Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Теория и Театр


Теория и Театр

Сообщений 91 страница 97 из 97

91

На пароходе "Пьяная Луна"

В чёрном небе висит Луна.
Но, наверное, пьяна она.
А поддавшие звёзды вокруг
Образуют магический круг.

На такую Луну, может быть,
Очень хочется выть и выть.
Полупьяные звёзды вокруг
Замыкают магический круг.

Смотрит с неба хмельная Луна.
Мне бы в руки упала б она,
Но проклятые звёзды вокруг
Крепко держат магический круг.

Если б мог я тот круг разорвать,
И Луну в объятья принять,
Но треклятые звёзды опять
Не дают её с неба снять.

Смотрит снова печально она.
А может вовсе она и не пьяна.
И не пьяные звёзды вокруг
Образуют совсем и не круг.

                                                 Пьяная Луна (отрывок)
                                             Автор: Александр Оралков

Туристы и критики в «Лили» не заглядывали; не жаловали его и так называемые театралы.

У нас был рабочий театр для рабочего люда. Пег не позволяла актёрам обманываться и что - то из себя изображать.

«Хороший канкан лучше плохого Шекспира», – любила говорить она.

В «Лили» и впрямь отсутствовали приметы типичного бродвейского театра: мы не выезжали на гастроли, не закатывали роскошных вечеринок в дни премьер. Не закрывались в августе, как большинство приличных заведений. (Наши зрители не катались на курорты, не катались и мы.)

Мы работали даже по понедельникам. «Лили» скорее напоминал конвейер, где развлечения бесперебойно подавались день за днём круглый год.

И пока цены на билеты были сравнимы с ценами ближайших кинотеатров – наряду с торговыми галереями и подпольными карточными притонами, кинотеатры являлись нашими главными конкурентами в борьбе за рабочий доллар, – в зале всегда сидела публика.

Традиционный бурлеск (*) в «Лили» не показывали, но многие из наших танцовщиц когда - то работали в подобных заведениях и не стеснялись продемонстрировать свои умения.

Не ставили мы и водевили, потому что к тому моменту жанр почти канул в Лету. Впрочем, наши наспех сработанные музыкальные комедии очень напоминали водевиль.

По правде говоря, назвать их пьесами или спектаклями можно было с большой натяжкой. Тут скорее подходит определение «ревю»: коктейль из сюжетов, песен, скетчей и танцевальных номеров, которые служили лишь предлогом для финального воссоединения влюблённых и зажигательного канкана, где танцовщицы показывали стройные ножки.

(Наши возможности в любом случае ограничивались скромным набором декораций из трёх комплектов. Действие всех шоу разворачивалось или на городском перекрёстке девятнадцатого века, или в элегантной великосветской гостиной, или на океанском лайнере.)

Раз в две - три недели Пег меняла репертуар, но по сути спектакли оставались прежними и по - прежнему незапоминающимися.

(Как?! Неужели ты никогда не слышала о пьесе «До белого каления» о парочке беспризорников, которые влюбились друг в друга? Ну ещё бы! Она шла в «Лили» всего две недели, после чего её сменило шоу с почти таким же сюжетом – «Успеть на пароход». Действие, понятное дело, происходило на океанском лайнере.)

– Поверь, если бы рецепт поддавался улучшению, я бы его улучшила, – призналась однажды Пег. – Но он и без того работает.

Рецепт состоял в следующем.

Доставить удовольствие публике (или хотя бы ненадолго отвлечь её от будничных проблем) изложением короткой (ни в коем случае не дольше сорока пяти минут!) истории любви.

Взять на главные роли симпатичную парочку актёров, которые умеют танцевать чечётку и петь. Пусть им не даёт воссоединиться некий злодей – обычно банкир или гангстер (идея одна, костюмы разные).

Злодей скрежещет зубами и строит всяческие козни влюблённым.

В какой - то момент на сцене непременно возникает разлучница с огромным бюстом: она строит глазки главному герою, но для него существует лишь одна девушка – его возлюбленная.

Далее красавец сердцеед безуспешно попытается отбить героиню у нашего парня.

Для комического эффекта необходим пьяный бродяга с нарисованной при помощи жжёной пробки щетиной. Нужна как минимум одна мечтательная любовная баллада, где «луна» рифмуется с «пьяна».

Заканчивается всё, естественно, канканом.

Аплодисменты, занавес, ещё раз повторить на вечернем спектакле.

Театральные критики старательно делали вид, что не замечают нашего существования. Пожалуй, так было лучше для всех.

Не думай, что я невысокого мнения о постановках Пег. Я обожала эти шоу. Всё на свете отдала бы, лишь бы сидеть на заднем ряду обветшалого старого театра и смотреть их снова и снова.

Ни до, ни после я не видела ничего лучше этих простых и весёлых спектаклей. Они делали меня счастливой. Их единственное предназначение заключалось в том, чтобы делать людей счастливыми, и для этого не нужно было вникать в сюжет и даже понимать, что происходит на сцене.

В траншеях Первой мировой, ставя весёлые пьески с музыкой и танцами для солдат, которые только что потеряли ногу или обожгли глотку ипритом (**), Пег усвоила важную вещь: иногда людям просто необходимо отвлечься.

Задача театра «Лили» состояла в том, чтобы дать им такую возможность.

Что до актёрского состава, во всех наших постановках участвовали восемь танцоров: четверо парней и четыре девушки.

Плюс четыре шоу - гёрлз – гвоздь программы. Ради них к нам и ходили. Если тебе интересно, в чем разница между обычной танцовщицей и шоу - гёрл, знай: разница в росте.

Рост артистки бурлеска составляет не меньше пяти с половиной футов. Причём без каблуков и головного убора. Кроме того, артистки бурлеска гораздо красивее обычных танцовщиц.

И чтобы ещё больше тебя запутать: иногда артистки бурлеска танцуют в кордебалете (как наша ведущая солистка Глэдис), но танцовщицы кордебалета никогда не выступают в бурлеске.

Для этого им не хватает роста и красоты, и никакие ухищрения тут не работают.

Ни грим, ни подкладки в лифчик никогда не поставят умеренно привлекательную танцовщицу среднего роста на одну ступень с роскошной амазонкой, какой была нью - йоркская шоу - гёрл середины двадцатого века!

Многие артистки кабаре на дороге к славе прошли через «Лили». Кое - кто начинал у нас, а потом устроился в «Радио - сити» или «Алмазную подкову» (***). Некоторые даже стали солистками.

Но чаще девушки попадали к нам на пути вниз, а не наверх. (Самое героическое и душещипательное зрелище на свете – стареющие звёзды «Радио - сити», которые пробуются в кордебалет простецкой пьески «Успеть на пароход»).

                                                                                                                                   из романа Элизабет Гилберт - «Город женщин»
________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Традиционный бурлеск  в «Лили» не показывали - В данном контексте, Бурлеск - Разновидность развлекательного театрального эротического шоу, близкого к жанрам мюзикл и водевиль. Такие шоу можно увидеть в кабаре. Основными элементами бурлеск - шоу являются танцевальные, цирковые, комедийные и разговорные номера. 

(**) обожгли глотку ипритом - Иприт (горчичный газ) — боевое отравляющее вещество кожно - нарывного действия. Название получил по имени бельгийского города Ипр, где впервые был применён германской армией во время Первой мировой войны.

(***) устроился в «Радио - сити» или «Алмазную подкову»«Радио - сити мюзик - холл» – театрально - концертный зал, изначально созданный для варьете The Rockettes в 1932 году; «Алмазная подкова» – ночной клуб на первом этаже отеля «Парамаунт» в Нью - Йорке, работавший с 1938 по 1951 год и прославившийся своим варьете с участием лучших артистов того времени.

