Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Мыслью по древу


Мыслью по древу

Сообщений 241 страница 250 из 273

241

Лёгкая перебранка перед  Showdown (ом)

Карты на руках - простой сюжет,
Короли, тузы, козырных нет,
Бровью повела мадонна треф,
Можно бы сыграть: кумир мой - блеф.

Счастье на кону, а может жизнь,
Сердце тормошу: давай, держись!
Маска торжества - поверил кто?
Мне нужны слова, запутать чтоб.

Не сорву сейчас огромный куш,
Небо позовёт в безумство душ,
Говорят там Рай, ну что вы! Бред!
Надо мне ходить... Дала обет.

                                                              Карты на руках
                                                 Автор: Валюша Александрова

Гимн США в фильме "Кудряшка Сью" (1991)

Впереди шли три чёрта. Они выглядели чуть крупнее и темнее остальных, и гульфики у них были ярче, с отливом в желтизну.

Один из них – тот, что в центре – держал нечто похожее на римский военный штандарт: тёмный шест, увенчанный светящимся кольцом с треугольником внутри. Треугольник был повернут вершиной вниз, из - за чего знак казался отдалённо похожим на косоглазый лик этих существ.

Кажется, это был оккультный или масонский символ – где - то я подобное видел. Только здесь он был необычно окрашен: кольцо светилось зелёным, а треугольник внутри – розовым. Вокруг кольца мерцали какие - то огоньки, похожие на письмена, но лишь только я попытался разглядеть их, как увидел на их месте латинские буквы:

SAFE SPACE

А затем вместо них появились русские слова:

МИРНЫЙ КОСМОС

Мало того, пока я моргал, русская надпись переменилась на «БЕЗОПАСНЫЙ КОСМОС», уменьшившись при этом в размерах.

Однако самое поразительное свойство штандарта, Елизавета Петровна, заключалось в другом.

От светящегося знака исходила власть. И не в переносном смысле, а в самом прямом – я, как только ощутил её, сразу понял, чего именно пытались достичь древние земные вожди, предписывая носить подобные изображения перед процессиями и войсками.

Вы спросите, какого рода власть? Это была власть над умом и душой, непосредственно ощутимая и несомненная. Она, если я могу так выразиться, сама доказывала свою состоятельность и не оставляла никакого места для сомнений. Проникшая в мою голову сила была настолько уверена в себе, что даже не подавляла мою волю.

При одном взгляде на штандарт становилось ясно: стоящее за ним могущество безмерно, и все, кто решится пойти против него, обречены. А покорным и послушным были обещаны безопасность и мир… Переживание было настолько отчётливым, что не нуждалось ни в каких дальнейших аргументах. Всё было ясно без слов.

Что интересно, угроза исходила от внешнего зелёного кольца, а обещание мира – от перевёрнутого розового треугольника внутри. Так, во всяком случае, показалось мне вначале, но вскоре я перестал различать подобные тонкости.

Встав перед круглыми воротами, чёрт со штандартом поднял его и ударил шестом в землю. Что - то горячее колыхнулось в моём мозгу, и мне всей душой захотелось услужить этим зелёным чертям хоть чем - нибудь, а если не выйдет – то хотя бы не вызвать их неудовольствия.

А затем из ворот появились трое людей со стульями в руках. Выглядели они довольно странно.

Все они были средних лет, с выбритыми лицами, коротко и как бы по - детски стриженные. Они носили такие же жёлтые очки, как и мы все, а одеты были в просторные серо - зелёные пижамы, покрытые как бы многослойными пятнами грязи. Приглядевшись, можно было увидеть, что пятна состоят из множества цветных квадратиков – видимо, чтобы наблюдатель понял, что это не настоящая грязь, а с большим искусством созданная видимость.

Я подумал, что наши нигилисты часто пытались перенять вид низших сословий, не гнушаясь самых постыдных печатей бедности и порока, но до такого самоуничижения, кажется, не доходил никто… Потом что - то повернулось у меня в голове, и я догадался, что вижу военных в форме. Но погонов или эполетов на них не было, только у одного на груди, словно ценник на кукле, висела бирка с двумя звёздами.

– Здравствуйте, господа, – сказал военный с двумя звёздами. – Я Николас Крофт, задний адмирал. Стратегическое командование.
– Дэвид Берч, профессор, – представился военный без знаков различия. – Массачусетский институт технологии.
– Аарон Димкин, полковник, – сказал другой военный без знаков различия. – Центральное разведывательное управление. Можно просто Дима. Ну или просто Димкин, хе - хе…

Он говорил по - русски, и я понял, что двое перед ним представились по - английски – но я каким-то образом услышал их по - русски. Видимо, эти жёлтые наушники переводили вообще любую речь, и делали это с огромной скоростью.

Визитёры поставили свои стулья в линию недалёко от нашего стола, сели на них – и некоторое время нас изучали.

– Ну что, герр Капустин, попали? – спросил Димкин всё так же по - русски – вполне, как мне показалось, дружелюбно.
– И вы попадёте, Дима, – ответил Капустин. – Не сомневайтесь. Даже эта хусспа не поможет.

По его кивку я догадался, что так он назвал грозный знак власти (а может быть, сам её источник) в руках у чёрта, стоявшего перед воротами.

– Сразу предупреждаю, – продолжал Капустин, – допрашивать, пытать, обкалывать наркотиками, сканировать или зондировать нас бесполезно. У нас полная гипноблокировка. Тут же всё забудем. Не сможем поддержать разговор.
– Знаем - знаем, – кивнул Димкин. – Блокировка у вас и у Пугачёва. Но у вашего техника её нет. Этого нам вполне достаточно. Мы его за час или два дочитаем, и решим, что делать дальше.

На лице Капустина мелькнуло что - то среднее между досадой и омерзением.

– И мы даже знаем, почему он без блокировки, – продолжал Димкин. – Это у вас на совещании решили – если вы всё забудете, то блокировку можно будет снять потом, а вот если всё забудет техник, назад вы уже не вернётесь.
– Хорошо работаете, – сказал Капустин.
– Вы тоже неплохо. Решили, значит, послать зелёных человечков в прошлое?
– Уж насчет зелёных человечков я бы помолчал, – ответил Капустин. – Мы хорошо знаем, что эти человечки проделывают с каждым вашим президентом, когда его первый раз пускают в Овальный кабинет.
– А что с ним делают? – неожиданно для себя самого спросил я, и военные поглядели на меня с таким изумлением, словно голос подал комод или лавка.
– А то самое, – ответил Капустин. – Связывают его своей наномассой – ноги к стулу, руки к столу, это у них процедура безопасности такая. Потом лезут в голову своими жёлтыми щупальцами и всё там меняют. А народ удивляется – почему такие хорошие и разные люди, как только их выберут, делают всегда одно и то же.
– Да, – сказал Крофт. – За свободу приходится платить. И цена часто бывает высокой. А вы платите ещё более высокую цену за своё рабство.

Капустин покосился на меня – как мне показалось, смущённо.

– Почему же рабство? – спросил он.
– Потому что ваша страна, – ответил Крофт, тоже почему-то поглядев на меня, – это феодально - полицейское государство, управляемое уродливо разросшимся жандармским аппаратом, пытающимся ввергнуть мир в нестабильность.

Капустин даже покраснел от негодования.

– Это у нас жандармский аппарат разросшийся, да? От нас нестабильность? У вас самих сколько человек в разведке и госбезопасности работает? Забыли? А я скажу. В Америке одних только гэбэшных контор с разными вывесками – тысяча триста штук! Частных компаний, которые под ними – две тысячи! Миллион человек работает в вашей гэбухе. Миллион! И это только по открытым источникам. И чем они все занимаются? Защищают права пидарасов в Саудовской Аравии?
– В том числе, – с достоинством ответил Крофт.

Капустин негодующе потряс головой.

– Нет, извините. Плохо защищаете. Мы сможем лучше.
– А у ваших собственных геев, значит, проблем нет?
– Не знаю, – ответил Капустин. – С пидарасами не общаюсь.
– Неправда, – сказал Димкин. – Забыли про своего брокера?
– Про кого? – Капустин наморщился. – А, вы про этого… Работаете хорошо, признаю. Даже такие мелочи знаете…

Разговор в подобном духе продолжался ещё несколько минут, и чем дольше он шёл, тем меньше я понимал его суть. У меня сложилось чувство, что эти господа не первый год друг друга знают и такая перебранка у них обычное дело.

Мне, признаться, нравилась спокойная невозмутимость американских военных. Было в них что - то римское, неторопливо - величественное и рассудительное. Словно бы они слушали аргументы послов какого - то варварского племени, отвечая на некоторые из них словами, а на другие – просто брезгливым движением брови. За этим, несомненно, стояла настоящая сила. Но сердцем, конечно, я болел за наших.

Капустин чувствовал это – и время от времени обращал свои язвительные ремарки ко мне ...

                                                      из романа Виктора Пелевина  - «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»

Мыслею по древу ..

0

242

Приснился Богу смешной мир

Я твой ночной кошмар,
Не приступай ко сну!
Я твой ночной кошмар,
И я тебя найду!

В тени твоей души,
Там, где не виден свет,
В покровах темноты,
Я страх несу тебе.

Те голоса во мгле,
Мечта, что умерла,
Я - твой кошмар в ночи,
Пришёл забрать тебя.

Глаза закрыв во тьме,
И слыша сердца стук,
За гранью тишины,
Я в сон к тебе зайду.

От боли не уйти,
Желаний больше нет,
Я твой кошмар в ночи,
Теперь ты мой навек.

                                             Ночной кошмар
                              Источник: Стихи Дмитрия Самсонова.

Улыбка -- Русский трейлер (Озвучка) -- Фильм 2022

Как - то раз я устроился во дворе с бумагой и ручкой – и просто глядел в пространство, или любовался деревьями, их пышными кронами и размышлял, что в них, наверное, живут разные птицы. Вдруг у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают, – и действительно, я увидел соседа; тот, видно, только что отвернулся от бреши в изгороди. Худой человек с узким болезненным лицом и тяжёлым подбородком. На вид ему было лет семьдесят.

