Открытие экрана внутреннего видения означает открытие другого мира, который постоянно рядом, но мы не видим и не замечаем его. Как скромный папа Карло не знал, что за куском тряпки с нарисованным (призрачным!) очагом на стене его каморки спрятана дверь в Волшебную Страну. Естественно, я, дотошный, как Буратино, занялся активными поисками традиционных, научных доказательств тем феноменам, что так активно и неожиданно ворвались в мою судьбу – судьбу обычного человека. И с удивлением узнал, что сотни лабораторий, университетских кафедр, научных институтов и спецслужб самых разных стран активно занимаются разработкой теорий, объясняющих накопившиеся факты ясновидения, телепатии, левитации, телепортации, экстрасенсорики. Об этом иногда писали, да и я тоже кое-что знал. Но потрясающие воображение обывателя явления в моём конкретном случае, то есть в контакте с биокомпьютером, представали всего лишь гранями возможностей какого-то удивительного инструмента, ноуменального непознаваемого мира. Биокомпьютер мог творить чудеса, как говорится, в розницу и оптом, да ещё многое сверх того. Все знаменитые экстрасенсы, ясновидцы, пророки, оказывается, полностью зависят от того, насколько широко откроет им свои неограниченные возможности этот удивительный шедевр тонкоматериальных технологий. В то время я не знал, что степень подключённости биокомпьютера к тем или иным программам напрямую зависит от достижений каждого конкретного человека на пути эволюции в цепи последовательных воплощений на земном плане бытия. И что финиш этой гонки уже близок – его обозначило число, вернее – дата. Дата обыкновенного календаря. Последний день нулевого года, года миллениума, года перемен, – это видимая черта, которая отсекает уходящий мир от нового, нарождающегося мира действительно космической эры человека. Правда, перешагнут этот порог не все. Многим придётся продолжить свой путь по спирали восхождения в прежних условиях, где причинно-следственные зависимости жёстко отрегулированы законами кармы: пожелал близкому беды – жди её в гости сам, вырыл яму другому – оглядись, не роют ли под тебя. Совершил плохой поступок или вынянчил чёрные мысли в голове – не удивляйся, если стало плохим здоровье, побаливает сердце или печень.

– В первых строках Библии читаем слова о том, что сначала были Свет и Тьма. Бог отделил Свет от Тьмы. Мало кто обращает внимание на то, что появляется третья составляющая. Свет, Тьма и нечто промежуточное – отделяющая одно от другого прямая линия. Знаете китайскую пророческую «Книгу перемен», И.Цзин? Гексаграммы по «Книге перемен» имеют два типа линий: одна сплошная, другая разорванная. Разорванная линия обозначает взаимодействие двух пространств: Света и Тьмы. По символике чисел сплошные линии называют «девятками», а прерывистые – «шестёрками». В первом случае закрытые пространства, которые не взаимодействуют между собой, во втором случае происходит взаимодействие пространств, что ведет в итоге к искажению пространства в обеих сферах. Формы искажения, деформации пространства человек обозначил как информацию. Понимаешь, в «Книге перемен» всё внимание уделено объяснению качеств и свойств, которые заложены в серединном состоянии, в разделяющей линии. Если на эту проблему посмотреть немного с другой позиции, то возникает не что иное, как технология книжной магии. Если развернуть эту линию, то получается плоскость. Эта плоскость имитируется в различных материалах, на которых человек что-то записывает, включая компьютерные дискеты. Другими словами, первое появление информации связано с появлением Света и Тьмы. Существует определённая форма искажения в пространстве Света и в пространстве Тьмы. И существует информация, которая возникла как продукт взаимодействия Света и Тьмы, именно в серединном состоянии. Вообще такое серединное пространство ещё называется тибетским словом Бардо – промежуточное пространство, где находится, по данным, приведенным