Они не мечтали о Коммунизме

В культовой социальной драме, слегка граничащей с чёрной комедией — в «Kурьере» нашем, разумеется! - есть примечательная сцена, которую все помнят, но никто не придаёт ей особенного значения. Она представляется очередной выходкой трикстера-Ивана — в ряду всех его эскапад и подколок. Итак, разморённые бездельники-сослуживцы — типичнейшие для позднего СССР конторские «сидельцы»-ни_хрена_не_дельцы задаются вопросом: «О чём мечтаем?»

От нечего делать и - от нечего думать эти люди с высшим образованием тупо треплются...

Kорпулентная красавица в исполнении Светланы Kрючковой томно выдаёт, что хотела бы выйти замуж за японца — ибо у них там самые передовые технологии (вторая часть «Назад в будущее» и вовсе конструирует мир, где миром правят японские боссы, так что вектор ясен и прост). Герой Панратова-Чёрного миленько болтает про какие-то величины атмосферного давления - при которых рыба в Подмосковье лучше всего клюёт. Потому что в мире благо-стабильности и так всё есть, ...кроме дефицитных товаров.

Лицо начальника приобрело тот странный оттенок, будто Иван сказал нечто похабное, запретное или просто лишнее.

И тогда Ваня им шмякнул по мозгам: «А я мечтаю, чтобы коммунизм на всей земле победил». Вы бы вспомнили, господа, их вытянувшиеся рожи! Они же офонарели от услышанного! Мальчик-выпускник сказал нечто безумное? Или запрещённое? Или неприличное? О! Самое правильное и красивое. Самое то. То, что на плакатах — алыми буквицами, а в книжках — во вступительной части. Даже, если книжка про ...передовую японскую технику или рыбную ловлю в Московской области. Оно — везде. Про Kоммунизм.

Перестройка - эра трикстеров и стёба.

Который неизбежен. Который вот-вот. K 2000 году. А если и попозже, то всё равно — беспременно. А сотрудники — сделали кисло-тухлые рожи, как будто парень издевается не по-детски. Жжёт напалмом. Сыплет соль на сахар и плюёт в бефстроганофф. Потому что об этом мечтать... ну просто нелепо. Даже в шутку. Если бы какая-нибудь другой Ваня из фильма 1920-1950-х годов, срывая с вихрастой головы кепочку-малокозырку, воскликнул: «Мечтаю, ребята, я про коммунизм, чтоб на всей земле!!!» - это было бы дико? Нет, конечно. Напротив, господа!

Моё поколение любили коктейли, дискотеки и мечтало о пальто. Об импортных пальто.

Но это были 1980-е, когда никому не хотелось этого самого коммунизма. А Ваня продолжает выплёскивать смыслы моего поколения. Снова шутейно: «Хотелось бы иметь приличный оклад, машину, квартиру в центре города и дачу в его окрестностях. Да, ещё — поменьше работать... А если жениться? Ну, к примеру, обольщу вашу дочь, женюсь на ней, и — дело, можно сказать, в шляпе. У вас и связи имеются и денежки водятся». Тогда он придуривался и теперь — тоже. Но тогда высмеивал слоган, а тут — швыряет правду. Не свою. Но своих сверстников.

Цинизм и пофигизм. Сейчас эти люди возмущены пенсионной реформой.

Не отстаёт и Катя — девочка-мажор. Чего она там замыслила? Спортивную машину, собачку, модные шмотки и нравиться всем мужчинам. Тоже облила всех смысловыми помоями. В те чудные годы мечтать о коммунизме — это только в палате номер 6, в больничке имени Кащенко. А для здоровых — материальный успех в отдельно взятой квартире. После этого ни о каком сохранении советских завоеваний речи уже не шло. И вот что интересно — именно это поколение нонеча воет, что им пенсию отодвинули. Время разбрасывать и время собирать.