Он показался мне смутно знакомым, как это часто бывает с пожилыми людьми.

В тот вечер, после ужина позвонив жене, я рассказал, что видел соседа. Я уже выпил бокал - другой вина и, видимо, на меня нашло философское настроение. Я сказал: как странно, что младенцы часто похожи друг на друга, старики – тоже. В случае с младенцами, рассуждал я, жизнь ещё не имела возможности поставить на них знаки отличия, а у очень старых людей годы стёрли большую часть отличительных черт.

– Кажется, что время уничтожает различия, – сказал я с пафосом, – вновь делая всех стариков похожими друг на друга. Как холмы, что когда - то были хребтами высоких гор.
– Хм! – только и сказала моя жена.

Однажды утром, чтобы не писать свой авторский минимум, я даже снизошёл до того, чтобы выдернуть несколько сорняков из клумбы на заднем дворе. Я случайно поднял глаза и увидел, что сосед стоит рядом с брешью в живой изгороди и смотрит на меня. Солнце было прямо за ним, и его тонкие белые волосы отливали золотом. Нас разделяло три или четыре фута, и мы уже не могли не заговорить друг с другом.

– Доброе утро, – сказал я, пожал ему руку через брешь и представился.

Рука его была костлявая, но рукопожатие достаточно сильное.

– Очень приятно, – сказал он. – Меня зовут Вандерлинден. Томас Вандерлинден. – У него был мягкий тенор и невероятно живые глаза, заставлявшие поверить, что в оболочке старика может скрываться человек гораздо моложе. Он спросил меня, как я нахожу этот дом. Я ответил, что мне действительно очень нравится всё – кроме подвала. И с некоторой иронией рассказал ему о своём ночном кошмаре.

У меня создалось впечатление, что мой рассказ его не заинтересовал.

– Да - да, – сказал я, – я знаю, что большинство людей не придаёт значения снам.
– Всё в порядке, – сказал он. – Вам случайно не доводилось читать труды Воцифера О'Хиггинса?

Я засмеялся.

– Нет, я уверен, что запомнил бы человека с таким потусторонним именем.

Он оставался серьёзен.

– Немногие читали О'Хиггинса, – сказал он, – потому что его книги не печатали уже триста лет.

У меня возникло ощущение, будто я очутился на лекции.

– О'Хиггинс был великим исследователем снов и бессонницы, – сказал мой сосед. – Его главный трактат – «Spiritus Nocturnus» (*). 1640 год. В нём он утверждал, что даже Бог любил смотреть сны – пока не создал этот мир. А когда увидел, что у Него получилось, Ему начали сниться жуткие кошмары, и Он уже боялся засыпать.
– Но разве не опасно было публиковать подобные мысли в то время? А как же инквизиция и прочие ужасы? – спросил я, просто пытаясь показать, что тоже что - то знаю.
– Очень опасно, – сказал он. – Но О'Хиггинс написал множество опасных вещей. И в итоге за них его и впрямь сожгли на костре. Его труд полон весьма оригинальных идей для того времени. Одна из его теорий гласила, что сны – это воспоминания души о теле.

Это меня озадачило.

– Похоже, он имел в виду, – сказал профессор, – что, когда вы спите, душа, которая изначально чиста, вспоминает о теле как об опасном пристанище хаоса, в котором она вынуждена обитать. Но, по мнению О'Хиггинса, душа на самом деле тоскует по телу со всеми его пороками.

Я вежливо кивнул.

– За это его и сожгли на костре? – спросил я.
– Отнюдь, – сказал Томас Вандерлинден. – В его книге им не понравилось другое. Он утверждал, что религия была выдумана слабейшими из людей – теми, кому необходимо верить в божественный порядок во всём. Они должны всегда и везде находить свидетельства этого порядка – и лишь тогда могут гордиться своей правотой. С другой стороны, сильнейшим из людей никакая религия не нужна. Они верят, что хаос есть основа всего сущего, находят тому бесчисленные доказательства и убеждены, что те, кто этого не видит, просто дураки. – Он слегка улыбнулся. – Именно за эту мысль его и сожгли. И сожгли все его книги, которые смогли найти. Сохранились только один или два экземпляра.

Я пытался придумать что - нибудь умное в ответ.

– Как нелепо, – начал я, – что кто - то сгорал на костре за подобные идеи.

Судя по его взгляду, я не был уверен, что Томас Вандерлинден со мной согласен.

– Мне пора обедать, – сказал он резко и исчез из бреши. А я остался стоять, изумлённый этим разговором с человеком, с которым только что познакомился.

После этого я часто видел его в саду, и мы непременно разговаривали. Это не было светской болтовней – она его не интересовала. Я догадывался, что он скучает по студенческой аудитории, которую я ему отчасти и заменил. Он признался, что очень любит читать.

– Наверное, чтение – это такой наркотик, – сказал он. – Вы читали что - нибудь Балтазара Роттердамского? Конец XVI века? (**)

Я, естественно, не читал.

– Балтазар полагал, что ощущение – или отсутствие ощущения – погружённости в книгу является в действительности мышлением как таковым, – сказал мой сосед. – Возможно, именно это бесплотное чувство и делает чтение таким притягательным.
– А - а, – сказал я.

В другой раз он защищал своё увлечение любопытными идеями, которые находил в старых книгах:

– Большинство современных учёных полагает, что эти идеи – как свет далёких звёзд: хотя и впечатляющий, но всё - таки мертвый. – Он посмотрел на меня голубыми не моргающими глазами.
– Но даже если это так, я думаю, нет ничего плохого в том, чтобы восхищаться оригинальностью умов, которые их придумали. Вы согласны?

Я, конечно, согласился.

– Разумеется, никто не станет отрицать, что за последние несколько сотен лет мир продвинулся вперёд, – сказал он. – Но вот что меня волнует: в правильном ли направлении он продвинулся?

Я был рад, что на сей раз он не ждёт от меня ответа.

                                                                                          из романа канадского писателя Эрика Маккормака - «Летучий голландец»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Его главный трактат – «Spiritus Nocturnus» - Ночной Дух (латынь).

(**)  Вы читали что - нибудь Балтазара Роттердамского? Конец XVI века? - Эразм Роттердамский (настоящее имя Герхард Герхардс) (28 октября 1469, Гауда, пригород Роттердама, Бургундские Нидерланды — 12 июля 1536, Базель, Швейцарский союз) — голландский философ, мыслитель, теолог, библеист и писатель, прозванный «князем гуманистов». Один из крупнейших представителей Северного Возрождения. Некоторые идеи Эразма Роттердамского:
Необходимость образования для всех людей. Считал, что образование является ключевым фактором в развитии личности и способности к мышлению, и что оно должно быть доступно для всех, а не только для элиты;
Толерантность и уважение к различным религиозным и культурным традициям. Полагал, что только через диалог и понимание между различными группами людей можно достичь мира и гармонии в обществе;
Проблемы социальной несправедливости и эксплуатации. Обращал внимание на это, осуждал коррупцию и нечестность властей и призывал к более справедливому и равноправному обществу.
Эразм Роттердамский — глава течения христианского гуманизма, стремившегося сочетать традиции античной культуры и раннего христианства. Осуществил первопечатное издание греческого текста Нового Завета (с комментариями, 1516) и его латинский перевод (1519), оказав значительное влияние на последующие переводы Библии на народные языки.

Мыслею по древу ..

0

243

Билет через красоту

Ушёл от себя прежнего, вырастил
как цветок на подоконнике
новые привычки
хотя всё также забываю спички
на тумбочке в прихожей
и выключить свет перед сном
знаешь, каждый новый день,
каким бы ни был он —
неизбежная цепь
новых встреч, рукопожатий вскользь
а так хотелось чуть больше искренности
нужных слов...
очередной улов
глаз сетей на пол вытряхнул, надел тапочки
тишина бывает разной на звук,
но всё чаще кричащей
как головой в пролёт летящий
я сжался в этом коридоре до точки
хотя ведь было сердце палящим
жалящим
что - то вроде лампочки
только живое, живущее пьяным летом
и ароматом полевых цветов
спектральный круг моих цветов
коллекционных глаз мигание, взоры
фотокарточки..

                                                            Ушёл от себя прежнего... (Отрывок)
                                                                 Автор: Линас Куканаускас

Dabro - Билет (ПРЕМЬЕРА КЛИПА)

К несчастью, мы не понимаем, как, когда и почему мы путешествуем между мирами.

А происходит это тогда, когда мы меняем свои привычки и склонности. Или, вернее, когда мы сознательно стараемся их изменить. Еле заметное, трудноопределимое и непонятно даже в какой момент происходящее усилие – и есть тот космический двигатель, который переносит нас из одной вселенной в другую.

Дело в том, что на самом деле мы ничего не можем изменить. Старые привычки и состоящая из них личность никуда не исчезают. Все теневые вагоны уже есть, вся кристаллическая решётка возможного заполнена абсолютно – в пустоте, как изящно выразился один монах, нет пустого места.

Поэтому, когда мы осознанно меняем что - то в своей жизни, мы преобразуем не себя и свой мир, как предполагали классики марксизма, а просто переходим на другой поезд судьбы, который катит по совсем другой вселенной.

И везёт другого пассажира.

Если знать, как прыгать с поезда на поезд, осуществимы радикальнейшие перемены реальности, которые даже не снились всем этим охотникам за бабочками и динозаврами. И такие экстремальные прыгуны в мире действительно есть, вспомним хотя бы Чжуан - цзы.

Но здесь существует одна закономерность. Уходя от себя прежних достаточно далеко, мы неизбежно забываем, чем когда - то были – потому что наши вселенные начинают различаться слишком сильно. Это были уже не мы. Прошлое отныне может разве что стучаться в наш сон.