Теория и театр

0

92

Её с любовью шведский  стол

Ярким светом жизнь слепили, не грея.
Всё сливалось в брызгах луж на асфальте,
Я ждала, глупышка, умного Грэя,
Берегла ревниво честь, да и платье

Только швы, видать, чуток - износились,
Разорвалось наше платье с годами,
И сапожки средь зимы - заскользили.
С нами было? Или всё же не с нами?

Не дошли до фонарей, до подъезда,
Поцелуй вдруг оборвался струною,
Очень больно жизнь хлестнула, и врезал
Словно током, этот дождь за спиною

В паутине из воздушных мгновений,
Крылья, дёрнувшись слегка, трепетали,
Сколько было разных слов, разных мнений,
Все считали, что характер - из стали.

А круги, как под глазами, извольте!
Плыли, плакали, и вновь расходились,
Словно блики лунных дней на асфальте,
Мы с тобой не развелись. Не случились.

                                                                Мы с тобой не развелись, не случились
                                                                         Автор: Корочкина Анна

Когда я была маленькой, Пег иногда приезжала к нам на Рождество, но не слишком часто, так как постоянно гастролировала с театральной труппой.

Но больше всего Пег запомнилась мне по нашему с папой визиту в Нью - Йорк: мне было одиннадцать, я сопровождала его в деловой поездке, и мы заехали к тёте.

Та повела меня на каток в Центральном парке. А потом к Санта - Клаусу. (Хотя мы обе согласились, что я слишком взрослая для Санта - Клауса, я бы ни за что такого не пропустила и втайне мечтала познакомиться с Сантой.)

В довершение мы пообедали в ресторане со шведским столом.

Один из чудеснейших дней в моей жизни.

Мы с папой не стали ночевать в городе, потому что он ненавидел Нью - Йорк и боялся там оставаться, но ту поездку я запомнила навсегда. И просто влюбилась в тётю. Она держалась со мной на равных, как со взрослой, а что ещё нужно одиннадцатилетней девочке, которую все считают ребёнком?

Потом тётя Пег приезжала в мой родной Клинтон на похороны бабушки Моррис, своей матери.

На службе она сидела рядом и держала мою руку в своей большой крепкой ладони. Это было непривычно и успокаивающе (в нашей семье никогда не держались за руки, представь себе).

После похорон Пег крепко обняла меня – ручищи у неё были как у дровосека. Я совсем размякла в её объятиях и выплакала целый Ниагарский водопад. От неё пахло лавандовым мылом, сигаретами и джином. Я вцепилась в тётку, как несчастная маленькая коала.

Но после похорон нам не удалось как следует поговорить: ей нужно было возвращаться в город, где её ждала работа над спектаклем. Мне стало стыдно, что я так разревелась у неё на груди, хотя это и помогло.

Ведь мы с ней были едва знакомы.

Строго говоря, на тот момент, когда я в девятнадцать приехала в Нью - Йорк, чтобы поселиться у тёти, мне было известно о ней следующее.

Я знала, что Пег принадлежит театр «Лили», расположенный где - то в центре Манхэттена.

Знала, что она не собиралась строить театральную карьеру – всё вышло случайно.

Знала, что она дипломированная медсестра, работала в Красном Кресте и во время Первой мировой войны служила во Франции.

Именно там, в лазаретах, Пег сообразила, что у неё гораздо лучше получается развлекать раненых солдат, чем лечить их.

У неё обнаружился талант к постановке весёлых незатейливых спектаклей в полевых госпиталях и бараках – задёшево и на скорую руку. Война – страшная штука, но каждого она чему - то учит. Тётя Пег научилась делать шоу.

После войны она надолго задержалась в Лондоне и устроилась там в театр.

Работая над одной из постановок в Вест - Энде, познакомилась с будущим мужем Билли Бьюэллом – красивым, щеголеватым американским офицером.

Он тоже решил остаться в Лондоне после войны и тоже работал в театре.

Как и Пег, Билли происходил из хорошей семьи. Его родителей бабушка Моррис называла «тошнотворно богатыми». (Я долго пыталась постичь смысл этого выражения. Бабушка глубоко чтила богатство; сколько же должно быть у людей денег, чтобы даже ей стало тошно? Однажды я спросила её напрямую, и она ответила: «Они же из Ньюпорта (*), деточка». Как будто других объяснений не требовалось.)

Но Билли Бьюэлл, хоть и был из Ньюпорта, не желал иметь ничего общего с тем культурным классом, к которому принадлежал. Это их с Пег объединяло.

Блеск и нищета театра были им куда милее аристократического лоска «клубного общества». А ещё Билли был плейбоем и любил «повеселиться» – таким деликатным словом бабушка Моррис обозначала его склонность кутить напропалую, швыряться деньгами и гоняться за каждой юбкой.

После свадьбы Билли и Пег вернулись в Америку и основали гастролирующий театр.

Почти десять лет – все 1920-е – они колесили по стране с небольшой труппой и давали представления в маленьких городках.

Билли писал сценарии спектаклей и играл в них главные роли; Пег подвизалась режиссёром - постановщиком. К славе они не стремились: их привлекала беззаботная жизнь безо всяких взрослых обязательств. И всё - таки, несмотря на отсутствие амбиций, успех их настиг.

В 1930 году, в разгар Великой депрессии, когда американцы смотрели в будущее со страхом и тревогой, мои дядя с тётей неожиданно поставили хит.

Билли написал пьесу «Её весёлая интрижка» – такую жизнерадостную и забавную, что люди готовы были смотреть и пересматривать её по нескольку раз.

Это был музыкальный фарс о британской наследнице из высшего света, которая влюбляется в американского плейбоя (естественно, его играл Билли Бьюэлл).

Пьеса представляла собой легкомысленный пустячок, как и прочие спектакли Пег с Билли, но почему - то обрела необычайную популярность.

Возможно, причина заключалась в том, что шахтёрам и фермерам по всей Америке в то время отчаянно не хватало радости и они готовы были вытрясти из карманов последнюю мелочь, чтобы похохотать над «Её весёлой интрижкой».

И вот простецкая бестолковая пьеса превратилась в гусыню, несущую золотые яйца. Она достигла такой популярности и собрала столько хвалебных отзывов в прессе, что в 1931 году Билли и Пег приехали с ней в Нью - Йорк и целый год выступали в крупном бродвейском театре.

В 1932 году кинокомпания «Эм - Джи - Эм» экранизировала «Её весёлую интрижку». Сценарий вновь написал Билли, но главная роль досталась не ему. Её отдали Уильяму Пауэллу, а Билли к тому времени решил, что стезя сценариста привлекательнее актёрской.

Сценаристы сами решают, когда работать, не зависят от зрительских симпатий, и режиссёры не указывают им, что делать.

За успехом фильма «Её весёлая интрижка» последовала целая серия прибыльных продолжений: «Её весёлый развод», «Её весёлый малыш», «Её весёлое сафари» – несколько лет Голливуд выпекал хиты один за другим, аки сосиски в тесте. Вся эта чехарда с экранизациями принесла Билли и Пег немало денег, но также обозначила конец их брака.

Билли влюбился в Голливуд и остался там. Пег же решила закрыть гастролирующий театр и на свою половину дохода от фильмов купила громадное старое полузаброшенное здание в Нью - Йорке: театр «Лили».

Всё это случилось примерно в 1935 году.

Официально Билли и Пег так и не развелись.

