Талисман из рыбьей крови
Убийства совершает кит...
Как страшно, жадный, он теснит
Среброчешуйные народы,
Воюя в их немых толпах!
На брызжущих над ним столпах
Заря холодная играет:
И вниз и вверх перебегает,
Как луч, как яркая струя,
Волнообразная змия!
Печальна участь мелких рыб,
Как участь мелкого народа!
Под страхом жизнь... И их свобода
Как шаткая морская зыбь.
Насилье губит ихню хитрость!
Вот вынырнул тюленей ряд!
В них видны замысел и скрытность;
Друг с другом сжались - знать, хотят
Линейную составить битву?
Они устроили ловитву:
К заливу их полки плывут
Большим вогнутым полукругом
И всё живое в плен берут!
И, уживаясь все друг с другом,
Живую сеть свою ведут;
И сельдь и лох, добыча жадных,
Бегут они от беспощадных
И мечутся на берега,
Или толпой теснятся в реки:
К врагу в добычу от врага -
Там ждут их сеть и человеки!"
из повести в стихах Фёдора Николаевича Глинки - «Дева карельских лесов»
Часть 3. Строфа 10 (Отрывок)
– Кто рано встаёт, тому бог подает, – из тумана в неуклюжем плаще вышла Лена. В руках у неё была удочка. – Сейчас, давай, ещё немного половим, только клёв пошёл, а потом быстренько сеть проверим и пойдём, – словно оправдываясь, сказала комендаха, протягивая мне своё допотопное удилище. – Не боись, до подъёма я тебя в лагерь верну!
Делать было нечего, я проверил червя, забросил. Она достала из куста ещё одну удочку, встала рядом. Мы молча ловили, она вытащила одну рыбину и вторую. Вдруг и у меня поплавок с белой маковкой резко ушёл под воду. Я дёрнул, судя по сопротивлению, на крючке сидела огро - ооо - омная рыба. Я просто изумился, когда в руках оказался небольшой окунь – жесткий, с мелкой чешуей, сбитой в полосатый панцирь, с яркими оранжевыми плавниками. Он был удивительно сильный и упорный. Крючок вонзил своё жало мне в палец, а я вцепился в окуня... Лена, видя, как я не знаю, что делать, и неловко стараюсь удержать удилище ногами, засмеялась:
«Удушишь окуня, пальцы - то расцепи». А я никак не мог их развести, смотрел на рыбу, на крючок и не понимал – где моя кровь, а где рыбья...
– Попадёт в твою кровь рыбья слизь – и всё, пропадёшь ты.
– В смысле, как – пропаду?
– Да не умрёшь, просто от рыбалки будет не отвадить, – она ловко вытащила крючок из моего пальца…
Сетку она проверяла вплавь. Заставила меня отвернуться, но боковым зрением я видел, как она, зябко поводя подростковыми плечами, в одних трусах входила в утреннюю воду, потряхивала косичкой, то ли от холода, то ли от комаров. Утопленную сеть я увидел, только когда она, вглядываясь в глубину, за шнур подняла поплавки над водой. Я уж подумывал, что ничего, кроме тины, в сеть не попалось, а она вдруг закричала:
«О, какая красавица!» – и высвободила щуку. Она выкинула рыбину на берег, смешно, по-женски замахнувшись ею над головой, показав на секунду из воды правую грудь с тёмным соском.
– Держи её, чтобы обратно не ускакала!
Потом прилетела ещё одна щука, помельче. Я их, жадно дышащих, споласкивал в озере от береговой грязи и складывал в большущий мешок из толстого полиэтилена с загадочной надписью «Аммиачная селитра». Мне почему-то казалось, что рыбины похожи на Лену – длинными рыльцами и острыми зубами. Лена выпутала из сети крупную жирную рыбу, которую она назвала голавлём, и несколько красноглазых сорог размером с ладонь.
Одна из рыбёшек приземлилась не так далеко от воды, а я сплоховал, не успел – пара судорожных кульбитов, и рыба плюхнулась в воду и скрылась. Я подумал: «Сейчас, наверно, начнутся бабьи вопли»… Но Лена махнула рукой и засмеялась:
– Потом больше попадёт. Не всю же рыбу за один раз вычерпывать…
А потом я снова отвернулся, и она вышла на берег, надела выцветшую футболку на мокрое тело и босая побежала к костру. Когда я подошёл – она тянула ладони к самому огню. Ладони её казались большими, наверное, потому что руки были очень тонкими. А губы были узкие - узкие и фиолетовые, и подбородок дрожал от холода. Я укрыл её плащом, вытащив наверх мокрую косу, чтобы не мочила ей спину. Намоченный кончик тощенькой косицы походил на кисточку для рисования...
Она искренне радовалась удачной рыбалке:
– Да ты – талисманчик! Давно такого улова не было! Все озеро китайскими сетями сгубили. У меня - то сеть – отцовская, трёхрядка, шёлковая. Я её с любого топляка сниму, не брошу. А люди приезжие теряют километры этих сетей и не ищут, они у них одноразовые. И рыба, и птица попадает и гниёт.
Я подкинул в костёр сухих веток.
– Много-то не кидай – скоро пойдём, – сказала Лена и почему-то спросила, – а у тебя есть отец?
– Есть.
– А чем занимается?
– Тоже рыбак, – зачем -то сказал я.
– Тоже, значит, как я, горемыка…
– Почему горемыка?
– Так оба – озером кормимся...
Я ничего не ответил. Потому что отец никогда не привозил домой рыбу, разве что искусно обработанные – отваренные и отполированные – челюсти или черепа особо крупных экземпляров, да ещё он коллекционировал скелеты экзотических рыб и хранил у себя в кабинете, запертом на ключ. А так – у нас в семье вообще не готовили рыбу. Наверное, потому, что он не терпел её запаха...
Когда солнце стало быстро, прямо на глазах, выкарабкиваться из - за озера, мы собрались и пошли в лагерь. Мы шли по тропинке – возле неё стояла трава в капельках росы, позади светило солнце, и я впервые увидел его лучи – в остатках поднимающего тумана они стали видимыми. В утреннем бору было светло, какие -то птички радостно переговаривались, и казалось странным, что несколько часов назад лес виделся мне ужасным, дорога – страшной, а в голову лезли дикие мысли.
– А волки есть здесь? – спросил я.
– Наверное. Хотя я не встречала. А вот лису – часто вижу, ходит, как хозяйка, не боится.
– А ты… А вы не боитесь?
– Зверей? А чего их бояться? С ними всё понятно, и вообще, самый страшный зверь – человек.
И она замолчала.
Рыбачка (Отрывок)
Автор: Ольга Смирнова - Кузнецова