Мы теперь помним только свой новый мир. Память в таких случаях вовсе нас не обманывает. Мы действительно всегда были тем, чем стали миг назад. Как ни странно подобное звучит. Но я уже говорил, что это происходит со вселенной, а не с «нами».

В этом, мне кажется, и состоит счастье. Мы можем оставить нашу память позади вместе со всей её горькой правдой – и обзавестись новой. Если мы уезжаем от мира кривых пальцев достаточно далеко, мы прибываем в пространство, где наш мизинец был прямым всегда.

С нас как бы снимается судимость – вместе с памятью о подсудимом. Каждый знает, как непредсказуемо наше будущее. Но не каждый знает, что так же непредсказуемо и наше прошлое.

Механизм нашего движения по вселенным – это просто наши ежесекундные выборы:

Между хорошим и плохим, сочувствием и ненавистью, велосипедом и фейсбуком, жёлтым и зелёным, голубым и оранжевым и так далее. Делаем ли мы эти выборы сами, или какая то сила совершает их за нас – но именно благодаря им мы перемещаемся в мультивёрсе.

И вот вам совет Киклопа (*) : если вы заметили вокруг себя мир, который совсем вам не нравится, вспомните, что вы сделали, чтобы в него попасть. Может быть, вы даже не военный преступник, а просто слишком часто смотрите френдленту или телевизор. Тогда из всех привычек достаточно изменить только эту.

Я, собственно, не предлагаю никаких экстравагантных методов путешествия из настоящего в будущее.

Для желающих есть уйма специальных учений, содержащих самые радикальные трюки и техники. Но я не испытываю к этим технологиям особого доверия – они ненадёжны, рискованны и трудны. И они не для всех. Жирный пьяница может прочитать в учебнике акробатики описание арабского сальто, но вряд ли попытка воспользоваться этим тайным мавританским знанием приведёт к чему - то, кроме синяков и переломов.

Зато есть одна простая проверенная техника, срабатывающая всегда. Медленный, но самый надёжный способ перемещения в счастливые миры описан во всех древних книгах – в той их части, которая посвящена, сорри за банальность, заповедям. Они, в общем, везде одни и те же, эти техники правильной жизни. И жить по заповедям очень непросто («не лги, не убий, не укради» и так далее ведь относится не только к физическим проявлениям, но и к состояниям ума). Но мы, образованные современные люди, знаем, что заповеди написаны не для нас.

Мы – высокоразвитые сущности, живущие по особым правилам для продвинутых.
Ах, если бы.

Сила тяжести одна для всех. И путь тоже один для всех, без всякой выделенной полосы, где особо одарённые существа проезжают со спецсигналом. Таких не любят нигде.

«Не лги, не убий, не укради» – это не мистическая жертва, которой требует от нас Господь в силу своей непостижимой субъективности, и даже не классово и социально обусловленный регулятор фертильности и социального этикета, а просто инструкция по плаванию в вечности. Можно плыть брассом, можно кролем, можно по - собачьи – учений в мире хватает.

Но если мы действительно плывём, мы перемещаемся в другие вселенные, причём сразу.

Мы не чувствуем и не помним этих переходов, потому что в каждом из новых миров, куда мы прибываем, мы оказываемся просто его составной частью – частью, которая была там всегда. Такой вот парадокс.

Бывает и так – мы делаем что - то дурное, а потом, словно в ответ на это, вдруг меняется весь наш мир. Происходит значительное и очень неприятное событие, бросающее мрачную тень и на нашу жизнь тоже. Причём масштабы этого события, затрагивающего миллионы людей, настолько велики, что мы понимаем – оно никак, ну никак не могло быть вызвано нашим микроскопическим грешком. И тем не менее нас не отпускает уверенность, что мы правильно поняли суть дела – и вселенная каким - то образом сводит счёты с нами.

Людей, говорящих об этом вслух, называют солипсистами (**) , или проще – шизофрениками.

Тем не менее интуиция их не обманывает. Причина трансгрессии мироздания именно в них– они просто не видят механизма, перекинувшего их из счастливого мира во вселенную, где раньше всё было хорошо, а потом вдруг стало совсем плохо.

Если бы я ощущал в себе задатки проповедника и верил, что людей можно уговорить прыгнуть из плохого мира в хороший, я надел бы маскировочную балаклаву (иначе не будут слушать), залез бы на бронетранспортёр и прокричал бы что - то вроде:

– Человек! Не нравится то, что вокруг? Желаешь жить среди нормальных людей? Стань таким, каким хочешь видеть других. Только не притворяйся на пять минут, не хитри – а действительно стань. Миру не останется ничего, кроме как последовать за тобой. Это и есть магия…

Но я, конечно, не полезу ни на какой бронетранспортёр. Потому что и без таких проповедей мы все – искушённые и опытные колдуны. С помощью мрачнейших ежедневных ритуалов мы переваливаемся из одной похабной вселенной в другую, ожидая очистительной революции, которая сорвёт все замки, отопрёт все двери и расколет все черепа.

Причём путешествуют не только отдельные умы. Путешествуют целые страны и целые миры – так, во всяком случае, это выглядит для наблюдателя.

                                                                                    из антиутопического романа Виктора Пелевина - «Любовь к трём цукербринам»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) И вот вам совет Киклопа - Киклоп — это основной герой романа Виктора Пелевина «Любовь к трём цукербринам», «технический спасатель мира».  По сюжету Киклоп получает способность видеть происхождение вещей, «читать» людей до самого дна подсознания и спасать мир, внушая им определённые мысли.
Киклоп также — одноглазый великан в греческой мифологии.

(**) Людей, говорящих об этом вслух, называют солипсистами - Солипсизм (от лат. solus — «одинокий» и ipse — «сам») — философская доктрина и позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственной и несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира. Согласно солипсизму, человеку доступно только его восприятие действительности и его мысли, а весь внешний мир находится за гранью достоверности.

Мыслею по древу ..

0

244

Ты где - то тоже плывёшь

В лёгком своём движении
Мыслей река,
В неторопливом течении,
Спокойна и глубока,
В ней добрые рыбы и злые.
Видеть, где мысль от врага,
Привычка так дорога,
Способность и дар непростые
.

Ясные мысли
Минуты удачной
Как рыбы плывут
В воде прозрачной.
Наполняются смыслом,
Кристально чистые,
Мысли неспешные
И как молния быстрые.

                                             Рыбы - мысли (Отрывок)
                                              Автор: Андреас Харф

Борис Гребенщиков и группа "Аквариум". Песня "Встань у реки" (1990)

... она сидит на качелях, он – на скамейке, оба не двигаются и молчат, потом она говорит, что разве он вырос не в маленькой усадьбе, в маленькой усадьбе на берегу Хорда - фьорда, в маленькой усадьбе с фруктовым садом, говорит она, и он говорит, что да, так и есть, а в маленьком каменном домишке он жил только изредка, когда они навещали маминых родителей, его деда и бабку, это они жили в каменном домишке, возле такой вот детской площадки, говорит он, ну а мне становится ясно, что я должен избавиться от этой картины,

следующая работа, которую я начну, будет про этих двоих, я нарисую обоих и избавлюсь от них, напишу на фоне моего собственного внутреннего образа, тогда, если всё получится, если я справлюсь, картина исчезнет, перестанет тревожить меня, оставит в покое, перестанет являться мне, а иначе, я знаю, будет снова и снова возникать в памяти, но, вероятно, я уже писал эту картину или какую - то похожую, почти в точности такую же, как та, какую вижу сейчас, но в таком случае надо написать ещё раз и избавиться от неё, надо писать снова и снова и избавляться, думаю я, а сейчас пора ехать дальше,

нельзя этак вот сидеть в машине и глядеть на двух людей, которые не знают, что я гляжу на них, думаю я, и меня охватывает досада, печаль, да, на меня накатывает печаль, невесть откуда, отовсюду, и кажется, будто печаль вот - вот задушит меня, будто я вдыхаю печаль и не могу её выдохнуть, и я молитвенно складываю ладони, делаю глубокий вдох и говорю про себя кирие, медленно выдыхаю и говорю элейсон (*), делаю глубокий вдох и говорю Христе, медленно выдыхаю и говорю элейсон , повторяю снова и снова, и дыхание и слова не дают мне наполниться печалью, страхом, внезапным страхом, той печалью, что от страха внезапно охватила меня и теперь властвует надо мной, заставляя почувствовать мою ничтожность, но ничтожность эта всё же существует, прочная, непоколебимая, и становится заметной лишь в своём движении без движения,

и я делаю глубокий вдох и говорю про себя кирие, медленно выдыхаю и говорю элейсон, дышу из сокровенной глубины своего существа, стараюсь дышать из сокровенной глубины своего существа, делаю глубокий вдох и говорю про себя Христе, медленно выдыхаю и говорю элейсон, стараюсь дышать из сокровеннейшей глубины своего существа, из того образа, который живёт там и о котором я ничего сказать не могу, стараюсь дышать из своего сокровенного «я», чтобы не подпускать печаль или хотя бы держать её в узде, не позволяя страху завладеть мной, парализовать меня, и я чувствую, что внезапная печаль, внезапный страх, накатившие на меня, уменьшаются, а я увеличиваюсь, и думаю, что порядком смешон и если бы кто увидел меня, то посмеялся бы до слёз,

ну как же: человек сидит в машине, припаркованной на съезде, и твердит кирие элейсон, Христе элейсон, тут волей - неволей рассмеёшься, ну и пусть себе смеются, ведь это помогает! помогает! теперь я опять чувствую себя спокойнее, опять гляжу на тех двоих на детской площадке и думаю, что пора ехать домой к жене и ребёнку, они ведь ждут меня, но я на пути на Дюльгью, это же дорога на Дюльгью? конечно, мне надо ехать на Дюльгью, куда же ещё?

