Чем страшен Электроник?

Конечно же, не фильм, а сам Электроник. Не тот робот, питающийся от сети из книги Евгения Велтистова, но вот этот — саморазвивающийся андроид (или он киборг?) Интересная деталь — роль профессора Громова была поручена тому самому Николаю Гринько, что сыграл Профессора в «Сталкере». Точнее, оба фильма вышли в 1979 году. (Да, Гринько ещё сыграл папу Карло — ещё одного криэйтора, но сейчас именно о Профессоре).

Кадр из фильма «Приключения Электроника».

Так вот герой «Сталкера» повествует: «Просто бомба. Двадцать килотонн. Мы собрали её с друзьями, с бывшими моими коллегами. Никому, как видно, никакого счастья это место не принесёт. А если попадёт в дурные руки». Электроник — существо практически всемогущее и при этом — умеющее подстраиваться под окружающий мир — ещё большая бомба, чем любое оружие. Точнее — вполне сравнимо с бомбой.

Представим себе, что технологии Громова действительно попали в «дурные руки». Один раз уже удалось найти кнопку и переправить железного парня за границу. Почему бы не снова? И уже не с «коммерческими» целями, но с велико-научными, с гегемонистскими. В голливудском кино это реализовали бы с удовольствием. Вот некая тайная и могущественная Корпорация — у неё не только свои люди в Конгрессе США, но и самые лучшие умы, техника, разработки.

...При том, что глава Корпорации — человек довольно публичный, разве что засвечен он вовсе в иной ипостаси. И вот он начинает охотиться за бесхозной (по сути) игрушкой профессора Громова. А лучше — за самим принципом и пусть уж гуляет клон Серёги Сыроежкина, решая всем задачки и напевая голосом Робертино. Лоретти. Нужен не сам Электроник, а суть, позволяющая клепать управляемых людей. Не всех, конечно, а вот конкретно-точечно.

В Голливуде показали бы гигантскую лабораторию с рядами супер-компьютеров, лощёных сотрудников в белых халатах, многоярусные — подземные системы, двери, как в бункере и прочую высокотехнологичную дребедень. Конечно, в финале американского блокбастера и Корпорация была бы разрушена, и её глава — убит, но сам факт. В СССР никто и никогда не представлял «страшные» последствия — даже наша фантастика рисовала исключительно светлое будущее.

Весь этот скепсис Азимова, Саймака или, допустим, «социалистического» Лема — это не наш метод. «Только небо, только ветер, только радость впереди!» - как пелось в том самом фильме. А по факту опыт Громова — страшен. Ещё один вариант. Глобальный. Много раз описан фантастами. Предположим, цивилизация решила разгрузить себя и понаделать «андроидных помощников». Не железо с лампочками, а таких вот кудрявых мальчиков, могущих в разреженной атмосфере жить, и бегать со скоростью 300 км в час, и питать отвращение к воде.

Эти существа очень скоро поймут, что вон те «мясные» уродцы, которым постоянно хочется жрать попросту не могут управлять ими. Более того, электроники могут усомниться в том, что люди вообще их создали. Несовершенные, смертные, нелогичные. Все эти «принципы робототехники» иной раз ...ломаются. Вспомните рассказ Азимова «Логика». Да, там всё вывернулось удачно, однако же, кто знает? Тем более, модель Электроник показана, как эволюционирующая.

Зина Корзина (с)

Почему дети из «Чучела» такие злые?

Во многих произведениях встречается образ человека, предмета или - города, которого нет в сюжете, но именно он довлеет и создаёт интригу. Если мы говорим о городах, то это, конечно же, Рио - для Остапа и Москва - для трёх сестёр. В кинофильме «Чучело» (и в гораздо меньшей степени в одноимённой повести Владимира Железнякова) такой зловещей и притягательной точкой является всё та же Москва.

Кадр из фильма «Чучело».

Этот город кажется чем-то запредельным. Там исполняются мечты. Москва - антипод их прозябания. Если не Москва, то — что? Вернее - зачем? Она превращается в город-миф, населённый особыми людьми. Скучающие и — скучные дети из сонного и будто вечно-осеннего городка яро стремятся туда, как Золушка — на бал. Они работают на свою мечту. Лелеют её. Как Остап свой Рио-Рио — там все ходят в белых штанах.