в «Апокрифах древних христиан», «пять деревьев в раю, которые неподвижны и летом и зимой, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти». – Имеются в виду структуры, – свои объяснения он, как правило, сопровождал рисунками, – первая, вторая и так далее, хотя для обозначения структур серединного пространства используют шесть линий. Но ориентироваться нужно не на линии, а на пространства между ними. В зависимости от того, как происходят разрывы между пространствами в этой серединной части, зависят проявления различной информации. Рассмотрим более упрощённый вариант. Пространство Света, где мы с тобой находимся, – это астрологическое пространство, то есть пространство Бога Сына. Не астрологическое – нематериальное, ангельское пространство – это мир Бога Отца. Промежуточное – это мир Святого Духа. Информация может быть как пространство, искажённое в сторону Света, то есть материального мира, или в сторону Тьмы, то есть нематериального мира. – Таким образом, – резюмировал он, – есть три вида информации: нематериального мира, материального мира и промежуточного Бардо-мира. Далее шла технология, как оказалось впоследствии, весьма близкая к тому, что довелось мне познать на личном опыте. – Срединная бардовая информация (идея) воплощается сначала слева, как некая виртуальная реальность, как проект (нематериальное пространство), и затем поступает для исполнения вправо, в материальное пространство. Точно так же, как чертёж, поступив в цех завода, обретает форму и функциональные свойства изделия.

Всё началось во время сна. Мне показалось, что какая-то неведомая сила вдруг выдернула меня из себя и швырнула во тьму. И тьма подхватила, закружила и понесла не то вниз, не то вверх по спирали, всё быстрее и быстрее, пока вдруг не выкинула на твёрдую каменистую почву. С трудом поднялся, усилием воли смиряя пронзившую тело боль, и огляделся. Место, куда меня выбросило неведомой силой, было пронизано зыбким, как в хрустальном шаре, светом. Я не мог видеть ничего вокруг из-за клубящихся, подвижных комьев тумана, которые полыхали внизу, под ногами, и сбоку, и всюду, куда я пытался смотреть. Нетерпение и досада одновременно овладели мной. И хотя эти ощущения не успели оформиться в мысль, их словно вырвало вовне и направило туда, куда был устремлён взгляд. Многократно усиленные каким-то сопряжённым с ними и внезапно обретённым могуществом, они ударили в туман упругой физически ощутимой волной, и туман впереди заколыхался, пришёл в движение и стал таять. Я едва успел отпрянуть, опалённый жаром бесконечного пламени. Всё пространство было заполнено огнём, который вздымался и падал оранжевым туманом в алом свете, вскидывая похожие на плюмажики снопы искр. Мерцая, и тая, и вновь возрождаясь в извивах и выплесках плазмы, колебания пламенных языков рождали тонические вибрации, сливавшиеся в музыку огненных узоров. Всё впереди было соткано из звука и цвета, яростного, как изливы огненных рек при извержении, и тонкого, как паутинка в осеннем лесу. Голубое, зелёное, жёлтое, коричневое и розовое – всё играло, переливалось, трепетало, перемежаясь ослепительными вспышками и чёрными проблесками лавового поля. Это была музыка Бытия, которая выгибала в танце самовыражения плоть мироздания. Звуки взлетали на языках пламени и падали вниз, сливаясь в падениях и взлётах то в тихий ропот миллиардов не ведающих цели своего рождения огненных существ, то в грозный рёв взбешённой плазмы, то в грустную песню созвездий, перекликающихся на распятиях пространств и времён. Человек, который был Я и не Я одновременно и которого лучше называть «он», отступил на шаг и едва устоял на расстоянии вытянутой руки от края гигантского волчка смерча. В его утробе слышались какие-то всхлипы и голоса, мелькали неясные силуэты, обломки уничтожаемой реальности, глыбы льда, толщи воды. Хлестали разряды молний, пронизывая тьму и на мгновение заглушая рёв развёрстой бездны.
