Запустить Ленина в деревню
Был у нас один человек, по фамилии Бендерин. Он был по сельскому хозяйству на все руки: печи клал, полки, сани делал.
... Вот сидит он [Бендерин], смотрит: идут по покосу трое.
А он, этот Бендерин, такой дерзкой был мужик. Кричит им:
- Зачем вы тут шатаетесь? Знаете, почём нынче сено?
И отмахнул их... Подходят близко, один из них и говорит:
- Ах, старичок, как ты ловко ругаешься! Тут Бендерин его и признал:
- Виноват, - говорит, - товарищ Ленин!
Началась зима...
Сидит Ильич в своем доме и спрашивает:
- Нет ли тут в деревне какого печника, чтобы не было у нас дыма?
А там Бендерина знали, что он печник.
- Печник, - говорят, - здесь есть один. И отправились за ним.
Интересно...
Приезжают к нему двое военных на рысаках, входят в дом и спрашивают:
- Ты печник?
А он на печи лежал. Свесил оттуда голову, отвечает:
- Я, - говорит.
- Собирайся, поедем в совхоз! Да...
Значит, Бендерин этот в судорожном состоянии. И говорит своей жене:
- Ну, Катюха, прощай. Больше мы с тобой не увидимся. Наверно, старые мои грубости вспомнил Ленин.
Садится с этими военными, едет в совхоз. Приезжает. Выходит к нему Ильич и говорит ему:
- А я тебя, старичок, припомнил! Это ты, - говорит, - в роще клён резал, а потом в другой раз на покосе пугнул меня?..
Бендерин от страха даже заболел:
- Виноват! - говорит. А Ленин ему:
- Ну, это - ерунда. На покосе ты правильно меня ругнул, а я неправильно делал, что по покосу шёл. А теперь давай с тобой разговаривать, зачем я тебя позвал... У меня к тебе величайшая просьба. Видишь, в каком состоянии я живу. У меня все стены чёрные от дыму. Ты можешь дымоход исправить?
- Могу, - говорит.
Тут требует Бендерин себе глину, требует кирпич и принимается за работу.
Кончил работу, Ильич его поблагодарил, заплатил ему, что нужно, и сажает с собой чай пить.
Вот приезжает потом Бендерин домой на рысаках и говорит важно своей жене:
- Катюха, а я товарищу Ильичу печь поправил и чай с ним пил!
Записано в феврале 1937 года в дер. Горки, Подольского района, Московской области, со слов Алексея Михайловича Шурыгина.
Ленин и Бендерин... (Отрывок)
Источник: «Пишет commentator40»
Очень толковое письмо, фрагмент фильма М. Ромма Ленин в Октябре, 1937
Компромисс восьмой
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(«Советская Эстония». Июнь. 1976 г.)
«МОСКВА. КРЕМЛЬ. Л. И. БРЕЖНЕВУ. ТЕЛЕГРАММА. Дорогой и многоуважаемый Леонид Ильич! Хочу поделиться с Вами радостным событием. В истекшем году мне удалось достичь небывалых трудовых показателей. Я надоила с одной коровы рекордное число молока.
И ещё одно радостное событие произошло в моей жизни. Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом!
Обещаю Вам, Леонид Ильич, впредь трудиться с ещё большим подъёмом.
ЛИНДА ПЕЙПС».
«Эстонская ССР. ПАЙДЕСКИЙ РАЙОН. ЛИНДЕ ПЕЙПС. ТЕЛЕГРАММА. Дорогая Линда Пейпс! Я и мои товарищи от всего сердца благодарят Вас за достигнутые успехи. Самоотверженный труд на благо Родины возвышает человеческую жизнь ощущением причастности к борьбе за достижение коммунистических идеалов.
Разрешите также от души поздравить Вас с незабываемым событием — вступлением в ряды Коммунистической партии. Ведь партия — авангард советского общества, его славный передовой отряд.
ЛЕОНИД БРЕЖНЕВ».
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
У редактора Туронка лопнули штаны на заднице. Они лопнули без напряжения и треска, скорее — разошлись по шву. Таково негативное свойство импортной мягкой фланели.
Около двенадцати Туронок подошёл к стойке учрежденческого бара. Люминесцентная голубизна редакторских кальсон явилась достоянием всех холуев, угодливо пропустивших его без очереди.
Сотрудники начали переглядываться.
Я рассказываю эту историю так подробно в силу двух обстоятельств. Во - первых, любое унижение начальства — большая радость для меня. Второе. Прореха на брюках Туронка имела определённое значение в моей судьбе…
Но вернёмся к эпизоду у стойки.
Сотрудники начали переглядываться. Кто злорадно, кто сочувственно. Злорадствующие — искренне, сочувствующие — лицемерно. И тут, как всегда, появляется главный холуй, бескорыстный и вдохновенный. Холуй этот до того обожает начальство, что путает его с родиной, эпохой, мирозданием…
Короче, появился Эдик Вагин.
В любой газетной редакции есть человек, который не хочет, не может и не должен писать. И не пишет годами. Все к этому привыкли и не удивляются. Тем более что журналисты, подобные Вагину, неизменно утомлены и лихорадочно озабочены. Остряк Шаблинский называл это состояние — «вагинальным»…
Вагин постоянно спешил, здоровался отрывисто и нервно. Сперва я простодушно думал, что он — алкоголик. Есть среди бесчисленных модификаций похмелья и такая разновидность. Этакое мучительное бегство от дневного света. Вибрирующая подвижность беглеца, настигаемого муками совести…
Затем я узнал, что Вагин не пьёт. А если человек не пьёт и не работает — тут есть о чём задуматься.
