…

Побывал я однажды в мастерской знаменитого скульптора. По углам громоздились его незавершённые работы. Я легко узнал Юрия Гагарина, Маяковского, Фиделя Кастро. Пригляделся и замер – все они были голые. То есть абсолютно голые. С добросовестно вылепленными задами, половыми органами и рельефной мускулатурой.

Я похолодел от страха.

– Ничего удивительного, – пояснил скульптор, – мы же реалисты. Сначала лепим анатомию. Потом одежду…

Зато наши скульпторы – люди богатые. Больше всего они получают за изображение Ленина. Даже трудоёмкая борода Карла Маркса оплачивается не так щедро.

Памятник Ленину есть в каждом городе. В любом районном центре. Заказы такого рода – неистощимы. Опытный скульптор может вылепить Ленина вслепую. То есть с завязанными глазами. Хотя бывают и курьёзы. В Челябинске, например, произошёл такой случай.

В центральном сквере, напротив здания горсовета, должны были установить памятник Ленину. Организовали торжественный митинг. Собралось тысячи полторы народу.

Звучала патетическая музыка. Ораторы произносили речи.

Памятник был накрыт серой тканью.

И вот наступила решающая минута. Под грохот барабанов чиновники местного исполкома сдёрнули ткань.

Ленин был изображён в знакомой позе – туриста, голосующего на шоссе. Правая его рука указывала дорогу в будущее. Левую он держал в кармане распахнутого пальто.

Музыка стихла. В наступившей тишине кто - то засмеялся. Через минуту хохотала вся площадь.

Лишь один человек не смеялся. Это был ленинградский скульптор Виктор Дрыжаков. Выражение ужаса на его лице постепенно сменилось гримасой равнодушия и безысходности.

Что же произошло? Несчастный скульптор изваял две кепки. Одна покрывала голову вождя. Другую Ленин сжимал в кулаке.

Чиновники поспешно укутали бракованный монумент серой тканью.

                                 из сборника рассказов Сергея Довлатова - «Чемодан».  История «Номенклатурные полуботинки» (Отрывок)
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Четвёртый унёс из кабинета своего начальника бюст Поля Робсона - Поль Робсон (9 апреля 1898, Принстон — 23 января 1976, Филадельфия) — американский певец (бас - баритон), актёр, правозащитник, лауреат Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» 1952 года, полиглот (исполнял песни и говорил более чем на 20 языках). С 1920 - х годов выступал как актёр и певец в театральных постановках и мюзиклах, снимался в фильмах. Мировую театральную известность Робсону принесло исполнение заглавной роли в «Отелло» Шекспира — сначала в Лондоне, затем на Бродвее в Нью - Йорке (за эту работу он получил премию Дональдсона за лучшую актёрскую игру в 1944 году). В 1943 году записал английскую версию гимна СССР. С 1925 по 1961 год Робсон записал и выпустил около 276 различных песен. В начале 1960 - х годов Робсон прекратил активную публичную деятельность. Автор автобиографической книги «На том я стою» (1958).

(**) Шестой – пюпитр из клуба самодеятельности - Пюпитр — это приспособление, которое позволяет видеть ноты или текст песни перед собой, не наклоняясь.

Старые песни новой Авроры

Женщина, воспитывающая своего мужа !
Каждый раз срываясь до крика !
Может быть , он здоровым тебе не нужен?
Что ж гневливость и злость твоя так велИка?

Ведь мужчины, как дети, болеют чаще!
Если он промолчит, не ударив в ответ,
Потому что ему говорили раньше ,
Что он же мужчина и должен терпеть!

Оглянись, обернись, неразумная женщина!
Мужа ты накорми, уложи рядом спать.
Убаюкай его колыбельными песнями,
Предложив после сна с тобой поиграть.

                                                          Женщина, воспитывающая своего мужа! (Отрывок)
                                                                               Автор: Татьяна Сурина

"Чем больше я выпью, тем меньше достанется детям!"

Туристы вышли на залитую светом площадь. Водитель захлопнул дверцу и присел на корточки у радиатора.

Вокзал… Грязноватое жёлтое здание с колоннами, часы, обесцвеченные солнцем дрожащие неоновые буквы…

Я пересёк вестибюль с газетным киоском и массивными цементными урнами. Интуитивно выявил буфет.

– Через официанта, – вяло произнесла буфетчица. На пологой груди её болтался штопор.

Я сел у двери. Через минуту появился официант с громадными войлочными бакенбардами.

– Что вам угодно?
– Мне угодно, – говорю, – чтобы все были доброжелательны, скромны и любезны.

Официант, пресыщенный разнообразием жизни, молчал.

– Мне угодно сто граммов водки, пиво и два бутерброда.
– С чем?
– С колбасой, наверное…

Я достал папиросы, закурил. Безобразно дрожали руки. «Стакан бы не выронить…» А тут ещё рядом уселись две интеллигентные старухи. Вроде бы из нашего автобуса.

Официант принёс графинчик, бутылку и две конфеты.

– Бутерброды кончились, – проговорил он с фальшивым трагизмом.

Я расплатился. Поднял и тут же опустил стакан. Руки тряслись, как у эпилептика. Старухи брезгливо меня рассматривали. Я попытался улыбнуться:

– Взгляните на меня с любовью!

Старухи вздрогнули и пересели. Я услышал невнятные критические междометия.

Чёрт с ними, думаю. Обхватил стакан двумя руками, выпил. Потом с шуршанием развернул конфету.

Стало немного легче. Зарождался обманчивый душевный подъём. Я сунул бутылку пива в карман. Затем поднялся, чуть не опрокинув стул. Вернее, дюралевое кресло. Старухи продолжали испуганно меня разглядывать.

Я вышел на площадь. Ограда сквера была завешена покоробившимися фанерными щитами. Диаграммы сулили в недалёком будущем горы мяса, шерсти, яиц и прочих интимностей.

Мужчины курили возле автобуса. Женщины шумно рассаживались. Девушка - экскурсовод ела мороженое в тени. Я шагнул к ней:

– Давайте познакомимся.
– Аврора, – сказала она, протягивая липкую руку.
– А я, – говорю, – танкер Дербент.

Девушка не обиделась.

– Над моим именем все смеются. Я привыкла… Что с вами? Вы красный!
– Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я – конституционный демократ.
– Нет, правда, вам худо?
– Пью много… Хотите пива?
– Зачем вы пьёте? – спросила она.

Что я мог ответить?

– Это секрет, – говорю, – маленькая тайна…
– Решили поработать в заповеднике?
– Вот именно.
– Я сразу поняла.
– Разве я похож на филолога?
– Вас провожал Митрофанов. Чрезвычайно эрудированный пушкинист. Вы хорошо его знаете?
– Хорошо, – говорю, – с плохой стороны…
– Как это?
– Не придавайте значения.
– Прочтите Гордина, Щеголева, Цявловскую…  Воспоминания Керн… И какую - нибудь популярную брошюру о вреде алкоголя.
– Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.
– С вами невозможно разговаривать…

Шофёр поглядел в нашу сторону. Экскурсанты расселись.

Аврора доела мороженое, вытерла пальцы.

                                                                                из  повести советско - американского писателя Сергея Довлатова - «Заповедник»