и поеду я к жене и к ребёнку, ну вроде как к жене и ребёнку, нет, о чём это я думаю? не - ет, сейчас мне надо на Дюльгью, в старый дом, где я живу, живу один, так уж оно вышло, а потом думаю, что поеду домой к жене и ребёнку, и может быть, там всё  и будет, как я думаю? я бы вправду охотно туда поехал? охотно поехал бы домой к жене и ребёнку?

Избежал бы возвращения в пустой дом, в холодный и пустой дом?

избежал бы возвращения в своё одиночество? а потому думаю, что поеду домой к жене и ребёнку, хоть и вернусь в пустой дом, в холодный дом, но ведь я, кажется, не погасил одну печку? и всё равно хорошо вернуться домой, в мой милый старый дом, нельзя и дальше сидеть тут, в машине, на съезде, думаю я и смотрю на детскую площадку, уже изрядно стемнело, и я вижу, что молодой человек в длинном чёрном пальто поднялся, стал за спиной молодой женщины и берётся за канаты, на которых укреплено сиденье из посеревшей деревянной доски, где сидит она, и тихонько отводит его назад

Нет, говорит она
Я не хочу качаться, говорит она
Ведь я не ребёнок, говорит она
а он отпускает канаты, и она качается вперёд
Перестань, говорит она
и качается назад
Перестань, перестань, кричит она

а он знай себе продолжает, ловит её и толкает вперёд, с каждым разом всё сильнее, она раскачивается всё быстрее, туда - сюда, и он думает, что если ей не хочется качаться, то можно просто упереться ногами в землю и затормозить, чего проще - то, она же в туфлях, но она не тормозит качели

Не хочу я качаться, говорит она
Зачем ты раскачиваешь меня, если я не хочу? – говорит она
Я тебя не просила, говорит она
Не говорила, что хочу покачаться, говорит она
Не хочу я качаться, говорит она
Ты раскачал меня, будто не имеет значения, хочу я или нет, говорит она

                                                                                                    из семичастной саги Юна Фоссе - «Другое имя. Септология I - II»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) делаю глубокий вдох и говорю про себя кирие, медленно выдыхаю и говорю элейсон - Кирие элейсон (греч.) – Господи помилуй.

Мыслею по древу ..

0

245

Вот новая порция удобрения  ))

Если Рок с Судьбой играет,
Если пешка Человек,
Победит ли Рок, не знает,
Коль Судьбы не долог век.

Но идёт, Судьбу пытая,
Славный труженик солдат.
Рок, вперёд его толкая,
Не даёт идти назад.

Он идёт, дрожат колени,
Только под ноги гляди.
Без особенных стремлений,
Неизвестность впереди.

А вокруг идёт сраженье,
Пыль и грохот от копыт.
Ненадёжная защита.
Двое сбоку и убит.

Как прекрасно быть Поэтом.
Гонит Рок, Судьба не спит.
Храбрость есть, защиты нету.
Пушкин Дантесом убит.

                                                             Рок и Судьба
                                                          Автор: Meridius

Вселенная глазами нейросети. Ai. Romantic Universe

Агата оказалась настоящей красавицей – и была при этом похожа на брата. Артур со смехом рассказал, что его назвали в честь писателя Конан - Дойля, а её – в честь Агаты Кристи.

Если бы я увидел Агату на год раньше, я бы, наверно, развлёкся, мысленно перевоплощая её в другого Артура – совсем ещё юного, свежего и переодетого в женское платье (подобная медитация позволяет отжать небольшой эротический контент, всё - таки содержащийся в женщине – у нас его называют рыбий жир). Но теперь…

Меня волновали не Артур с Агатой – а доска стола, за которым мы сидели. Она была залита прозрачным лаком, и тонкий древесный узор казался мне бесстыднейшей из порнографий, которую, к счастью, в самых нескромных местах закрывали пепельницы, тарелки и стаканы.

Агата, как и все чиксы в этом возрасте, была высокодуховным существом (и мезозойским рыбьим мозгом осознавала, конечно, что это сильно поднимает её капитализацию).

– Мысль непредсказуема, – говорила она, потряхивая бусами и брелками с профилем какого - то бхагавана. – Никто не знает, что такое сознание.

Почему - то все они любят «Байлиз» со льдом. Наверно, там есть вещества, в которых нуждается молодой женский организм, готовящийся к продолжению рода.

– Я знаю, – ответил я. – И сейчас объясню. Вот простейшее рассуждение, которое ты, милое дитя, сможешь повторить сама, когда уедешь в своё Гоа и дяди не будет рядом… Итак…

Дальше я загнул по очереди три пальца.

– Мысли – это эхо электрических разрядов в нейронных цепях мозга. Сперва происходит разряд, а потом появляется мысль. То, что мы осознаём её с задержкой – доказанный научный факт. Это раз. Электрические разряды, как и все другие материальные эффекты, зависят только от начальных условий и физических законов. Это два. Значит, наше мышление – это такой же материальный, предопределённый и предсказуемый процесс, как движение бильярдных шаров по сукну или бег планет вокруг солнца. Это три…

Бедная девочка так и не нашлась, что ответить.

Надо сказать, я ни разу не встречал убедительного возражения на этот силлогизм (*) . И действительно – как возразить? Говорят, что сегодня физики как - то подвёрстывают к делу свою квантовую неопределённость – но это пока просто болтовня. Если Бог играет в кости, то Он знает, что у Него выпадет, даже когда Он этого не знает. Думаю, со временем Ватикан это разъяснит.

Я всегда верил в простой причинно - следственный мир – и меня завораживала подразумеваемая им картина. Выходило, что курс доллара к юаню и цена на нефть, скажем, через три года, два месяца и четыре дня уже в сущности определены – и неизвестны никому лишь потому, что в любой человеческой модели невозможно учесть все переменные.

Пятнадцать миллиардов лет назад вселенная начинала расширяться, и уже тогда все мои желания и интенции – даже такие тривиальные, как желание почистить зубы или сходить в туалет, – были полностью предопределены. Точно так же заранее заданы взлёты и падения бизнесов, траектории стран и судьбы народов.

Это может показаться неправдоподобным, если вы, к примеру, содержите в Москве небольшой ресторан. Или работаете совестью нации. Или, что бывает особенно часто, совмещаете оба занятия. Тогда из - за постоянных профессиональных коллизий вам кажется, что и материальная, и духовная реальность меняются абсолютно непредсказуемо и хаотично.

Но если вы трейдер, то в душе вы знаете, что всё в нашем мире предрешено.

У трейдеров есть целое искусство чтения графиков – charting. Вы глядите на кривую изменения стоимости вашего актива за долгий срок, накладываете на неё особые математические треугольники и ассимптоты (не буду уходить в детали, они весьма эзотеричны) и с высокой степенью точности предсказываете, как будет дальше меняться цена.

Разве было бы такое возможно, не будь судьба мира заранее записана на скрижалях? От обычного смертного будущее скрыто, но те, кто состоит при Деле, давно научились заглядывать в щёлочку и видеть все необходимое.

Нет, мы не знаем, конечно, полной картины грядущего, но фокус именно в том, чтобы увидеть в щёлочку ровно столько, сколько необходимо для получения прибыли – и отвернуться от остального. Это по какой - то причине дозволяется. Захотите большего, и против вас повернутся законы природы. Согласитесь на меньшее – обидятся акционеры. Так работает весь Уолл - Стрит, а не одни только гадатели и ясновидцы.

Иногда, пробираясь с топором под мышкой сквозь лесную чащу, я думал об этих великих тайнах – и страх, сопровождавший мои экспедиции за счастьем, придавал моим мыслям остроту афоризмов.

«Будущее состояние материальной Вселенной определяется настоящим, а мозг – просто материальный объект. И я, и все остальные материальные тела, сквозь которые дует сквозняк мыслей – всего лишь следствие событий, случившихся в далёком прошлом».

«Свобода воли на самом деле просто синоним неосведомлённости – и заключается в том, что никто пока не построил компьютера, способного рассчитать уже заданные события и эффекты, которые произойдут в нашей психике. Единственный компьютер, действительно способный это сделать – сама разворачивающаяся Вселенная, но она считает с такой скоростью, что предсказание события совпадает с ним самим…»

«Мысль так же материальна, как мираж в пустыне».

А потом я находил своё дерево – и забывал про всё.

* * *
Снаружи я был весел, обворожительно циничен и благополучен – но изнутри моя жизнь стала кошмаром.

Я не решался пойти со свой проблемой к врачам, понимая, что сразу окажусь в дурдоме – туда в нашей стране могут посадить вообще кого угодно, от радикального художника - акциониста до простого бухгалтера, которого облучили пришельцы. А тут…

Допустим, я рассказал бы врачам про дендрофилию. Это они ещё нашли бы в своих каталогах. А потом меня спросили бы – а когда это началось? С чего?

И тогда мне пришлось бы поведать про свой разговор с Золотым Жуком. А там и про суицид… Возможно, по отдельности московские доктора ещё смогли бы это переварить – но вместе… А если бы вдобавок вскрылась моя привычка бегать по лесу в плаще, накинутом на голое тело, с дорогим американским топором в подплечной петле…

Я сам запер бы такого пациента в мягкую камеру. И посадил бы, наверно, на какие - нибудь сильные седативы – из тех, которые больше похожи на сельскохозяйственные удобрения для подкормки овощей.

В общем, медицина мне помочь не могла. Она могла мне только помешать, и сильно. Мне приходилось жить со своей дикой невозможной тайной – и каждый день делать вид, что я такой же, как окружающие меня люди – геи, натуралы и женщины.

                                                              из романа Виктора Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) я ни разу не встречал убедительного возражения на этот силлогизм -  Силлогизм в широком смысле — дедуктивное умозаключение.

Мыслею по древу

0

246

Информационные тренды на беседы с маленькими разноцветными друзьями

Информационные тренды на беседы с маленькими разноцветными друзьями - Философская отсылка к притче «О луне, пальце и направлении».