— Таинственный человек, — говорил я.
— Вагин — стукач, — объяснил мне Быковер, — что в этом таинственного?
… Контора размещалась тогда на улице Пикк. Строго напротив здания Госбезопасности (ул. Пагари, 1). Вагин бывал там ежедневно. Или почти ежедневно. Мы видели из окон, как он переходит улицу.
— У Вагина — сверхурочные! — орал Шаблинский…
Впрочем, мы снова отвлеклись.
… Сотрудники начали переглядываться. Вагин мягко тронул редактора за плечо:
— Шеф… Непорядок в одежде…
И тут редактор сплоховал. Он поспешно схватился обеими руками за ширинку. Вернее… Ну, короче, за это место… Проделал то, что музыканты называют глиссандо. (Лёгкий пробег вдоль клавиатуры.) Убедился, что граница на замке. Побагровел:
— Найдите вашему юмору лучшее применение.
Развернулся и вышел, обдав подчинённых неоновым сиянием исподнего.
Затем состоялся короткий и весьма таинственный диалог.
К обескураженному Вагину подошёл Шаблинский.
— Зря вылез, — сказал он, — так удобнее…
— Кому удобнее? — покосился Вагин.
— Тебе, естественно…
— Что удобнее?
— Да это самое…
— Нет, что удобнее?
— А то…
— Нет, что удобнее? Что удобнее? — раскричался Вагин. — Пусть скажет!
— Иди ты на хер! — помолчав, сказал Шаблинский.
— То - то же! — восторжествовал стукач…
Вагин был заурядный, неловкий стукач без размаха…
Не успел я его пожалеть, как меня вызвал редактор. Я немного встревожился. Только что подготовил материал на двести строк. Называется — «Папа выше солнца». О выставке детских рисунков. Чего ему надо, спрашивается? Да ещё злополучная прореха на штанах. Может, редактор думает, что это я подстроил. Ведь был же подобный случай. Я готовил развёрнутую информацию о выставке декоративных собак. Редактор, любитель животных, приехал на казённой машине — взглянуть. И тут началась гроза. Туронок расстроился и говорит:
— С вами невозможно дело иметь…
— То есть как это?
— Вечно какие - то непредвиденные обстоятельства…
Как будто я — Зевс и нарочно подстроил грозу.
… Захожу в кабинет. Редактор прогуливается между гипсовым Лениным и стереоустановкой «Эстония».
Изображение Ленина — обязательная принадлежность всякого номенклатурного кабинета. Я знал единственное исключение, да и то частичное. У меня был приятель Авдеев. Ответственный секретарь молодёжной газеты. У него был отец, провинциальный актёр из Луганска. Годами играл Ленина в своём драмтеатре. Так Авдеев ловко вышел из положения. Укрепил над столом громадный фотоснимок — папа в роли Ильича. Вроде не придраться — как бы и Ленин, а всё - таки — папа…
…Туронок всё шагал между бюстом и радиолой. Вижу — прореха на месте. Если можно так выразиться… Если у позора существует законное место…
Наконец редактор приступил:
— Знаете, Довлатов, у вас есть перо!
Молчу, от похвалы не розовею…
— Есть умение видеть, подмечать… Будем откровенны, культурный уровень русских журналистов в Эстонии, что называется, оставляет желать лучшего. Темпы идейного роста значительно, я бы сказал, опережают темпы культурного роста. Вспомните минувший актив. Кленский не знает, что такое синоним. Толстиков в передовой, заметьте, указывает: «…Коммунисты фабрики должны в ближайшие месяцы ликвидировать это недопустимое статус - кво…» Репецкий озаглавил сельскохозяйственную передовицу: «Яйца на экспорт!»… Как вам это нравится?
— Несколько интимно…
— Короче. Вы обладаете эрудицией, чувством юмора. У вас оригинальный стиль. Не хватает какой - то внутренней собранности, дисциплины… В общем, пора браться за дело. Выходить, как говорится, на простор большой журналистики. Тут есть одно любопытное соображение. Из Пайдеского района сообщают… Некая Пейпс дала рекордное количество молока…
— Пейпс — это корова?
— Пейпс — это доярка. Более того, депутат республиканского Совета. У неё рекордные показатели. Может быть, двести литров, а может быть, две тысячи… Короче — много. Уточните в райкоме. Мы продумали следующую операцию. Доярка обращается с рапортом к товарищу Брежневу. Товарищ Брежнев ей отвечает, это будет согласовано. Нужно составить письмо товарищу Брежневу. Принять участие в церемониях. Отразить их в печати…
— Это же по сельскохозяйственному отделу.
— Поедете спецкором. Такое задание мы не можем доверить любому. Привычные газетные штампы здесь неуместны. Человечинка нужна, вы понимаете? В общем, надо действовать. Получите командировочные, и с богом… Мы дадим телеграмму в райком… И ещё. Учтите такое соображение. Подводя итоги редакционного конкурса, жюри будет отдавать предпочтение социально значимым материалам.
— То есть?
— То есть материалам, имеющим общественное значение.
— Разве не все газетные материалы имеют общественное значение?
Туронок поглядел на меня с едва заметным раздражением:
— В какой - то мере — да. Но это может проявляться в большей или меньшей степени.
— Говорят, за исполнение роли Ленина платят больше, чем за Отелло?..
— Возможно. И убеждён, что это справедливо. Ведь актёр берёт на себя громадную ответственность…
из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»