Мир кончился. Его больше не было. Осталось лишь то, что лежало посреди безвестного и неведомого, – освобождённое безумие по имени Хаос. Он осторожно попятился, и бездну затянул туман. Снова открылась однообразная, покрытая мелким камнем поверхность. Она простиралась настолько далеко, насколько могли видеть в этом мире глаза, то есть почти в бесконечность. Каким-то неясным чувством он угадал, что если бы всё-таки решился идти по этим камням наперекор представшей ему картине, сквозь неровный сумеречный свет, то ему не хватило бы вечности достигнуть края унылого однообразия, потому что именно из вечности и было сотворено каменистое плато. Он повернулся. Туман сзади ещё не рассеялся, а только отступил немного, обнажая те же неровные камни и равнину. Ужас оказаться среди однообразной бесконечности пересилил страх и принудил броситься в отступающие клубящиеся волны, пока они вновь не охватили его со всех сторон. Теперь он понял: надо быть осторожным, этот мир слишком отзывчив на любое движение его души, любое желание, на все силы, таящиеся в глубинах его сущности. Туман был опасен. В любое мгновение он мог подвести под ноги бездонную пропасть или зыбь болота. В нём оставалась возможность выбора, которого бы не было, если бы он исчез. Человек, в которого переместилось моё Я, знал это почти наверняка, поскольку не раз оказывался на плато прежде, так как именно это место и было началом его пути, конца которого он не ведал. Нащупывая ногой почву, он осторожно тронулся вперёд, хотя бессмысленно стараться угадать направление в том, что окружало его. Пространство и время в этом мире имели иные свойства, которые невозможно было определять привычными геометрическими и физическими понятиями. Здесь вперёд – значит пройти по невидимым, скрученным в спиралевидные тугие жгуты координатам времени в какую-то иную реальность, куда его каждый раз безотчётно влекло. Он не торопился, нащупывал ногой путь, прежде чем перенести тяжесть тела, а потому едва продвигался. Но дальность передвижения не заботила странника.
Каким-то глубинным, изначальным знанием, которое здесь, в межмировом пространстве, всё-таки можно было обозначить словом «интуиция», он понимал, что в его передвижении определяющим было не расстояние, а направление. Один неверный шаг – и он пропал бы в нескончаемых пространствах Вселенной. И потому, прежде чем сделать этот шаг, надо было вслушаться в пронизывающие его мозг шумы и звуки и, доверившись призыву одних, отринуть другие. Один раз под ногой что-то шевельнулось, ожило и стало выдираться с глухим рёвом из камня. Он не знал, что это было. Угадывал только его громадность и зловещность. Но испугаться и отступить было бы так же опасно, как и двинуться безрассудно вперёд. Приказав мозгу выделить в кровь один из самых активных регуляторов нервного возбуждения – ацетилхолин, с тем чтобы понизить кровяное давление и замедлить сокращения сердечной мышцы, странник не позволил даже капле страха просочиться в сердце, усилием ума остановив уже начавшееся выделение из надпочечников адреналина. Умение подчинять внутренние процессы велениям воли спасло его. Возникающее из камня существо успокоилось, затихло и снова втянулось в неподвижную каменистую поверхность, простирающуюся во внешний мир, но истекающую из внутреннего мира. Ни к одному из них странник теперь не принадлежал. Надо было решить, чему довериться – голосу страха или интуиции. Впереди была опасность, однако опасность, которую усилием воли можно было усмирить, что по крайней мере один раз удалось сделать.