Планшетчики флажки на картах ставят,
Но кто же МІРЪ от темноты избавит?…

В двоичной Матрице альтернативны коды,
И выбор невелик у Матушки - ПриРОДы:
Дифференцировать всё, чтобы РАзделить,
Процесс обРАтный - в Сингулярности (*) всё слить,
Нейтрализуя маятника кРАйность…
Свет с Тьмою в этом МІРЕ - не случайность...

Вся многогРАнность явлена Зарёю Манвантары! (**)
Единою пРАлайею (***) здесь завершатся свары!!!

                                                            В двоичной Матрице альтернативны коды
                                                                          Автор: Люда Титаренко
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  в Сингулярности всё слить - Сингулярность. Состояние вселенной в первоначальный момент Большого взрыва.

(**) Зарёю Манвантары! - Манвантара — мера времени в индуизме, эпоха божеств — дэвов.

Единою пРАлайею - Пралая.  А космологии индуизма — период отсутствия активности во Вселенной, наступающий после каждой манвантары. Длится 4,32 млрд земных лет.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Эта огромная комната действительно напоминала декорацию к фантастическому фильму о счастливом будущем человечества, снятому в тридцатые годы – из - за огромного количества растений, превращавших её в оранжерею.

Избыток зелени трансформировал троцкистскую фабрику - кухню в беззаботное и немного сонное пространство: все психические миазмы, выделяемые бурлящими человеческими мозгами, вытягивались этой живой вентиляцией прочь.

«Вентиляцию» устроила Надя – по своей инициативе, в свободное от работы время и наполовину за собственный счёт. Её маленькая квартирка, кстати, была такой же точно крохотной городской оранжереей (кроме неё там жил большой белый какаду, в совершенстве ругавшийся матом).

Дело было не только в самих растениях, но и в их расположении. Надя разместила их таким точным способом, что их зелёные умы как бы смыкались друг с другом, образуя непрерывное поле молчания, под покровом которого так славно отдыхает измученная человеческая душа – как бы затихая, тормозя и понимая понемногу, что в эволюции были допущены серьёзные ошибки.

Эта дивная атмосфера и была главным вкладом экспедитора Нади в производственный процесс. Ей прощали несколько невнятную роль в коллективе – и платили небольшую зарплату.

Но удивительнее всего было её внутреннее состояние. Такого я просто не ожидал увидеть.

Представьте, что вы приехали в гости в обычный московский дом, позвонили в дверь, эта дверь открылась, вы сделали шаг вперёд – и вместо узкого бетонного предбанника вдруг очутились в лесу. Или на берегу озера.

Вот такой же примерно шок испытал и я.

Надя не знала никаких эзотерических секретов. Просто в ней сохранилось какое - то изначальное и забытое людьми спокойствие, весёлая и бесстрашная тишина.

Мне казалось, что в её уме практически отсутствуют программы и инсталляции окружающего мира, из которых на сто процентов состояли души её коллег по офису. Именно поэтому она не бралась за работу сложнее экспедиторской – всё остальное требует эмоционального подключения к матрице.

Больше того, заглянув к ней домой, я обнаружил одно интересное и странное, как говорил Пушкин, «сближенье» (*).

На одной лестничной клетке с Надей жил вполне типичный для Москвы мистик – практик тайных тибетских учений.

Его преследовали проблемы, обычные для этого круга людей: после неудачной попытки устрашить мусоров визуализацией Мангала Ринпоче (**) (что всегда отлично работало с чертями во время дисассоциативных трипов, но в обезьяннике почему - то не помогло) он лишился прав за пьяную езду, попал на большие деньги – и с тех пор регулярно обращался к тибетскому оракулу с вопросом, не пора ли зашиться.

Ответы приходили противоречивые, отчего бедняге приходилось много пить.

В иные свои трезвые минуты он садился в лотос и начинал успокаивать свой ум, как бы нанося себе удары невидимой плетью при любой появляющейся мысли – то есть каждые две - три секунды.

А сидевшая на своей кухне буквально в нескольких метрах Надя без всяких духовных упражнений находилась в той спокойной безмятежности, которой её сосед так самоотверженно пытался достичь: мысли её не тревожили, потому что им не за что было в ней зацепиться. Она за ними не нагибалась – в отличие от практика, который сперва нагибался, потом бил себя за это воображаемой плетью, а затем нагибался опять – и пытался таким образом обрести покой.

Надя не подозревала, что кто - то называет подобное «медитацией» – она не делала вообще ничего. А её сосед как раз пытался это «ничего» делать. Разница была удивительной.

На контрасте вполне можно было построить одну из тех живых икебан, о которых я говорил – простую, но выразительную. Может, кто - то это и сделал.

Надя не следила за новостями. Она была, как выражался Гай Фокс (***), facebook free, и даже не особо представляла идейную направленность «Контры», где работала. Политических взглядов у неё не было совсем: она полагала, что в мире есть пятьдесят оттенков серого, отжимающих друг у друга власть, и ни один из них ей не нравился. В кино она ходила только на сказки.

Из музыки в её квартире чаще всего играли старые французы: Клод Франсуа, Полнарефф и Серж Генсбур мелкобуржуазного периода. Можно было бы называть её немного инфантильной – и, проведя в её голову две - три трубы с медийным рассолом, со временем удалось бы сузить её внутреннее пространство до средних по бизнесу величин.

Но такого почему - то не происходило. В ней словно был внутренний экран, невидимый, но очень прочный – и за него совсем не проникала мировая паутина и пыль. Никаких усилий для этого она не делала. Она просто не знала, что может быть по - другому.

И ещё она до сих пор играла в игры, только не на компьютере. Внешне это было незаметно. Она, например, подкладывала в горшки с растениями крохотных пластиковых зверей – синих, красных, жёлтых. Для отвода глаз у них имелась серьёзная взрослая функция: то ли борьба с плесенью в горшке, то ли подпитка почвы, то ли что - то в этом роде.

Но для самой Нади каждая из штампованных зверюшек была маленьким живым существом, а зелёная сень, под которую она их пускала, превращалась в её сознании в полутьму какого - то нездешнего леса, где и правда обитают такие звери.

Пока коллектив пропитывался трендами и гнал в информационное пространство очередную волну, она даже говорила иногда со своими маленькими разноцветными друзьями.

Об этом не знал никто, кроме меня.

В общем, понятно, что мало кто из нормальных девушек захочет на неё походить – во всяком случае, во время активной фазы репродуктивного периода.

                                                                                    из антиутопического романа Виктора Пелевина - «Любовь к трём цукербринам»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  как говорил Пушкин, «сближенье» - «Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась, я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. Гр. Нулин писан 13 и 14 дек. -- Бывают странные сближения».  -- А. С. Пушкин.
И, конечно, всем понятно, что отправной точкой этих «странных сближений» является такая знаменательная дата как 14 декабря 1825-го года, прямо связанная с восстанием декабристов. Источник: «Бывают странные сближения» Автор: Сергей Ефимович Шубин.

(**) попытки устрашить мусоров визуализацией Мангала Ринпоче - Мангала Ринпоче — это имя одного из учителей традиции тибетского буддизма Ньингма.  В частности, так зовут Дзигар Конгтрул Ринпоче, который родился в северной индийской провинции Химачал - Прадеш в семье тибетских родителей. Он вырос в монашеской среде и получил обширное обучение всем аспектам буддийской доктрины. В частности, от своего корневого учителя Дилго Кхьенце Ринпоче он получил учения линии Ньингма, в том числе Лонгчен Ньингтик. У Дзигара Конгтрула Ринпоче есть два основных центра для обучения и практики в Америке: Фунтсок Чолинг в Колорадо и Пема Осел в Вермонте.

(***) Она была, как выражался Гай Фокс - Гай Фокс — английский дворянин - католик, самый известный участник Порохового заговора против английского и шотландского короля Якова I в 1605 году. Именно ему было поручено зажечь фитиль, ведущий к наполненному порохом помещению под палатой лордов в Лондоне, где он и был арестован в ночь на 5 ноября 1605 года. По результатам опроса Би - би - си «100 величайших британцев» в 2002 году его имя заняло тридцатое место.

Мыслею по древу

0

247

На наш век может и хватит

Я умираю от простой хворобы
на полдороге,
на полдороге к истине и чуду,
на полдороге, победив почти,
с престолами шутил,
                   а умер от простуды,
прости,

мы рано родились,
                 желая невозможного,
но лучшие из нас
                срывались с полпути,
мы — дети полдорог,
                   нам имя — полдорожье,
прости.

Родилось рано наше поколенье —
чужда чужбина нам и скучен дом.
Расформированное поколенье,
мы в одиночку к истине бредём.
Российская империя — тюрьма,
но за границей та же кутерьма.
Увы, свободы нет ни здесь, ни там.
Куда же плыть? Не знаю, капитан
.

Прости, никто из нас
                    дороги не осилил,
да и была ль она,
                 дорога, впереди?
Прости меня, свобода и Россия,
не одолел я
           целого пути.

Прости меня, земля, что я тебя покину.
Не высказать всего...
                     Жар меня мучит, жар.
Не мы повинны
             в том, что половинны,
но жаль...

                                                          Предсмертная песнь Резанова
                                                            Поэт: Андрей Вознесенский

Бесчестье 2008 отрывок

Кармазинов с жадностию схватил рукопись, бережно осмотрел её, сосчитал листки и с уважением положил покамест подле себя, на особый столик, но так, чтоб иметь её каждый миг на виду.

— Вы, кажется, не так много читаете? — прошипел он, не вытерпев.
— Нет, не так много.
— А уж по части русской беллетристики — ничего?
— По части русской беллетристики? Позвольте, я что - то читал... «По пути»... или «В путь»... или «На перепутье», что ли, не помню. Давно читал, лет пять. Некогда.

Последовало некоторое молчание.