                                                                                                                                    из романа Элизабет Гилберт - «Город женщин»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  «Они же из Ньюпорта - В начале ХХ века в Ньюпорте находились летние особняки богатейших семей Америки, в том числе Вандербильтов и Асторов.
Вандербильты и Асторы — две известные американские династии, достигшие высокого уровня богатства в период «Позолоченного века» (с 1861 по 1901 год).
«Позолоченный век» (англ. Gilded Age) — период в истории США с 1870-х до 1890-х годов, характеризовавшийся бурным экономическим ростом при одновременном нарастании социальных противоречий и элитизации политической жизни. Название происходит из заглавия одноимённого романа Марка Твена (1873).

Теория и театр

0

93

В массиве данных и ролей (©)

Истинные творческие чувства не лежат на поверхности души. Вызванные из глубин подсознания, они поражают не только зрителя, но и самого актёра.
                                                                                                -- Михаил Чехов ( драматический актёр, театральный педагог, режиссёр)

Всё с вешалки берёт начало -
Театр весь стоит на ней.
Эмоций, слов, она застала
Огромнейший массив ролей.

Тонны костюмов: платьев, фраков
Пальто, шинелей, буканар (*).
Хранительница тайны всякой,
Свидетель театра мемуар.

Она подслушала историй
Немыслимый объём речей.
Из каждой счастье или горе
Остались хоть немного в ней.

Всё и про всех во всех деталях:
В каких одеждах ходит бес,
И от чего в вечных печалях
Известных героини пьес.

Всё с вешалки берёт начало
Театр весь на ней стоит.

В кулисах суета стихала...
Уж зритель на местах сидит.

                                                         Театральная вешалка
                                                   Автор: Анастасия Савельева
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Пальто, шинелей, буканар - Буканар — это тонкая мужская рубашка, которую носят навыпуск поверх футболки или майки. Для неё характерны свободная пройма, расширенная линия плеч, отложной воротник и застёжка - планка.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Теория и театр

В гардеробной театра висела верхняя одежда. Было тихо..., но вдруг тишину прервал необычный разговор.

- Сегодня аншлаг! Необычайный успех! Как хорошо встречают артистов!

Это говорила шуба. Большая тяжёлая соболиная шуба...

- На всё Божья Воля... - произнёс в ответ комплект из чёрного плаща и зонта, висевший рядом.
- Ну что Вы! Не смешите мой седой воротник... Вся жизнь - театр и все мы в нём актёры. Театр начинается с вешалки. "Ах водевиль, водевиль, водевиль, музыка".....
- Полно Вам, всё веселитесь как безумная! Дайте мгновение тишины и покоя моей исстрадавшейся душе, - внезапно прервало шубу чёрное пальто.
- Я бы с вами в разведку не пошёл, друзья. У вас всё слишком сложно. Посмотрите на себя... у одной ветер в голове гуляет, другой своей меланхолией готов всех отравить, третий только на Бога надеется. Раскройте глаза, выйдите на улицу, посмотрите на мои рисунки в стиле графити - вот где драйв!
- Это кто у нас нарисовался такой умный? Ты что ли, дутик?

На самом деле, рядом с пальто висела дутая куртка с бейсболкой.

Ты ещё не дорос что бы меня учить. Ты знаешь кто я? Я весь мир объездила, в лучших театрах и музеях мира была. Мы давали спектакли в Париже, Риме, Токио, Афинах... Куда твоим графитям до картин Пикасо.

Воцарилась тишина. Каждый думал о своём. Медленно тянулось время ожидания.

"Дутик" мечтал поскорее запрыгнуть на свой мотоцикл и умчаться на тусовку, обдумывал новые работы, фантазировал на тему графити в течении, где его талант мог бы приносить доход.

Автомобилей много, хозяев уставших от серых будней и желающих раскрасить свой авто эксклюзивно и весело тоже немало...

Шубка с вожделением ждала вечера и банкета в лучшем ресторане города, куда стекутся все сливки общества, высокопоставленные чины и нужные люди.

Пальто витало с сферах музыкальных и искало новое, непохожее на ранее написанное сочетание звуков. Такое, что бы дух захватывало.

Только плащ углубился в молитву:

"Господи, прости наши души грешные. Прости и помилуй... Знаю милость Твою всепрощающую, щедрость Твою безграничную. Верю во Пришествие Твоё и спасение рода человеческого, надеюсь на Твою любовь и скорую помощь"....

Прозвенел звонок, оповещающий об окончании спектакля. Люди быстро расходились, получив одежду в гардеробной.

Утончённая рука в золотых перстнях - рука жены директора театра протянула жетон.

- Пожалуйста, прошу...
- Спасибо!

Надевая шубу она мечтательно думала о том, что надо обязательно поговорить с мужем о новом актёре в составе нынешней группы.

Обязательно добиться главной роли вместо второстепенной: "Ах, чудо что за паренёк! Душка!"

Вышла на улицу, во дворе театра её уже ждал джип с затенёнными окнами. Села в машину и уехала.

- Позвольте...

К гардеробной пробивался лысоватый, в очках, невысокого роста композитор. Явно торопился домой, вдохновлённый свежей идеей. Взял пальто и скрылся в массе людей, стремящейся к выходу.

Молодой парень спортивного телосложения медленно и задумчиво шёл за своей курткой.

Сегодня у него запланирована встреча с друзьями. Но что-то смутно доносилось издалека - то-ли голос, то-ли сознание просыпалось. Потрясение увиденным спектаклем перевернуло всю его жизнь.

На улице его ждал друг...

- Ты знаешь я сегодня не поеду на тусню.
- А куда ты? Все уже давно собрались. Ждут нас с тобой.
- Я в книжный. Решил наших классиков перечитать. Пока. Всем привет передавай от меня.

И ушёл... ушёл от прежней жизни, ушёл с головой в переосмысление прожитого.

Подошёл к гардеробной Батюшка и вежливо попросил подать ему плащ с зонтом.

- Не такие уж частые у нас гости - Священники - пошутила пожилая женщина, отдавая Батюшке его одежду.
- Ну что ж, привыкайте. Мой сын - выпускник театрального, получил роль в спектакле. Сегодня у него был дебют.
- Да - а - а, воистину" Пути Господни неисповедимы".

Шёл мокрый снег. Начало зимы. Было сыро и серо, но жизнь внутри каждого странника земного обретала свой неповторимый колорит.

Смиренно наблюдая за городской суетой и сутолокой, Священник продолжил свой путь к родному очагу.

На окраине города, в небольшом домике матушка ждала его с новостями. Она сидела у растопленной печи в светлой убранной комнате.

Директорская жена на вечернем коктейле собирала шквал комплиментов в свою сторону и сторону своего гениального мужа - руководителя театра и этим была счастлива.

Художник - наследник и приверженец древнего искусства наскальных рисунков погрузился в изучение работ великих русских классиков.

Композитор этим же вечером написал гениальное произведение для оркестра - симфонию.

Все они были на грани счастья, постижения многогранности любви.

Мир столкнул таких разных людей в одном месте. Меж их душами произошёл разговор ещё там - в  гардеробной, на пороге таинств театральной жизни.

И им удалось узнать друг - друга.

Как этот вечер повлиял на их жизни, как новый ветер перемен внёс свои коррективы остаётся догадываться.

Но ясно одно, что неслучайно всё было... Потому что случайностей в жизни не бывает и существует цепочка закономерностей.