Вот и малолетняя кокетка Шмакова, фигуряя белыми штанами-«бананами», злится на своего друга, чья мать пошила этот костюмчик: к чему полез, мол, со своими разъяснениями? Может, мне его из Москвы прислали. В этот момент вся компания разражается оскорбительным смехом: мол, где Москва, а где — Шмакова? Посыл: знайте своё место, провинциальные филистеры. Бродите вдоль покосившихся заборов и такого же скудного мира.

Её «заклятая подруга» - Мариша, дочь толстой парикмахерши, и вовсе — девочка-печаль. Потому как у неё есть московский папа. У которого — другие ритмы, и если она - Мариша постарается, поднажмёт, то волшебный папа непременно заберёт её из этой вечной осени в блистающий мир. Мариша открыто презирает свою простоватую маман, параллельно — жалеет. Тётя Клава (великая Светлана Крючкова!) вообще не понимает, что плохого-то в их повседневности?

А Мариша — врубается. Рыдает. Бесится. Там — внутри московской кольцевой автодороги — кипит иная жизнь. Там — красиво и есть магазины, где иногда продаётся вожделенный «дефицит». Сомнительно, чтобы такая убогая отроковица, как Мариша остро тосковала бы по музеям и консерватории. Там из всей этой братии только два человека способны мыслить — это Чучело и Железная Кнопка. Но сейчас не об этом.

Ненависть одноклассников к Лене Бессольцевой, вылившаяся в лютую травлю, это не месть «предательнице». Это — вопль разочарованных деток, что их не там родили и ...не те. Недодали! А теперь ещё и в Москву не пустили. Перекрыли хоть и маленькую, но всё же возможность. Они постоянно завидуют — всем. Димке Сомову — у него с предками чуть получше. Даже отставному офицеру по кличке Заплаточник — он богат, но скупает картины, а не белые штаны в московском ГУМе.

Зина Корзина (с)

Как выглядела бы реальная Анжелика?

Ни для кого не секрет, что снимая костюмное кино, авторы ориентируются на вкусы и предпочтениях современных зрителей, а не пытаются воплотить «всё, как было». По одной простой причине — если показать реальность, то она будет непонятой. Скажем так, большинство не примет. А костюмно-исторические мелодрамы-приключения создают для массового потребителя. Ещё Илья Ильф и Евгений Петров, говоря об этом жанре, писали:

«Что бы ни играла голливудская актриса - возлюбленную крестоносца, невесту гугенота или современную американскую девушку, - она всегда причесана самым модным образом. Кудри должны быть уложены так, как это полагается в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Публике это нравится». И не только голливудская — европейская, советская, да какая угодно актриса должна выглядеть именно так, как это «нравится публике» в таком-то году.

Красавица времён Людовика XIV (точнее, его фаворитка мадам де Монтеспан) и - собственно, Мишель Мерсье в образе женщины, по которой сходят с ума.

В своё время я с огромным интересом смотрела фильмы об Анжелике и, будучи ребёнком, была страшно удивлена, когда узнала о том, что Мишель Мерсье — эта богиня красоты 1960-х — никогда не понравилась бы Людовику XIV. Он, равно как его придворные, сочли бы женщину с такой наружностью костлявой, большеротой и курносой. Руки — грубые. Да и нога у мадам Мерсье - крупновата для Версаля.

В самый раз для торговки овощами или жены ремесленника. Её бы назвали ...малопривлекательной простолюдинкой. Разве что осиная талия да медово-золотистые волосы — прекрасны. Но этого слишком мало для того, чтобы все мужчины, только посмотрев на маркизу, сходили бы с ума. О ней говорили бы: «Тонкий стан и роскошные волосы не искупают её безобразия».

Кино и реальность.

Реальная Анжелика (существуй она в тогдашней Франции) должна была обладать роскошно-пышными плечами, пухлым запястьем, тонкими, но холёными пальцами, бледной кожей, крохотной ножкой. Узкая талия, сформированная тугим корсетом, непременна. Именно — корсетом. А не образом жизни. Корсет, равно как пухлые руки, маленькая ступня, бледность — это красноречивые признаки неработающей, праздной дамы. А у Мишель Мерсье — щёки, как у девушки, постоянно бывающей на солнце.