— Я, как приехал, уверил их всех, что вы чрезвычайно умный человек, и теперь, кажется, все здесь от вас без ума.
— Благодарю вас,— спокойно отозвался Пётр Степанович.

Принесли завтрак. Пётр Степанович с чрезвычайным аппетитом набросился на котлетку, мигом съел её, выпил вино и выхлебнул кофе.

«Этот неуч,— в раздумье оглядывал его искоса Кармазинов, доедая последний кусочек и выпивая последний глоточек,— этот неуч, вероятно, понял сейчас всю колкость моей фразы... да и рукопись, конечно, прочитал с жадностию, а только лжёт из видов. Но может быть и то, что не лжёт, а совершенно искренно глуп. Гениального человека я люблю несколько глупым Уж не гений ли он какой у них в самом деле, чёрт его, впрочем, дери».

Он встал с дивана и начал прохаживаться по комнате из угла в угол, для моциону, что исполнял каждый раз после завтрака.

— Скоро отсюда? — спросил Пётр Степанович с кресел, закурив папироску.
— Я, собственно, приехал продать имение и завишу теперь от моего управляющего.
— Вы ведь, кажется, приехали потому, что там эпидемии после войны ожидали?
— Н - нет, не совсем потому,— продолжал господин Кармазинов, благодушно скандируя свои фразы и при каждом обороте из угла в другой угол бодро дрыгая правою ножкой, впрочем чуть - чуть.— Я действительно,— усмехнулся он не без яду,— намереваюсь прожить как можно дольше. В русском барстве есть нечто чрезвычайно быстро изнашивающееся, во всех отношениях. Но я хочу износиться как можно позже и теперь перебираюсь за границу совсем; там и климат лучше, и строение каменное, и всё крепче. На мой век Европы хватит, я думаю. Как вы думаете?

— Я почем знаю.

— Гм. Если там действительно рухнет Вавилон и падение его будет великое (в чём я совершенно с вами согласен, хотя и думаю, что на мой век его хватит), то у нас в России и рушиться нечему, сравнительно говоря. Упадут у нас не камни, а всё расплывется в грязь. Святая Русь менее всего на свете может дать отпору чему - нибудь. Простой народ ещё держится кое - как русским богом; но русский бог, по последним сведениям, весьма неблагонадёжен и даже против крестьянской реформы едва устоял, по крайней мере сильно покачнулся. А тут железные дороги, а тут вы... уж в русского - то бога я совсем не верую.

— А в европейского?

— Я ни в какого не верую. Меня оклеветали пред русскою молодёжью. Я всегда сочувствовал каждому движению её. Мне показывали эти здешние прокламации. На них смотрят с недоумением, потому что всех пугает форма, но все, однако, уверены в их могуществе, хотя бы и не сознавая того. Все давно падают, и все давно знают, что не за что ухватиться. Я уже потому убеждён в успехе этой таинственной пропаганды, что Россия есть теперь по преимуществу то место в целом мире, где всё что угодно может произойти без малейшего отпору. Я понимаю слишком хорошо, почему русские с состоянием все хлынули за границу, и с каждым годом больше и больше. Тут просто инстинкт. Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная, страна тщеславных нищих в высших слоях своих, а в огромном большинстве живёт в избушках на курьих ножках. Она обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно правительство ещё хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьёт по своим. Тут всё обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности. Я сделался немцем и вменяю это себе в честь.

— Нет, вы вот начали о прокламациях; скажите всё, как вы на них смотрите?

— Их все боятся, стало быть, они могущественны. Они открыто обличают обман и доказывают, что у нас не за что ухватиться и не на что опереться. Они говорят громко, когда все молчат. В них всего победительнее (несмотря на форму) эта неслыханная до сих пор смелость засматривать прямо в лицо истине. Эта способность смотреть истине прямо в лицо принадлежит одному только русскому поколению. Нет, в Европе ещё не так смелы: там царство каменное, там ещё есть на чём опереться. Сколько я вижу и сколько судить могу, вся суть русской революционной идеи заключается в отрицании чести. Мне нравится, что это так смело и безбоязненно выражено. Нет, в Европе ещё этого не поймут, а у нас именно на это - то и набросятся. Русскому человеку честь одно только лишнее бремя. Да и всегда было бременем, во всю его историю. Открытым «правом на бесчестье» его скорей всего увлечь можно. Я поколения старого и, признаюсь, ещё стою за честь, но ведь только по привычке. Мне лишь нравятся старые формы, положим по малодушию; нужно же как - нибудь дожить век.

Он вдруг приостановился.

«Однако я говорю - говорю,— подумал он,— а он всё молчит и высматривает. Он пришёл затем, чтоб я задал ему прямой вопрос. А я и задам».

— Юлия Михайловна просила меня как - нибудь обманом у вас выпытать, какой это сюрприз вы готовите к балу послезавтра? — вдруг спросил Пётр Степанович.
— Да, это действительно будет сюрприз, и я действительно изумлю...— приосанился Кармазинов,— но я не скажу вам, в чём секрет.

Пётр Степанович не настаивал.

                                                                                  Ф. М. Достоевский -  «Бесы» Глава шестая. «Пётр Степанович в хлопотах» (Отрывок)

Мыслею по древу

0

248

Новый функционал в Верхней бездне

Здравствуй! конвеер новых землян.
Машина стальная и разум людской,
Структура одна но сотни программ,
Отделяют тебя меж не тобой и тобой!

                                                      Страдание робота (Избранное)
                                                           Автор: Пауль Нойманн

И хватит о мрачном. Поговорив о бездне нижней, полагается упомянуть о бездне верхней.

Бездны эти, как легко догадаться, различаются тем, что в нижнюю можно упасть, а вот в верхнюю надо долго и упорно лезть. Никакого морального релятивизма (*) – просто гравитация.

Что происходит с нами, когда поезда судьбы поднимают нас так высоко, как возможно?

Сразу признаюсь, что конца этой дороги я не вижу – и совершенно не стыжусь: органы чувств, позволяющие нам адекватно воспринимать дальние области возможного, появляются у нас только через много пролётов ведущей вверх лестницы.

Однако я много раз замечал в нашем мире присутствие визитёров из скрытых от нас пространств. Мало того, их замечал, наверно, почти любой человек – просто не знал, что именно он чувствует. В нас иногда сверкает такое, что далеко превосходит наш быт и судьбу.

Мы при всём желании не можем запихнуть это в свой дневничок или в социальные медиа, поскольку не знаем, как это выразить и сфотографировать.

Каждый, наверно, помнит какое - нибудь удивительное переживание, какое - нибудь редкое и красивое состояние ума и души, которое хотелось разделить с кем - то, способным нас понять. Мы как бы зовём к себе в гости ангелов, говоря им: «Глядите, глядите в меня – разве это не прекрасно?»

И ангелы приходят. А мы, обмирая, догадываемся, что кто - то высокий, намного выше нас, видит и чувствует то же самое, что и мы – словно бы спускаясь на балкон нашей души разделить наш восторг.

У нас много всяких функций в мире. Одна из них – быть наблюдательной площадкой для высших существ. Мы бессознательно призываем их, когда чувствуем, что происходящее того стоит – это как бы вмонтированный в нас маячок, который включается автоматически.

А когда нам кажется, что наша жизнь зашла в тупик и нам не хватает нового и яркого, каких - то путешествий, приключений и так далее – это просто указание, что из нас открывается не особо интересный вид и нужно улучшать сервис.

Фейсбук и инстаграм, по сути, есть упрощение и профанация того, о чём я говорю:

вывесить фотографию своего котега, расшэрить со стадом овечек своё ми - ми - ми… Это как если бы кукла стала играть в куклы, а солдат – в войну. Мы сами и есть инстаграм и фейсбук, мы заповедные рощи, тёмные аллеи, треки и скоростные спуски – измерения, куда путешествуют высшие и непостижимые для нас сущности.

Кто они?

Я не знаю, откуда они приходят и уходят. Я никогда их не видел (за одним исключением, о котором расскажу). Скорей всего, у них вообще нет никакой постоянной собственной формы. Но я знаю, как они используют наш опыт.

Представьте себе калейдоскопического человека, своего рода виртуального франкенштейна:

у него нет собственного тела, но он как бы берёт тела напрокат у людей, когда с теми происходит что - то интересное. Он встречает рассвет в Азии – и на несколько минут он пловец, плывущий прямо в розовый круг восхода. Потом он переносится в китайские горы – и ещё на пять минут он старик, собирающий лекарственные травы… Следующие пять минут он проводит в Южной Америке возле лесного костра, в теле принявшего аяхуяску индейца, а вслед за этим переносится в Нью - Йорк, чтобы ощутить эндорфиновый восторг, заливающий брокера, успевшего сбросить акции за десять минут до биржевого краха. Затем он едет по пустыне на верблюде, сжимая автомат и косясь в ослепительное небо – а потом смотрит на бывшего себя через объективы парящего в небе дрона… И так без конца.

Это тоже своего рода искусство, высокая и сложная, но отчасти доступная нашему разумению его форма. Она кажется мне чем - то средним между кино, икебаной и музыкой.

Неведомые существа составляют как бы букеты из разных жизней, которые сочетаются друг с другом по законами, похожим на наши музыкальные правила. Три индейца на аяхуяске – минорный аккорд, пилот дрона – контрапункт к едущему по пустыне арабу - шахиду, и так далее.

Было бы похоже на киномонтаж, но разница в том, что все сознания, сплетённые таким образом в икебану, переживаются в сочетании друг с другом (как это происходит с букетом цветов, на который мы глядим), и вопрос, заданный в одном уме, сразу соотносится с мерцающим в другом сознании ответом – хотя сами вопрос и ответ ничего не знают друг о друге.

Такое соединение невозможного открывает созвучия и смыслы, не видимые, конечно, никому из людей. Но это искусство далеко превосходит нашу способность постижения – и его можно в полном смысле назвать сверхчеловеческим, даже когда в его основе лежит простой человеческий опыт.

