Мы дети.. Мы идём за Отцом. (©)
Слушай стихи, я стану тебе читать
Громко, раздельно и с артикуляцией чёткой.
Время запущено будет движением вспять -
Дробью секунд, а за ними минут чечёткой.
Слушай стихи. Я буду читать подряд
То, что писалось в стол и хранилось в строжайшей тайне.
Буду выдёргивать их и читать наугад.
Может быть, и о тебе попадёт случайно...
Слушай стихи - эту музыку лишних слов,
Тех, что найти себе не сумели места.
Там не смогли, а здесь основой основ
Вдруг оказались и стало от смысла тесно.
Слушай стихи, словно это в последний раз.
Кто его знает, возможно, и впрямь последний.
Всё без прикрас, наружу и напоказ:
То ли мои откровения, то ли бредни.
Слушай стихи
Автор: Виталия Дудинская
Книга первая. "Сёстры". Глава 25 (отрывок)
Среди всеобщего уныния и безнадёжных ожиданий, в начале зимы 16-го года, русские войска неожиданно взяли штурмом крепость Эрзерум.
Это было в то время, когда англичане терпели военные неудачи в Месопотамии и под Константинополем, когда на западном фронте шла упорная борьба за домик паромщика на Изере, когда отвоевание нескольких метров земли, густо политой кровью, уже считалось победой, о которой по всему свету торопливо бормотали электрические волны с Эйфелевой башни.
Русские войска в жёстоких условиях, среди горных метелей и стужи, прорывая глубокие туннели в снегах, карабкаясь по обледеневшим скалам, ворвались в Эрзерум и начали разливаться по оставляемой турками огромной области с древнейшими городами.
Произошёл международный переполох.
В Англии спешно выпустили книгу о загадочной русской душе.
Действительно, противно логическому смыслу, после полутора лет войны, разгрома, потери восемнадцати губерний, всеобщего упадка духа, хозяйственного разорения и политического развала, Россия снова устремилась в наступление по всему своему трёх тысячеверстному фронту.
Поднялась обратная волна свежей и точно неистощенной силы.
Сотнями тысяч потянулись пленные в глубь России.
Австрии был нанесён смертельный удар, после которого она впоследствии легко распалась на части.
Германия тайно предлагала мир.
Рубль поднялся.
Снова воскресли надежды военным ударом окончить мировую войну.
«Русская душа» стала чрезвычайно популярна.
Русскими дивизиями грузились океанские пароходы.
Орловские, тульские, рязанские мужики распевали «соловья пташечку» на улицах Салоник, Марселя, Парижа и с матерной руганью, как полагается, ходили в атаки, спасая европейскую цивилизацию.
И тогда уже многим запало в голову, что вот, мол, и хамы, и мужепесы, и начальство по морде лупит, а без нас не обойтись.
Всё лето шло наступление на юг — в Месопотамию, Армению и Азиатскую Турцию и на запад, в глубь Галиции.
Призывались всё новые года запасных.
Сорокатрёхлетних мужиков брали с поля, с работ.
По всем городам формировались пополнения. Число мобилизованных подходило к двадцати четырём миллионам. Над Германией, над всей Европой нависала древним ужасом туча азиатских полчищ.
* * *
Москва сильно опустела за это лето, — война, как насосом, выкачала мужское население.
Николай Иванович ещё с весны уехал на фронт, в Минск.
Даша и Катя жили в городе тихо и уединенно, — работы было много.
Получались иногда коротенькие и грустные письма от Телегина, — он, оказывается, пытался бежать из плена, но был пойман и переведён в крепость.
Одно время к сёстрам ходил очень милый молодой человек, Рощин, только что выпущенный в прапорщики.
Он был из хорошей, профессорской семьи и Смоковниковых знал ещё по Петербургу.
Каждый вечер, в сумерки, раздавался на парадном звонок. Екатерина Дмитриевна сейчас же осторожно вздыхала и шла к буфету — положить варенье в вазочку или нарезать к чаю лимон.
Даша заметила, что, когда, вслед за звонком, в столовой появлялся Рощин, — Катя не сразу оборачивала к нему голову, а минуточку медлила, потом на губах у неё появлялась обычная, нежная и немного грустная улыбка.
Рощин молча кланялся.
Был он высок ростом, с большими руками и медленными движениями. Не спеша, присев к столу, он спокойным и тихим голосом рассказывал военные новости.
Катя, притихнув за самоваром, глядела ему в лицо, и по глазам её, мрачным, с большими зрачками, было видно, что она не слушает слов.
Встречаясь с её взглядом, Рощин сейчас же опускал к стакану большое, бритое лицо, и на скуле у него начинал кататься желвак. Иногда за столом наступало долгое молчание, и вдруг Катя вздыхала:
— О Господи! — и, покраснев, виновато улыбалась. Часам к одиннадцати Рощин поднимался, целовал руку Кате — почтительно, Даше — рассеянно и уходил, задевая плечом за дверь.
По пустой улице долго слышались его шаги.
Катя перетирала чашки, запирала буфет, и всё так же, не сказав ни слова, уходила к себе и поворачивала в двери ключ.
из трилогии А. Н. Толстого - «Хождение по мукам»
