Лёгкая перебранка перед  Showdown (ом)

Карты на руках - простой сюжет,
Короли, тузы, козырных нет,
Бровью повела мадонна треф,
Можно бы сыграть: кумир мой - блеф.

Счастье на кону, а может жизнь,
Сердце тормошу: давай, держись!
Маска торжества - поверил кто?
Мне нужны слова, запутать чтоб.

Не сорву сейчас огромный куш,
Небо позовёт в безумство душ,
Говорят там Рай, ну что вы! Бред!
Надо мне ходить... Дала обет.

                                                              Карты на руках
                                                 Автор: Валюша Александрова

Гимн США в фильме "Кудряшка Сью" (1991)

Впереди шли три чёрта. Они выглядели чуть крупнее и темнее остальных, и гульфики у них были ярче, с отливом в желтизну.

Один из них – тот, что в центре – держал нечто похожее на римский военный штандарт: тёмный шест, увенчанный светящимся кольцом с треугольником внутри. Треугольник был повернут вершиной вниз, из - за чего знак казался отдалённо похожим на косоглазый лик этих существ.

Кажется, это был оккультный или масонский символ – где - то я подобное видел. Только здесь он был необычно окрашен: кольцо светилось зелёным, а треугольник внутри – розовым. Вокруг кольца мерцали какие - то огоньки, похожие на письмена, но лишь только я попытался разглядеть их, как увидел на их месте латинские буквы:

SAFE SPACE

А затем вместо них появились русские слова:

МИРНЫЙ КОСМОС

Мало того, пока я моргал, русская надпись переменилась на «БЕЗОПАСНЫЙ КОСМОС», уменьшившись при этом в размерах.

Однако самое поразительное свойство штандарта, Елизавета Петровна, заключалось в другом.

От светящегося знака исходила власть. И не в переносном смысле, а в самом прямом – я, как только ощутил её, сразу понял, чего именно пытались достичь древние земные вожди, предписывая носить подобные изображения перед процессиями и войсками.

Вы спросите, какого рода власть? Это была власть над умом и душой, непосредственно ощутимая и несомненная. Она, если я могу так выразиться, сама доказывала свою состоятельность и не оставляла никакого места для сомнений. Проникшая в мою голову сила была настолько уверена в себе, что даже не подавляла мою волю.

При одном взгляде на штандарт становилось ясно: стоящее за ним могущество безмерно, и все, кто решится пойти против него, обречены. А покорным и послушным были обещаны безопасность и мир… Переживание было настолько отчётливым, что не нуждалось ни в каких дальнейших аргументах. Всё было ясно без слов.

Что интересно, угроза исходила от внешнего зелёного кольца, а обещание мира – от перевёрнутого розового треугольника внутри. Так, во всяком случае, показалось мне вначале, но вскоре я перестал различать подобные тонкости.

Встав перед круглыми воротами, чёрт со штандартом поднял его и ударил шестом в землю. Что - то горячее колыхнулось в моём мозгу, и мне всей душой захотелось услужить этим зелёным чертям хоть чем - нибудь, а если не выйдет – то хотя бы не вызвать их неудовольствия.

А затем из ворот появились трое людей со стульями в руках. Выглядели они довольно странно.

Все они были средних лет, с выбритыми лицами, коротко и как бы по - детски стриженные. Они носили такие же жёлтые очки, как и мы все, а одеты были в просторные серо - зелёные пижамы, покрытые как бы многослойными пятнами грязи. Приглядевшись, можно было увидеть, что пятна состоят из множества цветных квадратиков – видимо, чтобы наблюдатель понял, что это не настоящая грязь, а с большим искусством созданная видимость.

Я подумал, что наши нигилисты часто пытались перенять вид низших сословий, не гнушаясь самых постыдных печатей бедности и порока, но до такого самоуничижения, кажется, не доходил никто… Потом что - то повернулось у меня в голове, и я догадался, что вижу военных в форме. Но погонов или эполетов на них не было, только у одного на груди, словно ценник на кукле, висела бирка с двумя звёздами.

– Здравствуйте, господа, – сказал военный с двумя звёздами. – Я Николас Крофт, задний адмирал. Стратегическое командование.
– Дэвид Берч, профессор, – представился военный без знаков различия. – Массачусетский институт технологии.
– Аарон Димкин, полковник, – сказал другой военный без знаков различия. – Центральное разведывательное управление. Можно просто Дима. Ну или просто Димкин, хе - хе…

Он говорил по - русски, и я понял, что двое перед ним представились по - английски – но я каким-то образом услышал их по - русски. Видимо, эти жёлтые наушники переводили вообще любую речь, и делали это с огромной скоростью.