Для высших существ мы – ступеньки, по которым они прыгают. Но в известном смысле мы все – такие прыгуны. Как сказал бы Энди Уорхол (**), каждый будет прыгуном пятнадцать минут. Те пятнадцать минут, которые прыгун будет каждым.

Лестница судьбы уходит ввысь неизмеримо далеко. Там есть этажи, откуда открываются лабиринты прошлого и возможности путешествия по древним умам. И, конечно, вселенная не ограничена людьми и их миром.

Но мы можем не только подниматься в высшие пространства немыслимых возможностей и свободы. Мы можем падать оттуда вниз, причём быстро. Однако мы не помним этих падений и взлётов. Мы только видим, как выразился поэт, сны о чём - то большем. Поднимаясь ввысь, мы забываем, что были людьми, а рушась в наше измерение, уже не можем понять, чем были прежде.

Есть, правда, одна сила, которая способна нарушить этот закон – сострадание. Но эта сила может вообще всё.

                                                                              из  антиутопического романа Виктора Пелевина - «Любовь к трём цукербринам»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Никакого морального релятивизма - Моральный релятивизм, реже этический релятивизм (от лат. relativus — относительный), — принцип, согласно которому не существует абсолютных добра и зла...

(**) Как сказал бы Энди Уорхол - Энди Уорхол (настоящее имя — Андрей Варгола) — американский художник, продюсер, дизайнер, писатель, издатель журналов и кинорежиссёр. Ведущая фигура в движении поп - арта.

Мыслью по древу

0

249

Мне нравятся платья

Подарили, подарили
золотое, как пыльца.
Сдохли б Вены и Парижи
от такого платьица!

Драгоценная потеря,
царственная нищета.
Будто тело запотело,
а на теле — ни черта.

Обольстительная сеть,
Золотая ненасыть.
Было нечего надеть,
стало некуда носить.

Так поэт, затосковав,
ходит праздно на проспект.
Было слов не отыскать,
стало не для кого спеть.

Было нечего терять,
стало нечего найти.
Для кого играть в театр,
если зритель не на «ты»?

Было зябко от надежд,
стало пусто напоследь.
Было нечего надеть,
стало незачем надеть.

Я б сожгла его, глупыш.
Не оцените кульбит.
Было страшно полюбить,
стало некого любить.

                                                    Новогоднее платье
                                           Поэт: Андрей Вознесенский

ИОСИФ  КОБЗОН и группа РЕСПУБЛИКА - Платье (Все звёзды для любимой. Праздничный концерт  2016)

Дамиан сделал сосредоточенное серьёзное лицо, закрыл глаза и отвесил Фёдору Семёновичу формальный поклон.

– Ну ты меня прямо даже растрогал, – сказал Фёдор Семёнович. – Беззаветный самурай моего счастья. Звучит.

Дамиан поклонился опять.

– С чего начнём? – спросил Фёдор Семёнович.
– Как я уже сказал, вы инвестируете не в сам стартап, а в конкретные технологии. Есть направления разной стоимости, начиная…
– Слушай, – перебил Фёдор Семёнович, – я вот вспомнил только что. Ринат рассказывал, что Баргашов на твоих процедурах таблетки какие - то жрал, чтобы эффект усилить, и что - то смешное приключилось. Это он про что?

Дамиан некоторое время думал. Потом он улыбнулся.

– Вы, видимо, хотите меня проверить – стану ли я разглашать личную информацию, касающуюся клиента? Конечно не стану. Ничего не могу сказать о Баргашове. И Баргашову ничего и никогда не скажу о вас, даже если утюгом пытать будут. Можете быть уверены, что и содержание, и спектр оплаченных вами консультаций и услуг останутся абсолютно конфиденциальными.
– В этом я не сомневаюсь, – сказал Фёдор Семёнович. – Ну так что у тебя за душой?

– «Фуджи И» предлагает много разных технологий, – ответил Дамиан. – Как обычно, всё зависит от того, сколько вы хотите потратить.
– Самое недорогое, – сказал Фёдор Семёнович. – Для начала. Дальше посмотрим.

Дамиан сделал вид, что задумался.

– Самое недорогое? Это, наверно, будет «Помпейский поцелуй».
– Да - да. Ринат как раз упоминал, что ты его на какие - то Помпеи подписал. Что это?
– Одна из моих технологий глубокой гратификации.
– Почему именно глубокой, а не широкой?

Дамиан улыбнулся.

– Я могу коротко объяснить теоретическую, так сказать, базу. Вы слышали про Стэнфордский зефирный эксперимент?
– Нет. И не хочу. Не надо мне про зефир, у меня времени мало. Ты самую суть изложи, очень коротко. Общую идею.
– Общая идея примерно следующая – человек, если рассмотреть его трансформацию во времени, похож на… Вот, знаете, есть такая расхожая картинка, изображающая эволюцию – сначала согнутая обезьяна, потом человекообразная обезьяна, потом прямой человек с дубиной, потом согнутый человек с папочкой и совсем уже скрюченный у компьютера…

– Знаю.
– Примерно так же мы эволюционируем и в рамках отдельной жизни. Наша личность в своём развитии проходит через множество стадий. И трагизм… ну, не трагизм, а своеобразие нашей судьбы в том, что самые сильные и мучительные желания посещают нас, когда мы ещё не распрямили спину до конца. А когда у нас в руках появляется наконец папочка с деньгами и мы действительно можем себе кое - что позволить, нам…

– Ничего уже не хочется, – вздохнул Фёдор Семёнович. – Было нечего надеть, стало некуда носить.
– Замечательно, – сказал Дамиан. – За вами записывать надо.
– Это не я, – ответил Фёдор Семёнович. – Это поэт Вознесенский. Ты, наверно, про такого и не слышал. И что ты собираешься с этой проблемой делать? Построить машину времени?
– Нет, – сказал Дамиан. – То есть в некотором роде да. Я предлагаю работать с помпейскими пустотами.
– То есть?

– Вы, наверно, слышали, что в вулканическом пепле Помпей остались полости в форме человеческих тел – от погибших во время извержения римлян. Тела истлели, а пустота осталась. Её заполняют жидким гипсом и получают точные копии погибших. Вот точно так же в подсознательных слоях нашей психики остались отпечатки неудовлетворённых субъектов счастья – тех наших ранних «я», которым мучительно и безответно чего - то хотелось.
– И что? Какой мне толк от этих субъектов?

Дамиан сладко улыбнулся и поднял палец.

– «Субъект счастья» – это метафора. Речь на самом деле идёт о вас. Конечно, невозможно воскресить вас юного и полного желаний. Но можно, так сказать, пробурить глубокую скважину к той зоне вашей психики, где остался отпечаток неисполненной мечты, и под большим давлением закачать туда концентрированный раствор счастья. В этом и заключается технология. Это будет не просто очень приятное переживание, а ещё и крайне полезный для вашего внутреннего здоровья опыт.
– Х - м - м - м - м, – протянул Фёдор Семёнович, – излагаешь ты красиво. Но верится мне что - то не слишком. Мало ли чего мне в детстве хотелось. Знаешь, как говорят – фарш назад не провернёшь.
– Не провернёшь, – ответил Дамиан. – Но запросто можно купить такой же точно кусок мяса, каким фарш когда - то был, и положить его сверху на мясорубку. И чем это будет отличаться от фарша, провёрнутого назад? Только вашими расходами на мясо
.

– Но  это то будет самообман.
– Фёдор Семёнович… Японские самураи в своё время говорили, что правда в мире одна – смерть. Всё остальное враки. Счастье – всегда самообман. И этот самообман требует нежного креативного подхода. Готовности обманывать и обманываться. Знаете песню – «много в поле тропинок, только правда одна…» О чём эти слова? Вот о чём: когда у вас есть средства, имеет смысл сосредоточиться на мудром выборе эксклюзивной тропинки… А правда в своё время найдёт нас сама без всяких инвестиций.

– Да, – согласился Фёдор Семёнович. – Есть такое. Ну что ж, Дамиан, давай попробуем твою тропинку. Даже интересно.
– Как вы догадываетесь, чтобы перейти к конкретным процедурам, нам необходимо будет составить подробную карту вашей психики…
– Карту психики?

Дамиан махнул рукой.

– Не обращайте внимания. Наш профессиональный жаргон. Грубо говоря, нужно понять, где именно у нас эти самые помпейские пустоты. Куда бурить и закачивать.
– А - а, – протянул Фёдор Семёнович. – И как мы будем это выяснять?

– Самым простым и надёжным дедовским методом, – улыбнулся Дамиан. – Завтра к вам на яхту прилетит наш штатный психоаналитик. Он на подписке о неразглашении, так что говорить с ним можно не стесняясь. Процедура организована так – клиент лежит на кушетке, а аналитик задаёт разные вопросы. И постепенно у него складывается общая картина… Та самая карта психики. Мы начинаем понимать, где остались ваши неутолённые желания, гейзеры ненависти, засорившиеся колодцы любви…

                                                                                                                                   из  романа Виктора Пелевина - «Тайные виды на гору Фудзи»

Мыслею по древу

0

250

Рельсы - рельсы..  шпалы - шпалы..  Едет поезд запоздалый.. (©) 

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,
Я по рельсам, я по шпалам.
Меня уносит ветер,
Меня уносит боль.

Рельсы, рельсы, нóчи тягость,
Убегаю, убегаю.
Этот путь не вечен,
И за ним — любовь.

Вокзалы, аэропорты —
Путь в другие дни.
Маленькое солнце
Светит мне через дожди.

                                          Рельсы, шпалы (Отрывок)
                                           Автор: romantilina.shine

ДАМЫ ЗА 30 - Лера Кудрявцева и Екатерина Гордон (группа ЗаVисть) - swing

Возвращала мотоцикл я в унылом настроении.