                                                                                                                                       Театр начинается с вешалки (отрывок)
                                                                                                                                                     Автор: Елена Мельник

Теория и театр

0

94

История о том, как один поэт решил воспеть свою музу  Мельпомену, и что из этого вышло

Как это всё до слёз знакомо !
Так мало делаю для дома  !
Умею, да. Но нету рвенья.
Мне слаще труд стихотворенья

                                из стихотворного цикла «Как Вам не стыдно?!?»
                                                         Автор:Eltna 795

Теория и театр

Я сидел в четвёртом ряду кресел и вслушивался в слова, которые произносил на сцене человек с небольшой русой бородой и мягким взглядом добрых, ласковых глаз.

— Зачем такая ненависть? Зачем возмущение? Они тоже, может быть, хорошие люди, но слепые, сами не понимающие, что они делают… Понять их надо, а не ненавидеть!

Другой артист, загримированный суровым, обличающим человеком, нахмурил брови и непреклонно сказал:

— Да, но как тяжело видеть всюду раболепство, тупость и косность! У благородного человека сердце разрывается от этого.

Героиня, полулежа на кушетке, грустно возражала:

— Господа, воздух так чист, и птички так звонко поют… В небе сияет солнце, и тихий ветерок порхает с цветочка на цветочек… Зачем спорить?

Обличающий человек закрыл лицо руками и, сквозь рыдания, простонал:

— Божжже мой! Божжжже мой!.. Как тяжело жить!

Человек, загримированный всепрощающим, тихо положил руки на плечо тому, который говорил «Божже мой!».

— Ирина, — прошептал он, обращаясь к героине, — у этого человека большая душа!

На моих глазах выступили слёзы.

Я вообще очень чувствителен и не могу видеть равнодушно, даже если на моих глазах режут человека.

Я смахнул слезу и почувствовал, что эти люди своей талантливой игрой делают меня хорошим, чистым человеком.

Мне страстно захотелось пойти в антракте в уборную к тому актёру, который всех прощал, и к тому, который страдал, и к грустной героине — и поблагодарить их за те чувства, которые они разбудили в моей душе.

И я пошёл к ним в первом же антракте.

Вот каким образом познакомился я с интересным миром деятелей подмосток…

* * *
— Можно пройти в уборную Эрастова?
— А вы не сапожник?
— Лично я не могу об этом судить, — нерешительно ответил я. — Хотя некоторые критики находили недостатки в моих рассказах, но не до такой степени, чтобы…
— Пожалуйте!

Я шагнул в дверь и очутился перед человеком, загримированным всепрощающим.

— Ваш поклонник! — отрекомендовался я. — Пришёл познакомиться лично.

Он был растроган.

— Очень рад… садитесь!
— Спасибо, — сказал я, оглядывая уборную. — Как интересна жизнь артиста, не правда ли?.. Все вы такие душевные, ласковые, талантливые…

Эрастов снисходительно усмехнулся.

— Ну, уж и талантливые… Далеко не все талантливы!
— Не скромничайте, — возразил я, садясь.
— Конечно… Разве этот старый башмак имеет хоть какую - нибудь искру? Ни малейшей!
— Какой старый башмак? — вздрогнул я.
— Фиалкин - Грохотов! Тот, который так подло играл роль героя.
— Вы находите, что он не справился с ролью? Зачем же тогда режиссёр поручил ему эту роль?

Эрастов всплеснул руками.

— Дитя! Вы ничего не знаете? Да ведь режиссёр живёт с его женой! А сам он пользуется щедротами купчихи Поливаловой, которая — родственница буфетчика Илькина, имеющего на антрепренёра векселей на сорок тысяч.

Я был ошеломлён.

— Какой негодяй! И с таким человеком должны играть вы и эта милая, симпатичная Лучезарская!..
— Героиня? Да ей-то что… Она сама живёт с суфлёром только потому, что тот приходится двоюродным братом рецензенту Кулдыбину. У неё, впрочем, есть муж и дочь лет двенадцати. Но она своими побоями скоро вгонит девчонку в гроб — я в этом уверен. Впрочем, она не прочь продать девчонку комику Зубчаткину только потому, что у того есть некоторые связи в N - ском театре, куда она мечтает пробраться…
— Неужели она такая?

— Да, знаете… Готова с каждым первым попавшимся. Покажите ей десять рублей — побежит. Ей комическая старуха Мяткина - Строева давно уже руки не подаёт!
— Смотрите-ка! Комическая старуха, а какая благородная брезгливость, — изумился я.
— Она не потому. Просто у Мяткиной - Строевой был любовник на выходах — Клеопатров, которого она содержала, а Лучезарская насплетничала, что он в бутафорской шлем украл, — его и уволили среди сезона. Вы меня извините, сейчас мой выход минут на пять, если хотите — подождите… я вернусь, ещё поболтаем. Ужасно, знаете, мне с моими взглядами жить среди этой грязи и сплетен. Я сейчас!

Он ушёл. Я остался один.

                                                                                                                                                                           Подмостки (отрывок)
                                                                                                                                                                      Автор: Аркадий Аверченко

Теория и театр

0

95

Примадона в антураже ..

Актёры старой школы,
Шик и лоск,
И роли на десятки лет, на славу
До самого конца хранят свой пост
По выучке, таланту и по праву!
И что не говори а измельчал
Артист сегодня, превратилось в мыло
Вершина их карьеры сериал,
А раньше! Всё совсем иначе было!
Теперь прощай, на много долгих лет
Своей карьеры, имени и роли
Как жаль что Вас у нас сегодня нет...
Аплодисменты! Ну, прощайте, что ли.

                                                            Актёры старой школы (Избранное)
                                                                  Автор: Вячеслав Корнеев

КУЛЬТУР - МУЛЬТУР.  Театральная история в 2-х действиях (эксцентричная комедия).

Автор: ЮРИЙ ЛОЗА

***

Сюжет: ведомственный Дом культуры в провинции, где градообразующим предприятием является богатая фармацевтическая компания. Владелец решил подарить на 8 марта  спектакль московских театральных звёзд. Однако актёр Авдеев, занятый в телесериалах, так и не прибыл.

***

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ (ФРАГМЕНТ) :
______________________________________________________________________________________________________________________________

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА (ПРЕДСТАВЛЕННОЙ СЦЕНЫ):

Сергей - администратор;
Вика - костюмер;
Лев Павлович Шевелюров - актёр;
Ольга - актриса;
Мила Михайловна Белецкая, "Мими" - актриса;
Шофёр

Ян Карлович и Валерик - рабочие сцены (не участвуют в представленной сцене, но оних идёт речь).
________________________________________________________________________________________________________________________________

Комната за сценой ведомственного Дома культуры.
В левой стене дверь , которая ведёт к служебному входу в здание, в правой - дверь в туалет.
Слева и справа невысокие ширмы для переодевания, прикрывающие от актёров, находящихся в комнате, но полностью открытые для зрителей. Внутри каждой ширмы тумбочка и стул,
в стену вбиты гвозди, на них пустые "плечики" для костюмов.
В центре дальней стены на высоте в метр - полтора - дверь на сцену с несколькими ступеньками и площадкой.
Слева от ступенек открытый шкаф с театральной одеждой, гладильная доска с утюгом.
Справа от ступенек - столик, на нём большой бюст Ленина.
На видном месте афиша спектакля "ЧЕТЫРЕ ЛИНИИ СУДЬБЫ", пришпиленная кнопками: четыре квадрата, в каждом из которых - портрет.
На переднем плане стол, на нём бутылка водки, вода, соки, лёгкие закуски, чайник, чашки, стаканы, рюмки, свечи и пара телефонов.
Около стола ТРИ стула. На полках разный хлам: старый телевизор, инструменты духового оркестра, флаги, книги и т. д.
По ходу пьесы артисты периодически пьют и едят.