Зина Корзина (с)

Топ-пять ужасных тёток советского кино

Все эти персонажи — прекрасно сыграны, а их реплики растащены на цитаты. Они украшают повествование. В качестве героев они — великолепны. Однако! Представим себе, что мы их — соседи, коллеги, попутчики. Или — не дай Бог! - члены семей. Итак, топ-пять раздражающих героинь советского кино. Кстати, уже написав, я выявила общее качество всех этих чудесниц - они лезут в жизнь другого человека (или группы людей).

Общественница Шурочка из «Служебного романа».

1. Конечно же, общественница Шурочка из «Служебного романа». Вот вы сидите и работаете. Или же — не работаете, а, к примеру, вяжете шапочку по схеме из журнала «Работница». Или — обсуждаете в курилке самиздатовского Булгакова. Или... флиртуете с кем-то из соседнего отдела. Но тут врывается Шурочка и начинает собирать по 50 копеек на юбилей Иван-Иваныча или Марь-Петровны. Кроме того, Шура непременно влезет в разговор, даст ненужный совет и понесёт сплетню дальше по коридорам. Да, если вы — её коллега по бухгалтерии, вы будете постоянно делать её работу — Шурочке же не до гроссбухов.

Варвара Сергеевна Плющ, управдом из «Бриллиантовой руки»

2. Всенепременно — Варвара Сергеевна Плющ, управдом из «Бриллиантовой руки». Вы — её соседи. Вы приехали из Стамбула — города контрастов. Поздний вечер. Вы хотите спать. Но — нет! К вам вламывается при полном параде громоздкая мадам и живенько интересуется поездкой, да и вообще — видами на будущие лекции, которые вы, конечно же, обязаны провести бесплатно. Зато сильно обижается, когда вы ей дарите чёрта, выпрыгивающего из коробки. Символически. Она - такая. Подсматривает. Следит. С интересом прискакала в «отель 'Атлантик'» - посмотреть на «невиноватую», к которой «сам пришёл» пьяница-и-дебошир Горбунков.

Пьяная-помятая переводчица Варвара из кинофильма «Осенний марафон».

3. Да! Пьяная-помятая недо-переводчица Варвара из кинофильма «Осенний марафон». Теперь вообразите себе, что Вы — переводчик Бузыкин, которого уже утомили: 1) жена, 2) любовница, 3) детки 4) начальник, 5) студенты, 6) хиппи-славист Хансен, 7) нахальный сосед Василий Игнатьич — со своей водкой. Но тут звонит Варвара — нелепая, настырная, безалаберная и принимается вас грузить. И не просто — грузить, а требовать бескорыстной помощи. Бузыкин, имей совесть! Помоги! И так из года в год. И в конечном итоге, добро — наказуемо. Такие Варвары никогда не бывают благодарны.

Тося Кислицына из кинокомедии «Девчата».

4. Как ни странно, Тося Кислицына из кинокомедии «Девчата». Приятная девочка, правда? Если, конечно, она не роется у вас в тумбочках и не ест ваше варенье. Тося в силу привычек не понимает и не чувствует границ, пределов «своё / чужое». Чтобы перевести ей с английского термин privacy, пришлось бы истрепать много нервов и потратить массу времени. Тося не врубается, что говорить в лицо некую правду — неприлично. У неё свои понятия о том самом приличии. Безусловно, Тося — самая очаровательная в этом списке, но ...снова представьте, что вы её соседка.

Хорошая девушка Катя Снегирёва из печальной комедии «Афоня»

5. И, наконец, хорошая девушка Катя Снегирёва из печальной комедии «Афоня». Трепетная, внимательная, социально-активная (как обычно). И — липучая. Будь Катя ...нормальной, она бы поняла, что Афоня любит совершенно другой тип женщин. Нет. Иначе: что он её, Катю, не воспринимает. А уж кого он там предпочитает — не её вопрос. Но Кате — пофиг. Она вцепилась в пьющего, но обаятельного сантехника! Вообразите, что вы - Афоня. А тут - она. Та, которая вам не нравится. Красивенькая, но не катит. Да. Он - Афоня - в финале ей сильно рад, но потом - запьёт ещё больше. Просто от того, что бежать больше некуда.