Неизвестность ожидала в любом другом направлении. Окажется ли она благосклонной или враждебной – предугадать было невозможно. Даже голоса, которые пронизывали его, были слишком многочисленны и слишком невнятны, чтобы их понять. Но один, который вдруг показался знакомым, с призывной интонацией звучал именно с того едва не поглотившего его места, перед которым находился он теперь. И выбор был сделан. Странник ступил на оживший камень и, отбросив недавнюю осторожность, бегом бросился в туман. Поверхность под ним снова шевельнулась, но не настолько, чтобы сбить с ног, – лёгкое землетрясение, силой в три-четыре балла. Теперь уже точно нельзя было задерживаться и на мгновение. Напрягая силы, но стараясь сохранять внутреннее спокойствие, он бежал в неведомое по судорожно вздрагивающему, пытающемуся воплотиться во что-то камню, сквозь туман мирозданий, времён и пространств – вперёд или назад, вверх или вниз, в прошлое или будущее, куда-то... Странник сделал ещё несколько больших прыжков и увидел звавшего его. В разорванных клочьях тумана обозначилась фигура человека, похожего на призрак, со странно вывернутой, видимо, повреждённой шеей, в изодранной, испачканной кровью хламиде. Его длинные спутанные волосы и борода тряслись от нескончаемого тика. Но горящие ненавистью глаза неотрывно смотрели на пришельца.
– Стой, где стоишь! – Всепоглощающая ненависть в голосе преградившего путь и вскинутая навстречу рука заставили повиноваться, хотя камни всё ещё вздрагивали, как живые. Внезапным конвульсивным движением полупризрак перечеркнул рукой пространство каким-то особым знаком, и всё забурлило, заклубилось вокруг. У самого лица странника раздались удары могучих крыльев. Не размышляя, автоматически, словно знание, побудившее его действовать, было заложено в нём на уровне инстинкта, он приказал тени своего тела уйти в свет и стать прозрачной. Мгновение спустя когти чудовища пронеслись сквозь него, не причинив вреда.
– Как тебе это удалось? – с хриплым надсадным напряжением в голосе спросил призрак. – Ты создал в Бардо Идама? – Не давайте того, что свято, собакам, чтобы они не бросили это в навоз.
Не бросайте жемчуга свиньям, – уклончивым эзотерическим языком ответил странник и строго спросил: – Кто ты и почему преградил мне путь?
Человек в хламиде хрипло и надсадно засмеялся: – Кто я? И это ты спрашиваешь меня об этом? Ты?! Звук его вопля разогнал туман, и стало заметнее его лицо. Оно казалось каким-то зыбким, нереальным, словно наскоро слепленным из клубящихся вокруг грязных клочьев. Но глаза были настоящие, и они горели подлинным огнём жизни.
– Что я сделал тебе? – снова спросил странник. – Боже, всегда одно и то же! – с горьким сарказмом отозвался преградивший путь, и странная кривая шея его уродливо закачалась, а лицо свела судорога. – Ты не помнишь, ты не знаешь... Какое это счастье – всё забыть. Но мне такое счастье не даровано. Он опять поднял руку и сделал какой-то знак.
Тупая гипнотизирующая боль возникла у странника в мозгу, и тело словно налилось свинцом. Он ощутил, что чужая воля проникла в него и пытается разъять, растащить клетки мозга. Надо было подавить гнев и найти в душе равновесие между раздражением и действием, установить непроницаемую стену спокойствия и попытаться вытеснить из себя враждебную силу, слишком опасную в этом пространстве грёз. Но, кажется, на этот раз он опоздал. Центробежные силы ускорили своё движение и вовлекли в свой опасный водоворот голограммы жизни, нанизанные на протеиновые струны нейронов мозга. Это усилило неизменяемую неопределённость реальности и развернуло потенцию нового обстоятельства в сторону от Внутреннего Потенциала. Уже последним судорожным усилием он удержал в разрушаемом сознании мысль, поднявшуюся из глубины его сущности: «Надо сделать двоих одним, внутреннюю сторону как внешнюю, а внешнюю как внутреннюю и верхнюю сторону как нижнюю, мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, сделать глаз вместо глаза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, тогда свет, который внутри, покажет дорогу Идаму».