 
Из туалета выходит молодая девица - Вика: одета вызывающе модно, кричаще накрашена и с чем-то невообразимым вместо причёски. В ушах у неё наушники, на поясе плеер, в руках графин с водой. Подтанцовывая, идёт к доске и начинает гладить. Жевательной резинкой иногда надувает пузыри. Со сцены появляется Сергей. Ему от тридцати до сорока, он в кожаной куртке, джинсах и узконосых ботинках.
 
СЕРГЕЙ. Ну и как?
ВИКА. А?
СЕРГЕЙ. Как дела, спрашиваю?!
ВИКА. А?
СЕРГЕЙ.Сними "дебильники" когда со старшими разговариваешь!
ВИКА. Ну, чё тебе? (снимая наушники).
СЕРГЕЙ. С костюмами разобралась?
ВИКА. Ничё себе, все бирки перепутаны - их десять лет не надевали. Не костюмы, а полный отстой, задолбали уже! Всё повыкидывать пора! А там как?
СЕРГЕЙ.Там? Нормально. Ян Карлович и Валерик с декорациями колдуют. Не знаю, правда, как должно быть в оригинале, я этого спектакля не видел.
ВИКА.Я тоже не видала. Я ещё не работала, когда его играли. Видела только фотки в театре да афиши старые... На них, правда, эти костюмы ещё нормальные были, не то, что сейчас.
СЕРГЕЙ. Сдюжат?
ВИКА. Чё?
СЕРГЕЙ.Костюмы, говорю, сдюжат?
ВИКА. А я знаю?.. Да, ты им сказал, чтобы нашли сиденье для "толчка"?
СЕРГЕЙ.Сказал. Обещали, что найдут.
ВИКА. Кто обещал?
СЕРГЕЙ. Вольдемар - местный киномеханик или кто он тут, ну этот - который в будке
...
 
  Открывается левая дверь и шумно входит Шевелюров: крупный мужчина за шестьдесят, но старающийся скрыть свой возраст. Одет импозантно, на шее платок - шарф, все жесты несколько картинны. По ходу пьесы чаще других подходит к столу.

ШЕВЕЛЮРОВ. Привет, молодёжь!
СЕРГЕЙ. Здравствуйте! (крепко сжимает ладонь)
ШЕВЕЛЮРОВ. Ну не так же!.. (дует на пальцы) Я - Шевелюров, Лев Палыч, а Вы... кто будете, молодой человек?
СЕРГЕЙ. Сергей. Администрирую, вот.
ШЕВЕЛЮРОВ. А - а, да - да... племянник Игоря Моисеевича! А где сам "великий стратег"?
СЕРГЕЙ. В театре занят. Премьера же сегодня, столпотворение, вот он меня и послал тут всё проконтролировать...
ШЕВЕЛЮРОВ. Послал?! Это хорошо!.. А что, комнат больше не дали?
СЕРГЕЙ. А больше и нет.
ШЕВЕЛЮРОВ. Понятно! (оглядывается) А ведь я здесь бывал, причём неоднократно... Хе - хе... Помню, на Новый год такого тут накуролесил... (видит афишу на стене) Матка Боска! Это ж та самая, десятилетней давности! А я думал, что их давно выкинули! Откуда это?
СЕРГЕЙ. Со склада, откуда ещё? Я и буклеты привёз, целую пачку, узнаёте? (берёт со стола буклет и подаёт Шевелюрову)
ШЕВЕЛЮРОВ. Узнаю хватку Игоря Моисеевича - нич - чего у него не пропадает!.. (разглядывает буклет) Да... А ведь я был тогда, пожалуй, на несколько килограммов моложе... Викуся, Вы могли бы полюбить такого мужчину?
ВИКА. Да у меня предки младше, Вы чё!
ШЕВЕЛЮРОВ. При чём здесь возраст? Разве на это надо смотреть, девушка? Смотреть надо в корень, а корень у нас ещё крепкий! (целует Вику в плечо)
ВИКА. Да ну Вас, Лев Палыч, вечно Вы прикалываетесь!
ШЕВЕЛЮРОВ. Викуся, я от Вас без ума! (пытается ущипнуть Вику за попку)
ВИКА. (отскакивая) Да отстаньте Вы!..

Со сцены, входит Ольга: эффектная молодая женщина: на высоких каблуках, в элегантном плаще, с изящной сумкой. Явно не в духе.
 
ОЛЬГА. Всем привет!
ШЕВЕЛЮРОВ. О - ольга! Здравствуйте, душа моя! Сколько лет, сколько зим... Как же Вы похорошели! Разрешите, как говорится, припасть... (целует ручку)
ОЛЬГА. Да ладно Вам, Лев Палыч! Скажете тоже... А вот Вы, я вижу, немного изменились!
ШЕВЕЛЮРОВ. Заматерел, Оленька, заматерел.
ОЛЬГА. Вы где машину поставили? Я у центрального входа приткнулась. Не дорога, а кошмар какой-то! Двадцать километров - а добиралась больше часа, представляете?
ШЕВЕЛЮРОВ. Представляю, конечно, потому и попросил соседа подвезти. Сколько же мы не виделись?
ОЛЬГА. Ой не спрашивайте! Сцену я уже видела, вроде неплохо получилось... А это что - общая гримёрка?
СЕРГЕЙ.Да. Вон там "удобства", а там служебный вход.
ОЛЬГА. Комнат больше нет?
СЕРГЕЙ. К сожалению.
ШЕВЕЛЮРОВ. Типовой дом культуры - мальчики налево, девочки направо. Но мы так уже играли в этом... как его... Мухотараканске, ну?..
ОЛЬГА. В Залесске, помню... А по какому случаю праздник? Теперь так везде артистов встречают?
СЕРГЕЙ. Организаторы постарались... По-моему, неплохо.
ОЛЬГА. (Сергею) А Вы... собственно...?
СЕРГЕЙ. Сергей. Я сегодня вместо Игоря Моисеевича.
ШЕВЕЛЮРОВ. (палец вверх) Племяш! Смена!
ОЛЬГА. Понятно - эстафета поколений! И давно в театре?
СЕРГЕЙ. Пятый день.
ОЛЬГА. А где раньше трудились, если не секрет?
СЕРГЕЙ. Не в этом городе.
ШЕВЕЛЮРОВ. Приезжий, значит?
СЕРГЕЙ. Родился здесь, в центре, потом долго жил на севере, сейчас опять сюда перебрался. Дядя предложил попробовать, а там видно будет... Посмотрим, может, понравится.
ШЕВЕЛЮРОВ. Понравится! Если САМ Игорь Моисеевич взял под крыло!
ОЛЬГА. А САМ чем таким важным занят, позвольте спросить?
ВИКА. Премьера у нас, много разных "шишек" понаедет. С утра все на ногах, бегают, суетятся, прям как ненормальные какие-то!
ОЛЬГА. (Вике) А Вы, девушка, я понимаю, главная по костюмам?
ВИКА. Ага.
ШЕВЕЛЮРОВ. Это наша Викуся (обнимая Вику за талию) - существо странное, но безобидное, моя последняя и тайная любовь. Скоро мы поженимся (пытаясь поцеловать в шею) и уедем в большое свадебное путешествие на Гава - аи.
ВИКА. (отталкивая) Ну хватит прикалываться, Лев Палыч!
ОЛЬГА. А Вы чья племянница?
ВИКА. Да ничья! Чё костюмеру платят-то? Полная фигня! Я из другого цеха! Поросили помочь, вот я и приехала! Ваще уже!
ОЛЬГА. Да ладно, ладно, не дуйся. Ничего, что я на "ты", а то нам ещё работать вместе. Ну... идёт?
ВИКА. Давай. (показывает на костюмы) А твои которые, в смысле, чё на бирках написано?
ОЛЬГА. Написано - "Памела". Да я сама разберусь, не суетись. А где остальные? Господин Авдеев, понятно, появится в последний момент, "во всём белом", но где Мими, она-то всегда первой приходила?
СЕРГЕЙ. Генеральный сказал, что за Белецкой отправил свой личный "мерс".
ШЕВЕЛЮРОВ. С чего это вдруг ей такие почести?
СЕРГЕЙ. Тофик Алиевич, он же хозяин всего этого (обводя рукой вокруг себя), решил доказать своей матери, что он круче папаши, поэтому не он идёт в театр, а театр идёт к нему, вместе с (пародируя кавказский акцент и жесты) ВЕЛИКИ БЕЛЕЦКИ (нормальным языком), вот и всё.
ШЕВЕЛЮРОВ. Как это?
ОЛЬГА. Какой папаша? Ничего не понимаю...
СЕРГЕЙ. Полчаса назад, в своей шика - арной приёмной, он объяснил, почему сегодня здесь играется пьеса "ЧЕТЫРЕ ЛИНИИ СУДЬБЫ": тридцать лет назад его отец - Али был в нашем городе с какой-то делегацией. В культурную программу входило посещение театра... Поэтому с раннего детства Тофик Алиевич видел афишу на стене и слышал рассказы отца о (парод.) ВЕЛИКИХ АКТЁРАХ (норм.) с этой афиши. Недавно Тофик перебрался в наш город на постоянное место жительства, вместе со всем семейством. Али уже забрал к себе Аллах, но память о нём не даёт матери покоя и она всё время его ставит в пример сыну. В конце концов Тофику всё это надоело, и он в канун восьмого марта решил показать любимой маме ту же самую пьесу, только не в театре, а у себя, на собственной фирме. Позвонил Игорю Моисеевичу, тот объяснил, что постановка, которую видел папаша, давно забыта. Но!.. На его счастье имеется более поздняя... И, что самое важное, Мила Белецкая, знакомая ему с самого южного детства, в новой редакции есть! Тофика устроило, что в пьесе будут учавствовать одна (парод.) ВЕЛИКИ АКТРИС (норм.) и трое актёров поменьше. Поэтому за Мими, как вы её назвали, был отправлен (парод.) мерседес - шмерседес, (норм.) а остальные - "ту-ту" своим ходом.
ШЕВЕЛЮРОВ. О как! А то, что Белецкая, скажем... "звезда давно минувших дней, преданье старины глубокой"?
СЕРГЕЙ. Тофик об этом не знает.
ОЛЬГА. А мы, выходит, как бы "для мебели"?
СЕРГЕЙ. У него свои представления о звёздности. Но в театры он не ходит, потому что нет времени (парод.) на всякий культур - мультур!
ШЕВЕЛЮРОВ. А вот и наша примадонна!
 