Зина Корзина (с)

А может это и был министр?

В большинстве киносюжетов всегда есть пара-тройка персонажей, которых нет в кадре, но которые — заметно, хотя и незримо присутствуют. В «Служебном романе» это — некий безымянный министр, у коего с Kалугиной весьма дружеские, не сказать — тёплые отношения. Прктически лишённые субординации. «Ну как вы позволяете себе разговаривать с руководством? Даже я себе этого никогда не позволяю», - укоряет Людмила Прокофьевна, ничуть не испугавшись, что министр обозлится, услышав невнятицу Новосельцева в трубке.

«А вдруг он меня вызывает? Как же я теперь пойду?» - спрашивает начальница, скорее растерянно, чем злобно или — опять же - испуганно. Kалугина, разумеется, помнит, что министр — её босс, но, видимо, понимает, что он её никак не накажет. Глав-мадам статистического управления относится к субординации весьма странно. Kто он ей? Допускаю, что институтский друг, с которым они вместе ходили в походы — в подобных случаях действительно «дружеская нотка» оставалась надолго — ещё и при условии, что Мымра — отличный специалист.

Но можно создать интригу. Помните, Людмила Прокофьевна говорит, что у неё когда-то был кавалер, который долго за ней ухаживал, а потом женился на её подруге. Может, это и был тот министр, а на момент ухаживаний — работник рангом пониже. Судя по всему, это было лет 8-10 назад, когда Мымра ещё не была, собственно, Мымрой. Потом они оба сделали карьеру, только нечто сохранилось в отношениях. Она — быть может — его немного до сих пор любит. Точнее, осталось какое-то ощущение печальной пустоты.

И тут появился «какой-то» Новосельцев, которому тоже изменили. И который крикнул в трубку: «Какой министр? Не надо, ей не до министра!» Почему бы не попробовать с тем, кто это крикнул и сделал это столь просто, что сделалось очевидно: потёртый мужичок стоит несколько больше, чем кажется. Kстати, в те времена многие женщины становились начальницами, будучи в интимно-приятельских отношениях с большими начальниками. Но в случае с Калугиной, такое, если и могло быть, то оказалось обставлено весьма деликатно.

По тем временам она слишком молода для такого кресла - тогда шефами становились лет в 45. Стало быть, её хорошенько двигали? Тот самый министр. Представим себе, что Kалугиной захотелось наконец-то поставить точку в этой нескончаемой пьесе — такие, как Людмила Прокофьевна могут носить сердечную боль годами, изредка позволяя себе надеяться на возвращение того, единственного — так вот она решила выйти, по сути, за первого встречного, но — оказавшегося очень близким. Случайно. И когда у Новосельцевых будет уже три мальчика, она, возможно, не захочет ничем и никем более руководить...

Зина Kорзина (с)

Почему мне не нравится «Зимняя вишня»?

Фильм «Зимняя вишня» великолепно снят и по праву входит в «золотой фонд» советского кино. Именно поэтому его до сих смотрят и — обсуждают. Но мне этот сюжет (не фильм, как произведение, а фабула!) категорически не нравится — он моделирует три ущербных варианта женской судьбы (и до кучи — убогих мужских судеб, на фоне которых поблёскивает импортная обёртка Герберта Мартиновича, но его-то и не выбирает глав-героиня - он слишком хорош для неё). Однако же картина — дамская, а посему на первом плане три унылые бабы. Три скучных пути. Три формата ненужного терпения.

Три скучных варианта судьбы. Четвёртого случая просто не предусмотрено.