Странник успел проявить внутреннее согласие с этим неведомо откуда возникшим убеждением, и проявленная реальность распалась. Его словно вынесло мощной силой воли из смерти в рождение, в тот мир, где мысль ищет плоть своего воплощения. Его ослепили сияющие живые краски, излучавшие сочувствие и любовь. Всё вокруг было наполнено желанием помочь и защитить – все переливы света и звука, все пронизывающие пространство желания устремились навстречу его испугу и мольбе. За ничтожное мгновение он вновь восстановил центростремительные силы личного Потенциала и приступил к созиданию новой Проявленной Реальности. Удовлетворённо наблюдавший за распадом телесных форм странника, его таинственный враг изумлённо вскинул брови, увидев, как из беспорядочного мельтешения разъятых волшебством энергий вдруг всплыли и зависли чётким геометрическим четырёхугольником странные сущности – трёхглавый дракон с коронами, усыпанными драгоценными камнями, два больших шара – красный и оранжевый, Всевидящий глаз. Дракон неодобрительно посмотрел на человека в хламиде и отвернулся. Из пасти его центральной головы вырвался ровный голубой луч и упёрся своим концом в то место, где только что стоял странник. Такие же лучи испустили из себя шары и глаз. Образовалась перевёрнутая пирамида, упирающаяся своим концом в хаотичные всплески угасающей энергии. И вдруг в пересечении лучей возник странный силуэт двухголового человека, одна его голова была женской, другая мужской. Мощные мускулы излучали неведомую Земле силу.
Это был бог, которого называют: Первый в роду. Он потянулся, словно проверяя надёжность нового тела, и грозно посмотрел на того, кто стал причиной его неожиданных трансмутаций. Дракон, шары и глаз уменьшились, втянулись во вновь материализовавшееся тело. – Мне следовало это предвидеть! – с отчаянием крикнул своему ожившему противнику человек с кривой шеей. – Дракон, Солнце, Юпитер и Всевидящий глаз! С таким покровительством ты можешь позволить себе быть бесстрашным. Да, я не так могуществен, как ты, – с горечью продолжал противник. – Но у меня есть ненависть, которой нет у тебя. Я могу ждать тысячи и тысячи лет, пока ты не совершишь ошибку. Интонация, с которой были произнесены слова, и выражение лица человека в хламиде вновь показались знакомыми страннику, который стал богом, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось в нём.
– Ты многому научился, если сумел пройти проклятое место и остаться живым. – Хриплый голос выразил восхищение и горечь одновременно. – Но лучше б ты сгинул здесь, – с новой силой ярости выкрикнул он. – Потому что я ещё придумаю что-нибудь позатейливее, и тогда твоя душа испытает те же муки, что и моя. Ярость и ненависть настолько исказили лицо преградившего путь, что казалось непонятным, почему он до сих пор не бросился на бога. На всякий случай тот приготовился вздыбить перед собой пространство, хотя и понимал, насколько это было опасно для него самого. Но так же внезапно странный человек успокоился, и только глаза его по-прежнему горели ненавистью.
– Почему ты напал на меня? – Я скажу, скажу тебе, раз уж ты спросил. Из-за тебя я без малого две тысячи лет блуждаю в пространстве Грёз только с одной целью, только с одной мыслью – отплатить тебе за свои муки. Я буду вечно поджидать тебя и заводить на самые гиблые места. Там, где ты стоишь, уже лилась кровь. Тут погиб не один самонадеянный чародей. Это пространство знает вкус крови и алчет её. Если б не твоё проклятое искусство, в котором ты, должен признать, достиг впечатляющих успехов, твой путь навсегда оборвался бы здесь, а я завладел бы твоим земным телом, пройдя по резонансной волне назад. Но у нас ещё есть время – у тебя и у меня. Ты всё равно ничего не сможешь изменить там, куда идёшь. И муки твои будут напрасны. О, как тяжела ноша моей ненависти к тебе!
– – Я так и не понял, за что ты ненавидишь меня, – с искренним сожалением произнёс бог. – Но теперь не мешай. Я должен найти свою дорогу.