 
Слева появляется Белецкая с букетом цветов: дама преклонного возраста, одета по моде второй половины прошлого века. За ней, неся её сумку, шофёр - усатый кавказец в униформе и форменной фуражке. В нагрудном кармане мобильный телефон, из него в ухо идёт провод с наушником.
 
БЕЛЕЦКАЯ. Здравствуйте всем! Лёвушка, привет! Оленька, милая, а вы похорошели! (кладёт руки на плечи) Мы же с Вами целых сто лет не виделись! (Шевелюрову) Скажи, похорошела же!
ОЛЬГА. Мила Михална, и Вы туда же! (трижды имитируют поцелуй)
БЕЛЕЦКАЯ. Ну - ну, не кокетничайте, мужчины, поди, проходу не дают! Лёвушка, правда в ней появилась какая-то загадка, тайна... не знаю, как сказать, право слово. (Ольге) Когда уходили из театра, Вы были такая... простая, что ли... предсказуемая... Вика, здравствуйте, солнышко... И... Э - э - э...
СЕРГЕЙ. Сергей, администратор, (опережая Шевелюрова)) кстати, племяш Игоря Моисеевича. Для Вас просто Серёжа.
БЕЛЕЦКАЯ. И давно Вы племянник?
СЕРГЕЙ. Порядочно. С самого рождения.
БЕЛЕЦКАЯ. О извините, что это я... Давно у нас?
СЕРГЕЙ. Пятый день, так что прошу за промахи строго не судить.
БЕЛЕЦКАЯ. Да Боже упаси!.. О! Ужин при свечах! Какая прелесть!
СЕРГЕЙ. Всё гораздо прозаичнее: у них с электричеством проблемы - слабая сеть. А свечи пригодятся, если пробки вышибет. И вот фонарик, на всякий случай.
ШОФЁР. Куда сумка ставить?
БЕЛЕЦКАЯ. Несите в гримёрную. Серёжа, где мне расположиться?
СЕРГЕЙ. Комната одна, других нет, так что либо там, либо тут.
БЕЛЕЦКАЯ. А - а - а... А кто - нибудь где - нибудь уже занял?
ВИКА. Я Ваши костюмы хотела туда повесить. (показывает на ширму)
БЕЛЕЦКАЯ. (Вике) Ну и правильно! Вы не могли бы поставить в воду цветы? (шофёру) Будьте так добры, сумку положите, пожалуйста, туда! Спасибо!
ШОФЁР. Я буду сейчас Тофик гаварить. Тут всё нармально?
БЕЛЕЦКАЯ. Всё чудесно! Так и передайте!
ВИКА. Чё там чудесно?! Комнат нет! Вешалок нет! Даже кружка на унитазе нет!
ШОФЁР. Кружка? (ставя ударение на первый слог)
ВИКА. На фига кружка в туалете? Сиденья (показывает) нет!
ШОФЁР. А  -а - а... Харашо! (достаёт мобильный телефон, нажимает кнопку, кладёт обратно в карман и начинает говорить в микрофон мобильной гарнитуры, повернув голову к плечу) Тофик - муялим, это я... Да, нармально довёз... Бали, (пересчитывает присутствующих) все четыре здесь. О кей, дюзяляр!.. Якши... Ёк проблем! Сам всё парешаю, не беспокойся! Ёк проблем... (выходит)
ОЛЬГА. Вот бы и мне "ёк проблем"...
ВИКА. И мне...
БЕЛЕЦКАЯ. Да ладно вам! Всё замечательно! (Сергею) Голубчик, введите меня в курс дела, пожалуйста! Это - "Дамская комната"?
СЕРГЕЙ. Точно так, (громко, для всех) кстати, курить только там! Местный пожарник меня уже штрафами пугал.
БЕЛЕЦКАЯ. А сцена? Туда? Пойду, погляжу!
ШЕВЕЛЮРОВ. Я с тобой! (уходят)
ОЛЬГА. (Сергею) А что, Игорь Моисеевич сам уже никуда не ездит?
СЕРГЕЙ. Некогда ему. Вечно в запарке - хочет создать развлекательный комплекс на базе театра: уже открыл компьютерный салон, сдал под офисы кое - какие помещения. Теперь пытается на площади перед входом стоянку организовать, но кусочек-то, сами понимаете, ла - акомый - очень много ртов...
ОЛЬГА. Ну да! В библиотеке - секс - шоп, на стадионе - барахолка, в театре - комплекс! Во что вы превращаете сегодняшних детей?! У одной моей знакомой сыну двенадцать лет, она ему: "Учись, сынок"! А он ей отвечает, ковыряя в носу: "Зачем учиться, надо заправку строить"!
ВИКА. Да - а...

