"Слова любви"
Этот рассказа Ги де Мопассана так прекрасен и точен, что приведу его здесь полностью. Он небольшой.
Половина загадок типа "неужели он мог так быстро остыть??" и "почему она вдруг передумала??" связана с тем, что вы говорите или пишете какую-то фигню. Вы эгоцентричны и тупы в такой тонкой и нежной сфере, как романтический флирт. Поэтому ваши поклонники-поклонницы и исчезают так внезапно. Мастер любовной переписки может свести с ума в течение короткой переписки, так, что второй стороне будет уже все равно, как он выглядит. И надо быть самым настоящим мастером отморозки по переписке, чтобы быстро отворотить от себя того, кому вы уже понравились при встрече. Поздравляю вас.
Вы можете иметь диплом о высшем образовании самого лучшего вуза и даже три диплома, вы можете быть хорошим профессионалом на работе и интеллектуалом в кругу друзей, но сфера любовного общения - это нечто особенное, ее нужно осваивать отдельно, если вы хотите обеспечить себе в ней такую же стабильность как на работе. На работе вы все время совершенствуетесь, чтобы ваша карьера росла. А любовь - это нечто, что вы рассчитываете получать просто так, всегда, когда захочется. Но ваша новая девушка - это не ваша мама, чтобы любить вас просто так. Она легко увлечется кем-то другим, если ей будет с вами уныло и вы не будете вызывать у нее никаких сексуальных желаний в процессе общения.
Если скучно ей станет уже после свадьбы и после рождения трех ваших детей, скорее всего она будет прилагать много усилий, чтобы сберечь ваш брак, будет лелеять свое чувство и старательно поддерживать свое влечение к вам. Она будет бояться потерять вас и это станет разогревать ее. А вот если ваши отношения в самом начале и ваша ОЗ не настолько уж велика, чтобы она мечтала вас получить несмотря ни на что, любая ваша тупость в переписке или в общении до, после секса может послужить причиной охлаждения. А если в процессе соития вы ляпнете что-то совсем не то, вы можете отворотить ее от себя надолго. При высокой вашей СЗ можно позволить себе очень многое, даже нести полный бред, занудствовать и говорить пошлости, она все проглотит, а если ей даже станет неприятно, это может внезапно ее завести по закону пороговых реакций. Но если ваша СЗ пока что мала, хватит одного неуместного слова, чтобы она подумала: "он какой-то ужасно несексуальный, я не чувствую себя женщиной, а его мужчиной, не буду с ним спать, не хочу себя заставлять, вдруг еще забеременею". И все.
То же самое касается женщин. Мужчина даже анализировать не будет, если он не психолог и не писатель, почему вы ему нравились и вдруг все к вам прошло. Прошло и ладно. Он просто начнет избегать вас. А причина - ваш язык. Уж лучше бы молчали.
Предлагаю внимательно обсудить рассказ Мопассана сначала, а потом я напишу основные законы общения во время любовной прелюдии, в процессе и после секса. То есть - все время интенсивного романтического общения, когда вы не обсуждаете работу и быт.
Ги де Мопассан. СЛОВА ЛЮБВИ
Дорогой мой толстый петушок! Ты мне не пишешь, я тебя совсем не вижу, и ты никак не соберешься прийти. Разве ты разлюбил меня? За что же? Чем я провинилась? Скажи мне, умоляю тебя, моя любовь! А я тебя так люблю, так люблю, так люблю! Мне хотелось бы, чтобы ты вечно был со мною и чтобы я целый день могла тебя целовать и называть тебя, сердце мое, любимый мой котик, всеми нежными именами, какие только придут в голову. Я обожаю, обожаю, обожаю тебя, мой чудный петушок!
Твоя курочка Софи. Понедельник.
Дорогая, ты, вероятно, ровно ничего не поймешь из того, что я намерен сказать тебе. Все равно. Если письмо мое случайно попадется на глаза какой-нибудь другой женщине, оно послужит ей, быть может, на пользу.
Если бы ты была глуха и нема, я, без сомнения, любил бы тебя долго-долго. Несчастье в том, что ты говоришь – вот и все. Один поэт сказал:
Ты в лучшие часы, снося смычок мой ярый, Была лишь скрипкою, банальной и простой, И, точно ария в пустой груди гитары, Моя жила мечта в твоей душе пустой.
В любви, видишь ли, всегда поют мечты; но для того, чтобы мечты пели, их нельзя прерывать. А когда между двумя поцелуями говорят, то всегда прерывают пьянящую мечту, созидаемую душою, – если только не произносят слова возвышенные; но возвышенные слова не рождаются в маленьких головках хорошеньких девушек.
Ты ничего не понимаешь, не правда ли? Тем лучше. Я продолжаю. Ты, несомненно, одна из самых прелестных, одна из самых очаровательных женщин, которых я только когда-либо встречал.