Визитёры поставили свои стулья в линию недалёко от нашего стола, сели на них – и некоторое время нас изучали.

– Ну что, герр Капустин, попали? – спросил Димкин всё так же по - русски – вполне, как мне показалось, дружелюбно.
– И вы попадёте, Дима, – ответил Капустин. – Не сомневайтесь. Даже эта хусспа не поможет.

По его кивку я догадался, что так он назвал грозный знак власти (а может быть, сам её источник) в руках у чёрта, стоявшего перед воротами.

– Сразу предупреждаю, – продолжал Капустин, – допрашивать, пытать, обкалывать наркотиками, сканировать или зондировать нас бесполезно. У нас полная гипноблокировка. Тут же всё забудем. Не сможем поддержать разговор.
– Знаем - знаем, – кивнул Димкин. – Блокировка у вас и у Пугачёва. Но у вашего техника её нет. Этого нам вполне достаточно. Мы его за час или два дочитаем, и решим, что делать дальше.

На лице Капустина мелькнуло что - то среднее между досадой и омерзением.

– И мы даже знаем, почему он без блокировки, – продолжал Димкин. – Это у вас на совещании решили – если вы всё забудете, то блокировку можно будет снять потом, а вот если всё забудет техник, назад вы уже не вернётесь.
– Хорошо работаете, – сказал Капустин.
– Вы тоже неплохо. Решили, значит, послать зелёных человечков в прошлое?
– Уж насчет зелёных человечков я бы помолчал, – ответил Капустин. – Мы хорошо знаем, что эти человечки проделывают с каждым вашим президентом, когда его первый раз пускают в Овальный кабинет.
– А что с ним делают? – неожиданно для себя самого спросил я, и военные поглядели на меня с таким изумлением, словно голос подал комод или лавка.
– А то самое, – ответил Капустин. – Связывают его своей наномассой – ноги к стулу, руки к столу, это у них процедура безопасности такая. Потом лезут в голову своими жёлтыми щупальцами и всё там меняют. А народ удивляется – почему такие хорошие и разные люди, как только их выберут, делают всегда одно и то же.
– Да, – сказал Крофт. – За свободу приходится платить. И цена часто бывает высокой. А вы платите ещё более высокую цену за своё рабство.

Капустин покосился на меня – как мне показалось, смущённо.

– Почему же рабство? – спросил он.
– Потому что ваша страна, – ответил Крофт, тоже почему-то поглядев на меня, – это феодально - полицейское государство, управляемое уродливо разросшимся жандармским аппаратом, пытающимся ввергнуть мир в нестабильность.

Капустин даже покраснел от негодования.

– Это у нас жандармский аппарат разросшийся, да? От нас нестабильность? У вас самих сколько человек в разведке и госбезопасности работает? Забыли? А я скажу. В Америке одних только гэбэшных контор с разными вывесками – тысяча триста штук! Частных компаний, которые под ними – две тысячи! Миллион человек работает в вашей гэбухе. Миллион! И это только по открытым источникам. И чем они все занимаются? Защищают права пидарасов в Саудовской Аравии?
– В том числе, – с достоинством ответил Крофт.

Капустин негодующе потряс головой.

– Нет, извините. Плохо защищаете. Мы сможем лучше.
– А у ваших собственных геев, значит, проблем нет?
– Не знаю, – ответил Капустин. – С пидарасами не общаюсь.
– Неправда, – сказал Димкин. – Забыли про своего брокера?
– Про кого? – Капустин наморщился. – А, вы про этого… Работаете хорошо, признаю. Даже такие мелочи знаете…

Разговор в подобном духе продолжался ещё несколько минут, и чем дольше он шёл, тем меньше я понимал его суть. У меня сложилось чувство, что эти господа не первый год друг друга знают и такая перебранка у них обычное дело.

Мне, признаться, нравилась спокойная невозмутимость американских военных. Было в них что - то римское, неторопливо - величественное и рассудительное. Словно бы они слушали аргументы послов какого - то варварского племени, отвечая на некоторые из них словами, а на другие – просто брезгливым движением брови. За этим, несомненно, стояла настоящая сила. Но сердцем, конечно, я болел за наших.

Капустин чувствовал это – и время от времени обращал свои язвительные ремарки ко мне ...

                                                      из романа Виктора Пелевина  - «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»