                                                                                                                                                                КУЛЬТУР - МУЛЬТУР (ОТРЫВОК)
                                                                                                                                                                      АВТОР: ЮРИЙ ЛОЗА

Теория и театр

0

96

! Пятиминутка зависти и злобы

Зависть белой не бывает.
Зависть свет в нас убивает.
Ну а то, кто ею болен, —
У того душа темна,
И в поступках он не волен,
Ибо всем вершит она.
Мы смирились с тем, что зависть
Судит всех без доказательств.
Ей достаточно улик —
Этот счастлив.
Тот велик.
И чужой судьбою мучась,
Умирая от обид,
Всё надеется на случай,
Что когда - нибудь получит
То, Что ей в других претит.

                                                    Зависть белой не бывает...
                                                   Автор: Андрей Дементьев

С Новым годом! Старая "Песенка про пять минут" на новый лад / ВИА ТАТЬЯНА / FIVE TO TWELVE.

Монтёр

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре — актёр, режиссёр или, может быть, театральный плотник.

Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана.

В городском театре. Играли в этом городском театре оперу.

Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтёр — Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтёра этого пихнули куда-то сбоку — мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтёр Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло.

Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижёр — маэстро Кайман.

А без четверти минут восемь являются до этого монтёра две знакомые ему барышни.

Или он их раньше пригласил, или они сами подошли — неизвестно.

Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу — посмотреть на спектакль.

Монтёр говорит:

— Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему.

Управляющий говорит:

— Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учёте. Не могу.

Монтёр говорит:

— Ах так, — говорит. — Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит — флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха.

Управляющий бегает. Публика орёт. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потёмках не взяли.

А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:

— Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз, — говорит, — темно — я ухожу. Мне, — говорит, — голос себе дороже. Пущай ваш монтёр поёт.

Монтёр говорит:

— Пущай не поёт. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то и пущай одной рукой поёт, другой свет зажигает.

Думает — тенор, так ему и свети всё время. Теноров нынче нету!

Тут, конечно, монтёр схлестнулся с тенором.

Вдруг управляющий является, говорит:

— Где эти чёртовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда - нибудь посажу, леший их забодай!

Монтёр говорит:

— Вот они, чёртовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас, — говорит, — я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет.

— Начинайте, — говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.

Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра — крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтёра нет жизни на театральных подмостках.

Так что они оба - два представляют собой одинаковую ценность.   

И нечего тут задаваться: дескать, я — тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сымать на карточку мутно, не в фокусе!

                                                                                                                                                                                     Автор: Михаил Зощенко

( кадр из фильма «Карнавальная ночь» 1956 )

Теория и театр

0

97

Театра умыслы лукавые

Любовь...  - театр ли, спектакль,
И кто - кому, в ней, пишет роли?
И кто просунул лист с любовью
Мне прямо в сердце, вызвав жаль?

Мне жаль смотреть в её глаза,
В которых чувства нет ни капли...
Но нужно роль играть в спектакле...
К тому же, к нам идёт гроза!

Но режиссёр, ах, где же он?
Совсем забыл слова из роли.
Когда есть ложь, пусть в виде соли,
Когда ты знаешь - не влюблён,

Тогда играть невмоготу,
И лгут ещё глаза партнёрши...
А сердце тянет к билетёрше,
Её объятия лишь жду!

Вот с ней бы пьесу я сыграл!
Да так, что встал бы зал, прощаясь!
Ведь есть, ведь есть любовь святая,
Что Бог на небе завещал!

                                                              Театральная любовь..
                                                             Автор: Олег Глечиков

Яд

(Ирина Сергеевна Рязанцева)

Я сидел в уборной моей знакомой Рязанцевой и смотрел, как она гримировалась.

Её белые гибкие руки быстро хватали неизвестные мне щёточки, кисточки, лапки, карандаши, прикасались ими к чёрным прищуренным глазам, от лица порхали к причёске, поправляли какую-то ленточку на груди, серьгу в ухе, и мне казалось, что эти руки преданы самому странному и удивительному проклятию: всегда быть в движении.

«Милые руки, — с умилением подумал я. — Милые, дорогие мне глаза!»

И неожиданно я сказал вслух:

— Ирина Сергеевна, а ведь я вас люблю!

Она издала слабый крик, всплеснула руками, обернулась ко мне, и через секунду я держал её в своих крепких объятиях.

— Наконец-то! — сказала она, слабо смеясь. — Ведь я измучилась вся, ожидая этих слов. Зачем ты меня мучил?
— Молчи! — сказал я.

Усадил её на колени и нежно шепнул ей на ухо:

— Ты мне сейчас напомнила, дорогая, ту нежную, хрупкую девушку из пьесы Горданова «Хризантемы», которая — помнишь? — тоже так, со слабо сорвавшимся криком «наконец-то» бросается в объятия помещика Лаэртова. Ты такая же нежная, хрупкая и так же крикнула своим милым сорвавшимся голоском… О, как я люблю тебя.

На другой день Ирина переехала ко мне, и мы, презирая светскую условность, стали жить вместе.

* * *

Жизнь наша была красива и безоблачна.

Случались небольшие ссоры, но они возникали по пустяковым поводам и скоро гасли за отсутствием горючего материала.

Первая ссора произошла из-за того, что однажды, когда я целовал Ирину, моё внимание привлекло то обстоятельство, что Ирина смотрела в это время в зеркало.

Я отодвинул её от себя и, обижаясь, спросил:

— Зачем ты смотрела в зеркало? Разве в такую минуту об этом думают?
— Видишь ли, — сконфуженно объяснила она, — ты немного неудачно обнял меня. Ты сейчас обвил руками не талию, а шею. А мужчины должны обнимать за талию.
— Как… должен? — изумился я. — Разве есть где - нибудь такое узаконенное правило, чтобы женщин обнимать только за талию? Странно! Если бы мне подвернулась талия, я обнял бы талию, а раз подвернулась шея, согласись сама…
— Да, такого правила, конечно, нет… но как-то странно, когда мужчины обвивают женскую шею.

Я обиделся и не разговаривал с Ириной часа два. Она первая пошла на примирение.

Подошла ко мне, обвила своими прекрасными руками мою шею (мужская шея — узаконенный способ) и сказала, целуя меня в усы:

— Не дуйся, глупый! Я хочу сделать из тебя интересного, умного человека… И потом… (она застенчиво поёжилась) я хотела бы, чтобы ты под моим благотворным влиянием завоевал бы себе самое высокое положение на поприще славы. Я хотела бы быть твоей вдохновительницей, больше того — хотела бы сама завоевать для тебя славу.

Она скоро ушла в театр, а я призадумался: каким образом она могла бы завоевать для меня славу?

Разве что сама бы вместо меня писала рассказы, при условии, чтобы они у неё выходили лучше, чем у меня.

Или что она понимала под словом «вдохновительница»?

Должен ли я был всех героев своих произведений списывать с неё, или она должна была бы изредка просить меня:

«Владимир, напиши-ка рассказ о собаке, которая укусила за ногу нашу кухарку. Володечка, не хочешь ли взять темой нашего комика, который совсем спился, и антрепренёр прогоняет его».

И вдруг я неожиданно вспомнил.

Недавно мне случилось видеть в театре пьесу «Без просвета», где героиня целует героя в усы и вдохновенно говорит:

«Я хочу, чтобы ты под моим влиянием завоевал себе самое высокое положение на поприще славы. Я хочу быть твоей вдохновительницей».

