Пляж у зелёного моря

Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, Коренев Филипп Михайлович поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю присягу и торжественно клянусь: до конца оставаться преданным своему народу, Социалистической Родине и делу коммунистического строительства, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну.

Я клянусь добросовестно и беспрекословно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни, при охране советского общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет наказание по всей строгости советского закона.

                                                                                                                                   Персонаж: Майор Коренев. Х/Ф - «Антикиллер» (Цитата)

Антикиллер 2002 Г Куценко ДЕВУШКА МОЖНО МНЕ НА КУБУ

По пляжу имени Патриса Лумумбы шатался бродяга с чемоданом. Он казался человеком, который когда - нибудь скажет самому себе: «Я один из тех, с кем предпочёл бы не знакомиться».

Со стаканом, наполненным с виду водой, он ходил туда - сюда, то и дело доливая из бутылки, припрятанной в чемодане под пальмой, из безобидной бутылки. Сначала он ещё бродил по пляжу и надоедал купающимся, был с ними вежлив и любезен, независимо от их пола, и приглашал их в Вену. Ну как же, Vienna, точно, знаем — знаем.

Он казался весёлым, по крайней мере здесь, на Кубе, которая все последние годы билась в агонии, напоминавшей затянувшееся, мучительное умирание Кастро.

В те годы, месяцы, недели, дни, часы, минуты и секунды, которые ему ещё остались, бедняга по - прежнему выносил смертные приговоры, словно не может умереть один, словно должен уйти, окружённый людьми, как в ту пору, когда революция только начиналась и он приплыл из Мексики на яхте «Гранма» или когда они с Че, юные боги посреди ликующей толпы, сияющие, с Калашниковыми и сигарами, спустились с гор Сьерра - Маэстра и вышли к Сайта - Кларе, — их просто нельзя было не любить.

Кто только в те дни блеска и триумфа не хотел побрататься с Кастро, а теперь ему суждено было свести близкое знакомство со смертью. Вначале это была жизнь, в конце — смерть… Смерти предстояло стать последним доказательством того, что он действительно жил.

Нынче он приказывал ловить тех, кто в ту пору с ликованием встречал героев, триумфально входивших в Гавану, или сам был в рядах повстанцев и кто теперь, в старости, мечтал сбежать в США, от него подальше. А он реагировал на это как психопат, от которого ушла возлюбленная и который одержим единственной мыслью — её убить.

Уж лучше бы убил себя самого. Уж лучше бы покончил с собой. Ему давно следовало бы покончить с собой, тогда все они могли бы выжить. А ещё несгибаемый солдат революции, обречённый на вечную, нескончаемую битву за правое дело и вступившие в последнюю, отчаянную стадию борьбы со смертью, губил детей и внуков этих революционеров.

Он обращался с ними как со своей собственностью, а с людьми вообще — как с вредными насекомыми. Он выносил смертные приговоры тем, кто стремился от него убежать: на крошечных яликах, на надувных лодках, без горючего, даже без воды и без надежды…

Он увлекал их за собой в затянувшееся на много лет умирание, словно времени между его торжеством и его гибелью не существовало.

Примерно так думала или чувствовала Куба в тот год, когда Франц Маринелли был обнаружен на пляже имени Патриса Лумумбы, названном в честь благородного и прекрасного, как кубинские герои, африканца, отдавшего жизнь за революцию.

«Я каждый день молюсь Господу, чтобы он забрал его к себе, но Господь меня не слышит!» — об этом молились в ту пору даже самые преданные его сторонники, в том числе бабушка Рамоны, ещё верившая в Бога.

Последним и единственным желанием народа было пережить не только революцию, но и самого великого лидера, и то - то бы народ отпраздновал это радостное событие на гаванской площади Революции, но это желание всё не исполнялось.

Да и Маринелли этого не застал. Так уж повелось, что мы умираем, не успев узнать великую новость, появившуюся во всех средствах массовой информации вечером того дня, утром которого нас не стало.

Например, тот, кто вчера умер, сегодня не узнает о смерти человека, который сопровождал его всю жизнь в теленовостях, с которым он, кажется, всю жизнь прожил. Дорогое, великое имя; он узнал бы об этом, если бы дожил до утренних газет, но уже поздно.

Понимаете, о чём я? Лишь те, кто пока жив, смогут сказать, кто умер и кто мёртв. Мёртв, как Франц. Понимаете, о чём я? Это часто мучило и волновало тех, кто пока остался в живых.

Гаванцы и гаванки щеголяли на пляже в эффектно поблескивающих купальных костюмах — всё на них было узкое и тесное, было, как и весь остров, чем - то вроде тесной тюремной камеры, но камеры соблазнительной, — смеялись и смотрели на море.

А потом они ушли с пляжа домой, он остался один, в какой - то момент устал и прилёг отдохнуть. Но что произошло потом? Всё было как в жизни. И вот сгустились сумерки.

В кошельке, пополнившем арсенал анатомического театра, среди купюр затесались несколько моментальных снимков. На них была обнажённая женщина. А ещё там нашлись две обычные, слегка пожелтевшие фотографии: собаки и другой красивой женщины, вероятно матери.

«Те quiero — Baby de mi vida — Ramona para siempre» (*)]- похоже на посвящение.

Сам покойник к этому времени уже немного побледнел и позеленел.

Итак, эта история заканчивается тоже зелёным цветом.

Зелёным, как море, как цвет, который обрело его тело, как цвет зелени, присущий его родной земле, словно он жаждет туда вернуться.

Зелёным, как Венский лес, зелёным, как семейство Маринелли, все сплошь охотники, — всё зелено. Бабка с материнской стороны с моря, да и дед с отцовской стороны с гор, охотник на кабанов и крупную дичь.

Все было зелено, зеленее не бывает, зелёным было даже бельё покойника, доставленное фирмой из Граца, специализирующейся на «изготовлении пуговиц и товаров из оленьего рога. Рассылка по Австрии и бывшим коронным землям». (**)

Честь имею, даже могила была в высшей степени зелёной.

И все носили зелёное нижнее бельё, а никто этого и не заметил. И само собой, свадебный костюм тоже был зелёный, тёмного, совсем тёмного оттенка зелёного цвета, скатывающегося в ночь, насыщенного зелёного цвета.

Может быть, даже свадебное платье было зелёное, даже фата, словно и дальше так всегда будет, до бесконечности.

                                                                            из романа писателя Арнольда Штадлера - «Однажды днём, а может быть, и ночью...»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) «Те quiero — Baby de mi vida — Ramona para siempre» - Я тебя люблю, мой дорогой, — вечно твоя Рамона (исп.).

(**) Рассылка по Австрии и бывшим коронным землям» - Коронные земли — коренные владения правившей в Австрии императорской семьи Габсбургов.