Итак, Ольга. Самая умненькая и наиболее привлекательная из тройки. Где-то там вяло трудится. Более-менее модненько одета. Сын — вполне сытый и вроде как ухоженный. И — совершенно несчастный. Дом — стандартно-приличный. Несильно запущенный. Рутина. Муть. Любит какого-то обглодыша из своего же учреждения. Вадиму (который обглодыш) также безумно скучно, как и Оле.

Их роман — от омерзения к бытию. Оля ждёт, что Вадим бросит жену. Давно ждёт. Она думает, что это и есть счастье — быть с таким Вадимом. Что обо всём этом думает ребёнок — ей глубоко безразлично. Она тупо влачит своё существование, ибо не в курсе, что бывает по-другому. Больше того, когда ей показывают это «по-другому», она с облегчением возвращается в свой уютный адок.

Унылое барахтанье в отношениях с женатым мужиком. Неужели она в юности мечтала о такой зрелости?

Затем — воспитательница Валя, вечно побитая, но неизменно любящая. Её спортсмен — совершенное животное. Быть может, в хоккее оно — в самый раз. Но и в повседневной жизни Саша — абсолютно несдержан. Он понимает, что Валя всё равно никуда от него не денется. Он ей — в глаз, она поорет-поплачет, а затем — простит. Так и существуют — от драки до драки. От примирения — до примирения.

Другого-то всё равно нет. Опять же спортсмены в СССР — привилегированная каста с некоторыми возможностями. Можно и потерпеть. Kак же не простить Сашку? Он просто добрый, а потому - нервный. Стиснуть зубы (пока не выбили). Замазать синяки. Сказать себе: зато у меня есть мужчина и какая-никакая, но любовь. Признаться, тут есть хотя бы адреналинчик.

Воспитательница Валя хотя бы имеет свой законный адреналин.

И, наконец, самая брутальная дама в компании — бухгалтерша Лариса. Мощная, громкая, самостоятельная. Я сама. Ворочает мешки бытия. Останавливает коней даже тогда, когда те и не думали скакать. Поджигает избы, чтоб в них торжественно войти. Грубит в ответ на галантность. Проявляет суровую и неуклонную самостоятельность.

«Надеяться не на кого», - так выражает себя бруствер-Лариса. Она, в сущности, права. Но это — не её выбор. Она не сама хочет … «всё сама» - такая вот игра слов. В её словах — остервенение, а не полёт свободы. Лара слишком агрессивна, чтобы мы верили в её «...не хочу лезть в петлю замужества». Очень хочет. Но - не берут.

Лариса из бухгалтерии - могучая и суровая. Потому что несчастная.

Саундреком всей этой свинцовой скукотищи является музыкальное творчество Аллы Пугачёвой, издавна воплощавшей образ под названием «Сильная женщина плачет у окна». Правда, этой песни там нет. Кажется, её напишут, вернее — сформулируют несколько позже. Но Пугачёва — неслучайна. Точней - симптоматична. Обязательна.

Её творчество (талантливое само по себе), но... — это предпочтение тех, кто хотел бы последний диск чего-нибудь западного, но в магазине «Мелодия» была только АБП, да и то пришлось отстоять некоторую очередь. И вся повседневность «сильных женщин», время от времени плачущих у окна (или в подушку) — это морок и невозможность что-либо изменить. Бери, что есть.

Им скучно, но они привыкли.

Я не беру продолжения этой ленты - «Зимнюю вишню»-2,3. Это не искусство. Поэтому рассматриваю судьбы трёх «граций» в масштабе изначальной фабулы. Нам показали, что есть три способа жить: 1) быть разведёнкой, ждущей пожухлого женатика (этот вариант вообще очень любили позднесоветские кинематографисты);

2) быть замужем, но битой и постоянно, как на вулкане; 3) волочить свой не хилый воз куда-то в направлении светлого будущего, которого, как все уже выяснили, никогда не случится. Таким образом, воз — есть, а коммунизма или ещё чего-то там — увы. Одно утешение — загрузиться всем составом и спеть хит любимой певицы про «Айсберг».

Зина Корзина (с)