Не говоря уже о том, что героиня кино-саги носит платья, не соответствующие 1650-1660-м годам. Действительность была скромнее и — тусклее, чем фантастические платья, пошитые для Мерсье. В них — соединение сразу нескольких эпох и ближе всего они к ...модам 1870-х годов. На голове — тоже неформат. Вернее - типичные вечерние причёски середины-конца 1960-х. О, да, конечно, подводка-стрелки, как и было модно в момент создания.

На голове — тоже неформат. Вернее - типичные вечерние причёски середины-конца 1960-х.

Даме галантного Версаля наносили на лицо грубые свинцовые белила, портившие кожу и организм в целом. А уже сверху - румяна. То есть естественный румянец - ужасно, а вот косметический - великолепно. Настоящая красавица времён Людовика-Солце показалась бы нам одутловатой, смешно раскрашенной, неповоротливой — в своих узких и ужасно тесных туфлях. А потому аутентичность попросту нелепа и зря Ильф-Петров смеялись над «перманентом 1935 года».

Зина Корзина (с)

«Выше радуги» - фильм о Коммунизме

Кинофильм «Выше радуги» вышел в 1986 году и сразу же сделался популярным. В нём не было особо интересного сюжета, как в культовых детских картинах - «Приключения Электроника» и «Гостья из будущего», а из многочисленных песен всем запомнились только две - «Зурбаган» и «Спит придорожная трава». Больше того — мало кто может пересказать фабулу этого странного, ни на что не похожего фильма.

Кадр из фильма «Выше радуги».

Хотя, и линия там есть, и смысл — изначально вложенный. В одноимённой сказочной повести всё очень ясно и понятно. А тут — некая туманная грёза. Предчувствие. Свежесть. И — бытовой комфорт. В кадре мы видим … не вполне привычную реальность, а некий параллельный мир, в котором всё очень красиво, стильно и мажорно. Не только — в плане музыки, но и в другом смысле. Мажор — отпрыск обеспеченных родителей. Некоторые блогеры пишут, что «Радуга» - не советский фильм. Да он гипер-советский.

Кадр из фильма «Выше радуги».

Тут мажоры - все жители. И даже не замечают этого. В том же «Электронике» с «Гостьей...» - всё как в нашей обыкновенности — и дети, и быт, и кефир, и типовые квартиры, и — невозможность таких женщин, как Полина. В «...Радуге» же — повсеместность именно таких женщин. В «клипе», где Марьянов поёт голосом Преснякова о «придорожной траве» - буквально целый строй красивых девушек-моделей (или спортсменок). Это цивилизация-мечта.

Кадр из фильма «Выше радуги».

Девы-грёзы выходят из стеклянных дверей — в чём-то остро модном — и фланируют дальше — в Прекрасное Далёко, которое уже настало. Все — стройны, молоды, чудесны. Преддверие миров Ивана Ефремова. Главгерою подтанцовывают не менее дивные мальчики в белых костюмах. Такого обилия нарочито-привлекательных людей, видов и мотивчиков на фоне расслабленно-уютной жизни в советском кино не наблюдалось ни до, ни — после.

Кадр из фильма «Выше радуги».

Да, присутствует и конфликт, и сам мальчик занят нормальным для советского сюжета преодолением себя, но это подаётся настолько изящно... Потому что это сверх-СССР. Вся эта спортивно-танцевальная тема и такая же ...спортивно-танцевальная жизнь в прекрасных условиях — для всех и каждого. Вспоминается Праздник пламенных чаш из ефремовской «Туманности Андромеды» и все эти спокойные, умиротворённые люди. И - такое же медленно текущее время.

Кадр из фильма «Выше радуги».

«И время медленно идёт», - пел герой Марьянова. А зачем ему спешить? Всё уже наступило. Сказка, соприкасающаяся с былью, и быль — интереснее любой сказки — что это, как не Коммунизм? Чисто по ощущениям мир «Выше радуги» куда как больше напоминает Светлое Будущее, чем даже 2084 год Алисы Селезнёвой. Коммунизм — это не космолёты и флипы, но прежде всего — социальный прогресс. В «Выше радуги» он явлен, как нельзя более ярко.

Зина Корзина (с)