Есть ли на свете глаза, в которых было бы столько грезы, как в твоих, столько неведомых обещаний, столько бесконечной любви? Не думаю. Когда твой рот улыбается и пухлые губки открывают блестящие зубы, то кажется, что из этого очаровательного рта вот-вот польется невыразимая музыка, нечто неправдоподобно сладостное, нежное до рыданий.
А в эту минуту ты спокойно называешь меня: «Мой обожаемый жирный кролик». И мне кажется вдруг, что я проникаю в твою головку, вижу, как движется твоя маленькая душа маленькой хорошенькой женщины, прехорошенькой женщины, но… и это, понимаешь ли, меня страшно угнетает… Я предпочел бы лучше этого не видеть.
Ты по-прежнему ничего не понимаешь, не так ли? Я на это и рассчитывал.
Помнишь ли, как ты пришла ко мне в первый раз? Ты вошла внезапно, внося с собою аромат фиалок, веявший от твоих юбок; мы молча долгим взглядом смотрели друг на друга, потом обнялись, как безумные… а потом… потом до следующего утра уже не говорили.
Но когда мы расставались, наши руки дрожали, а глаза говорили то, то… чего нельзя выразить ни на одном языке.
По крайней мере, я так полагал. И, покидая меня, ты чуть слышно прошептала: «До скорого свидания!» Вот все, что ты сказала, но ты никогда не сможешь себе представить ни того, какую дымку мечты ты оставила во мне, ни того, что я предвидел и что, мне казалось, угадывал в твоей мысли.
Понимаешь ли, бедное дитя мое, для мужчин неглупых, сколько-нибудь утонченных, сколько-нибудь выдающихся, любовь – инструмент столь сложный, что малейший пустяк его расстраивает. Вы, женщины, когда любите, не замечаете смешной стороны некоторых вещей, а чудовищность или смехотворность иных выражений ускользает от вас.
Почему слово, уместное в устах маленькой брюнетки, звучит совершенно фальшиво и смешно в устах полной блондинки? Почему шаловливый жест одной не подходит другой? Почему некоторые ласки прелестны, когда они исходят от одной женщины, и только стеснительны для нас со стороны другой? Почему? Потому, что во всем, но главным образом в любви, нужна полная гармония, совершенное соответствие жестов, голоса, слов, изъявлений нежности – с внешностью той женщины, которая движется, говорит, выражает что-либо, с ее возрастом, станом, цветом ее волос, характером ее красоты.
Тридцатипятилетняя женщина, сохранившая в этом возрасте сильных и бурных страстей хоть сколько-нибудь той ласковой шаловливости, которою отмечена была любовь ее юности, и не понимающая, что она должна выражаться иначе, смотреть иначе, целовать иначе, что она должна быть Дидоной, а не Джульеттой, неминуемо отвратит от себя девять любовников из десяти, если бы даже они и не подозревали причины своего ухода.
Понимаешь ли ты? Нет? Я так и думал.
С того самого дня, как ты, словно из крана, начала выливать на меня поток твоих нежностей, для меня было все кончено, мой друг.
Случалось, поцелуй наш длился пять минут – бесконечный, страстный поцелуй, один из тех поцелуев, когда закрываешь глаза, словно боясь, чтобы он не ускользнул, спугнутый взглядом, когда хочешь сохранить его целиком в отуманившейся душе, которую он опустошает. Затем, когда наши губы отрывались друг от друга, ты говорила, звонко смеясь: «До чего вкусно, жирный мой песик!» В такую минуту я готов был тебя побить!
Ведь ты наделяла меня последовательно всеми именами животных и овощей, которые знала благодаря Домашней хозяйке, Образцовому Садовнику и Основам естественной истории для младших классов. Но все это еще ничего.
Любовные ласки, если в них вдуматься, грубы, животны и даже хуже того. Мюссе сказал:
Не могу понять одного: как это некоторые женщины, знающие весь непреодолимый соблазн прозрачных и узорчатых шелковых чулок, все пленительное обаяние полутонов, все волшебство драгоценных кружев, скрытых в глубине интимных одежд, всю волнующую прелесть тайной роскоши изысканного белья и всех утонченных выдумок женского изящества, – как они не понимают того непреодолимого отвращения, которое внушают нам неуместные или глупые нежности?
Грубое слово иногда делает чудеса, подстегивает тело, заставляет сердце встрепенуться. Эти слова в часы битвы допустимы. Разве слово Камброна не возвышенно? Все, что вовремя, не коробит. Но надо уметь также помолчать и в известные минуты избегать выражений в духе Поль де Кока.
И я целую тебя со всею страстью, но при условии, что ты не скажешь ни слова.
Ренэ.