— Странно, — сказал я сам себе.

А во рту у меня было такое ощущение, будто бы я раскусил пустой орех.

* * *

С этих пор я стал наблюдать Ирину. И чем больше наблюдал, тем больший ужас меня охватывал.

Ирины около меня не было. Изредка я видел страдающую Верочку из пьесы Лимонова «Туманные дали», изредка около меня болезненно, с безумным надрывом веселился трагический тип решившей отравиться, куртизанки из драмы «Лучше поздно, чем никогда»…

А Ирину я и не чувствовал.

Дарил я браслет Ирине, а меня за него ласкала гранд - кокет (*) , обвивавшая мою шею узаконенным гранд - кокетским способом.

Возвращаясь поздно домой, я, полный раскаяния за опоздание, думал встретить плачущую, обиженную моим равнодушием Ирину, но в спальне находил, к своему изумлению, какую-то трагическую героиню, которая, заломив руки изящным движением (зеркало-то — ха-ха! — висело напротив), говорила тихо, дрожащим, предсмертным голосом:

— Я тебя не обвиняю… Никогда я не связывала, не насиловала свободы любимого мною человека… Но я вижу далеко, далеко… — Она устремила отуманенный взор в зеркало и вдруг неожиданно громким шепотом заявила: — Нет! Ближе… совсем близко я вижу выход: сладкую, рвущую все цепи, благодетельницу смерть…
— Замолчи! — нервно говорил я. — Кашалотов, «Погребённые заживо», второй акт, сцена Базаровского с Ольгой Петровной. Верно? Ещё ты играла Ольгу Петровну, а Рафаэлов — Базаровского… Верно?

Она болезненно улыбалась.

— Ты хочешь меня обидеть? Хорошо. Мучай меня, унижай, унижай сейчас, но об одном только молю тебя: когда я уйду с тем, кто позовёт меня по-настоящему, — сохрани обо мне светлую, весеннюю память.
— Не светлую, — хладнокровно поправил я, стаскивая с ноги ботинок и расстёгивая жилет, — а «лучезарную». Неужели ты забыла четвёртый акт «Птиц небесных», седьмое явление?

Она молча, широко открытыми глазами смотрела на меня, что-то шептала страдальчески губами и, неожиданно со стоном обрушиваясь на постель, закрывала подушкой голову.

А из-под подушки виднелся блестящий, красивый глаз, и он был обращён к зеркалу, а рука инстинктивно обдёргивала конец одеяла.

* * *

Однажды, когда я после какой-то размолвки, напившись утреннего чаю, встал и взялся за пальто, предполагая прогуляться, она обратила на меня глаза, полные слёз, и сказала только одно тихое слово:

— Уходишь?

Сердце моё сжалось, и я хотел вернуться, чтоб упасть к её ногам и примириться (всё - таки я любил её), но тотчас же спохватился и выругал себя беспамятным идиотом и разиней.

— Слушай! — сказал я, укоризненно глядя на неё. — Прекратится ли когда - нибудь это безобразие?.. Вот ты сказала одно лишь слово — всего лишь одно маленькое словечко, и это не твоё слово, и не ты его говоришь.
— А кто же его говорит? — испуганно прошептала она, инстинктивно оглядываясь.
— Это слово говорит графиня Добровольская («Гнилой век», пьеса Абрашкина из великосветской жизни, в четырёх актах, между вторым и третьим проходят полтора года). Та самая Добровольская, которую бросает негодяй князь Обдорский и которая бросает ему вслед одно только щемящее слово: «Уходишь?» Вот кто это говорит!
— Неужели? — прошептала сбитая с толку Ирина, смотря на меня во все глаза.
— Да конечно же! Ты же сама ещё и играешь графиню. Ну, милая! Ну, не сердись… Будем говорить откровенно… На сцене, — пойми ты это, — такая штука, может быть, и хороша, но зачем же такие штуки в нашей жизни? Милая, будем лучше сами собой. Ведь я люблю тебя. Но я хочу любить Ирину, а не какую-то выдуманную Абрашкиным графиню или слезливую Верочку, плод досугов какого-то Лимонова! Я говорю серьёзно: будем сами собой!

На глазах её стояли слёзы. Она бросилась мне на шею и, плача, крикнула:

— Я люблю тебя! Ты опять вернулся!

Так как она в неожиданном порыве обняла меня под мышками (способ непринятый), я многое простил ей за это. Даже подозрительные слова:

«Ты опять вернулся», — пропустил я мимо ушей.

Когда примирение состоялось, я с облегченным сердцем уехал по делам и вернулся только к обеду.

Ирина была неузнаваема.

Театральность её пропала.

Заслышав мои шаги в передней, она с пронзительным криком: «Володька пришёл!» — выскочила ко мне, упала передо мной на колени, расхохоталась, а когда я, смеясь, нагнулся, чтобы поднять её, то она поцеловала меня в темя и дёрнула за ухо (способы ласки диковинные и на сцене мною не замеченные).

* * *

А когда я за обедом спросил её, не сердится ли она на меня за утренний разговор, она бросила в меня салфеткой, сделала мне своими очаровательными руками пребольшой нос и подмигнув сказала:

«Молчи, старый, толстый дурачок!»

Хотя я не был ни старым, ни толстым, но мне это нравилось больше прежнего:

«О, свет моей жизни! О, солнце, освещающее мой путь!»

Вечером она уехала в театр, а я сел за рассказ. Не писалось.

Тянуло к ней, к этому большому, изломанному, но хорошему в некоторых порывах ребёнку.

Я оделся и поехал в театр. Шла новая комедия, которой я ещё не видел. Называлась она «Воробушек».

Когда я сел в кресло, шёл уже второй акт. На сцене сидела Ирина и что-то шила, а когда зазвенел за кулисами звонок и вошёл толстый, красивый блондин, она вскочила, засмеялась, шаловливым движением бросилась перед ним на колени, потом поцеловала его в темя, дернула за ухо и радостно приветствовала:

— Здравствуй, старый, толстый дурачок!

Зрители смеялись. Все смеялись, кроме меня.

* * *
Теперь я счастливый человек.

Недавно, сидя в столовой, я услышал из кухни голос Ирины. Она с кем-то разговаривала. Сначала я лениво прислушивался, потом прислушивался внимательно, потом встал и прильнул к полуоткрытой двери.

И по щекам моим текли слёзы, а на лице было написано блаженство, потому что я видел её, настоящую Ирину, потому что я слышал голос подлинной, без надоевших театральных вывертов и штучек Ирины.

Она говорила кому-то, очевидно, прачке:

— Это, по-вашему, панталоны? Дрянь это, а не панталоны. Разве так стирают? А чулки? Откуда взялись, я вас спрашиваю, дырки на пятках? Что? Не умеете — не беритесь стирать. Я за кружево на сорочках платила по рубль двадцать за аршин, а вы мне её попортили.

Я слушал эти слова, и они казались мне какой-то райской музыкой.

— Ирина, — шептал я, — настоящая Ирина.

* * *
А впрочем… Господа! Кто из вас хорошо знает драматическую литературу? Нет ли в какой - нибудь пьесе разговора барыни с прачкой?..

                                                                                         из сборника произведений  Аркадия Аверченко - «Юмористические рассказы»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Дарил я браслет Ирине, а меня за него ласкала гранд - кокет - «Гранд - кокет» — актёрское амплуа, обозначающее успешную в свете, красивую, изящную, статную женщину, обычно немолодого возраста.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

( кадр из фильма - спектакля "Гроза" 1977 )

Теория и театр

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Теория и Театр