Ты символов хочешь, сказала товарищ жизнь, их есть у меня… И самое обидное, что символизм был довольно точным. Так всё и обстояло.

Я тоже встретила себя на трассе, только не в том оптимистическом смысле, о котором говорила Рысь. Отличный повод задуматься, что же со мной происходит – и почему вместо прямой как стрела взлётной полосы в свои тридцать лет Саша Орлова едет в пробке по кольцу, лавируя между не особо симпатичными мужскими харями.

Так вот пытаешься что - то разъяснить жизни, а она разъясняет тебе. Жизнь ведь тоже любит намёки и рифмы.

Тридцатник для девушки – это всё - таки круто. Скажем так, ты не то чтобы прямо полностью «выпадаешь из педофильского поля охоты» (здесь Рысь, конечно, говорила о своём, наболевшем), но некоторые серьёзные симптомы ощущаются.

Думаю, их чувствует любая. Особенно, как было верно подмечено, в патриархальной стране третьего мира, где девочек с детства учат осознавать свою товарную ценность (потому что другой у них просто нет) и бессознательно конкурировать с подругами за воображаемого самца даже на женской зоне.

Нет, в тридцать ты ещё красивая, свежая, и дают тебе то двадцать два, то двадцать пять. Но ты ведь не дура – и видишь рядом настоящих двадцатилеток. И думаешь – боже, какие они грубые уродины… И выглядят старше своих лет, просто ужас. Ну, не всегда так думаешь, конечно, но часто, и это плохой признак.

Потому что в двадцать ты косилась на тридцатилетних и называла их про себя «тётками». А теперь всё поменялось местами. Нет, ты ещё не тётка, но больше не сырое тесто, из которого жизнь что - то такое вдохновенно лепит. В тридцатник ты уже готовый батон…

Вот оно, слово – батон. В двадцать твоё тесто ещё поднимается, набирает высоту и, даже если все вокруг твердят, что дальше по ходу конвейера – печка, это «там» ещё не здесь.

А в тридцать уже нет никакого «там». В тридцать выясняется, что тебя уже испекли. И хоть всё отлично и очень солнечно, жизнь становится интереснее с каждым днём и можно совершенствовать себя по ста восьми разным методикам, были бы время и деньги, на самом деле уже понятно, что дальше и как.

Вот так же, как сейчас, только с каждым днём твой батон будет немного черстветь, жизнь будет отщипывать от тебя по кусочку, и в конце концов останется старческий сухарик. Горбушка - бабýшка. В английском действительно есть такое слово – «babushka».

Такие дела, подруга. Будешь активно работать над собой, заниматься йогой и ходить к коучам на тренинги, станешь «бабýшкой». А иначе помрёшь простой бабушкой с ударением на первом «а». Всё предсказуемо и линейно.

У самцов в педофильском патриархате, конечно, маршруты немного другие, а у нас всё вот именно так – и разные красивые исключения с женских сайтов только подтверждают правило. Рысь права. Она умная. И уже была там, где я сейчас.

Такое чувство, что раньше твой мотобайк ехал в гору и всё впереди было скрыто большой скалой (я знаю похожее место в Гоа) – а потом ты повернула, и дорога теперь видна далеко - далеко. Она, если честно, идёт вниз, и ехать по ней ну не то чтобы скучно – но ты уже не визжишь от радости, поворачивая руль.

Зато в тридцать ты умная. Ну или так тебе по глупости кажется.

На самом деле жаловаться грех. Время, как ни странно, пошло мне на пользу.

Бывает, что в тридцать лет девушка уже полная тётя, особенно когда есть мохнатый муж и дети, ежедневно выдаивающие бедняжку досуха. Но мне кажется, что дело здесь не столько в эксплуататорах, сколько в генах. Гены решают всё. Такой вот патриархальный междусобойчик.

В двадцать я была симпатичной пышечкой – милое полудетское личико, в котором проще опознать котика, чем человека. Я в это время обожала так фотографироваться – красная кнопка на носу и по три чёрных чёрточки на щеках: усы.

Мы тогда ещё не знали, что это символическое потворство объективаторам, видящим в женщине исключительно киску в техническом смысле. А может быть, в глубине души знали – и сознательно потворствовали.

В конце концов, пока ты молодая и красивая, патриархат не так уж и страшен и солидарность между девушками, на которых есть спрос, и теми, на кого его уже нет, отсутствует. Это плохо – но мы, увы, понимаем подобное только с возрастом, когда переходим во вторую категорию, о чём постоянно говорит Рысь. Здесь полагалось быть смайлику, но его не будет.

К тридцати я похудела. У меня вообще не особо крупные формы, и это хорошо, потому что время безжалостно к большегрудому стандарту. Дыни быстро портятся, апельсины и лимоны сохраняются лучше. Некоторые девушки с единичкой и даже двойкой десять лет назад, помню, ставили силикон. Из моих знакомых – аж две (сейчас обе уже вынули). До чего же надо докатиться внутри себя для такой капитуляции… Как вопрошал когда - то кадет Милюков, что это – глупость или маркетинг?

Главное, всё делается ради самца – но его таким образом не усладишь, потому что ему нельзя будет толком браться за эти места. Самцы постоянно принимают женские молочные железы за гири в спортзале, а такого ни один имплант не выдержит. В общем, совсем не моя тема, и я даже не понимаю, почему на неё отвлеклась. Наверно, всё - таки когда - то про это думала, но господь не попустил. Спасибо.

Самая приятная возрастная трансформация произошла с моим лицом – оно подсохло, подтянулось, похудело и стало… мною. Как сказал культурист Петя (о нём ещё расскажу), «когда на тебя смотришь, сначала кажется, что ты только наполовину красивая. Ну, как бы красивая не до конца. И сразу хочется подойти к тебе, погладить и простить».

Угу. Их на самом деле довольно длинная очередь – тех, кто хочет подойти и всё простить.

В общем, совершенно искренне – если сравнить меня в двадцать со мной в тридцать, второй вариант нравится мне гораздо больше. И другим тоже. Как выразилась одна подруга, «из крынки получилась амфора». Наверно, намекала на античный возраст, но я поняла позитивно.

Вот только есть в этом и обратная сторона. В двадцать впереди была я нынешняя. А что впереди у нынешней меня?

Я практически блондинка. Ну, если чуть - чуть доработать. Когда полгода назад я обрезала волосы выше плеч и сделала себе качественный флис типа «полгода в Гоа» (не путать с бэбилайтсом «прощай молодость»), от прежней Саши ничего не осталось. И получилось очень. Ну просто очень - очень. Начали звать на кастинги, съёмки и в путешествия – патриархат конкретно навёл на меня свой хлюпающий телескоп. Что уж врать, такое всегда приятно. Даже когда не слишком любишь этот самый патриархат.

Надо всегда помнить, сестра, что физическая привлекательность – оружие в нашей борьбе. Шучу. А может, и нет.

Я, к сожалению, не лесбиянка. Вернее, не полная лесбиянка. Вернее, как сказал Веничка Ерофеев, полная, но не окончательная. Пробовала, пыталась, но увы – уйти в это направление всем своим существом не смогла. Я говорю «к сожалению», потому что это решило бы многие морально - межличностные проблемы и было бы куда эстетичней физически. Но я, что называется, straight as a rail (*) .

Я имею в виду отечественные рельсы, конечно. То есть я straight процентов на семьдесят. Или на шестьдесят пять.

Мальчики. Много о них не скажешь, но пару строк они заслуживают. У меня не очень складывается с мальчиками надолго. И если не считать одного исключения, «гудбай» говорю я.

Нет, я им нравлюсь, за мной бегают, дарят цветы и так далее. Но потом, когда начинается, как выражается моя мама, «совместное ведение хаоса», мне быстро надоедает. Как сказала по этому поводу Рысь, секрет стабильных отношений с мужчиной в том, чтобы успеть проникнуться к нему пронзительной бабьей жалостью до того, как он начнёт вызывать тяжёлое бытовое омерзение. Она успевает, а я нет.

Мужчина, по - моему, способен на вежливость и заботу только на своём гормональном пике – стоит ему пару раз стравить давление, и в нём неизбежно просыпается свинья. Воспитанный самец просто лучше и дольше маскирует свою хрюшу, но это симпатичное животное всегда на месте.

Один сильно взрослый человек сказал мне в своё время интересную вещь: мужчина платит не за секс. Мужчина платит за то, чтобы после секса женщина быстро оделась и ушла. Вынесем шовинизм за скобки этой тестостероновой мудрости – и получим, увы, голую правду.--

Если воспользоваться канцеляризмом из отечественного учения об эросе, мужчина способен на нежность, интерес и тепло только как на «предварительную ласку». Это так и есть – любая девочка с мозгами, подумав пять минут, найдёт сотню доказательств.

Все его милые проявления, в том числе дорогие подарки и даже внезапные букеты белых роз на твое двадцатисеми - с - половиной - летие, имеют строго предварительный характер. Не в том смысле, что он расчётливо калькулирует. Просто он делается романтичен, нежен и щедр, только когда его пробивает на стояк – и гипофиз, или что там у них болтается между ног, впрыскивает ему в череп струю надлежащих гормонов.

Мужская нежность – это такой буксирчик, курсирующий между буквами «Ы» и «У». Ты для него то остро необходимая дырочка, то слегка обременительная дурочка, своего рода сумка с кирпичами, к которой его привязывает порядочность или привычка.

В худшем случае на второй части циклограммы он хамит и наглеет, в лучшем делается снисходителен. Снис - хо - ди - те - лен, даже когда извилин у него ещё меньше, чем денег. Мурзик, ты ещё здесь? Вот тебе бантик, поиграй, только тихо.

                                                                                                                                    из романа Виктора Пелевина - «Непобедимое солнце»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Но я, что называется, straight as a rail -   straight as a rail (прямой, как рельс англ.)

Мыслею по древу

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Мыслью по древу