Колосс в свете прожекторов
Ночью снился мне гигантский
Греческий колосс родосский,
А верней, была колосса.
Я под нею проплываю,
Поражённый несказанно.
Рот в восторге раскрываю
И захлёбываюсь сразу!
Меня резко заливают
То ли волны, то ли ливень.
Судорожно выплываю.
Море всё в водоворотах -
Я смотрю на них с опаской.
Ты ж стоишь, такой гигантский,
Нет, гигантская такая!
Руки в боки упираешь,
Надо мной хохочешь, глядя,
Как я рот не закрываю...
Как руками и ногами
Я отчаянно болтаю,
Как ещё за жизнь цепляюсь,
Воздух всё глотать пытаюсь...
Нет, ну я так не играю!
Я тону, а ты смеёшься!
Ты меня не уважаешь!
Колосс Родосский
Автор: Сакаев Айрат Равильевич
Фото к спектаклю «Шинель» представлены автором рецензии.
Спектакль «Шинель» в театре «Пространство внутри»
Режиссёр и художник - Антон Фёдоров
Да — был ли мальчик - то, может, мальчика - то и не было?».
Почерк Антона Федорова узнаваем и в стилистике спектакля, и в выборе темы, а именно - превращение человека в иное существо, изменение его природы.
Антон Фёдоров создает картину страшной русской фантомной действительности, где Акакий Акакиевич (фамилия его означает, что он ничтожен, он - прах под ногами, а имя - «дважды смиренный») - абсолютное добро, большой ребёнок, свален как колосс, обывателями, пережившими превращение в нелюдей. Маленький человек вознесён А. Фёдоровым на высоту доброты его сердца: он передвигается на ходулях.
Акакий, шагая по городу в департамент, здоровается с другими колоссами: Исакием, Адмиралтейством, Зимним и Летним. Он уникален, как и они.
Но "бесовня" летит на него как на свет, да и комната Акакия ( Гоголя ) набита призраками, которые ломятся в дверь. Вот - вот появится Пульхерия Ивановна и другие герои. Здесь же живёт дрянненький чёрт с чертовкой - хозяйкой, похожей на бабу - ягу, орудующей ухватом и хлопочущей у плиты. Будет и Петрович, со светящимся адским пламенем лицом в очках для плавания, произносящий реплики Пацюка.
И значительное лицо, настоящее лицо которого увидеть не удастся, ибо это и не лицо больше, а рыба в аквариуме. Он тоже произнесёт сакраментальную фразу Вия: «Поднимите мне в кои - то веки». Словом, вся шатия - братья, включая чиновника - коллегу, Марьюшку, следователя и попа.
У Фёдорова нет романтизации зла. Оно отвратительное, уродливое, вылезающее из всех щелей как тараканы: из плиты, из швейной машинки, из быта, из самой жизни, булькающей водкой. В нём нет ничего высокого, как у романтиков. Оно порождено городом, где человек утратил свою ценность.
Телесный низ акцентируется режиссёром намеренно. Чёрт в доме Акакия передвигается с сеточкой на голове в чёрных очочках, белой рубашке с галстуком, но в шортах - трусах с голыми ногами и в чёрных гетрах на резинке. Это тип гаденького чёрта. Он без остановки говорит Акакию гадости, типа: «Всё, всё, твой поезд ушёл».
Акакия хозяйка унижает, обращаясь с ним как с идиотом: заставляя «попышать» его в ведро, выставляя на свет божий его мужское достоинство. У Петровича из - под халата вываливается огромный пенис, которая вызовет ужас у эстетов - зрителей. Антон Фёдоров идёт на эпатаж публики, чтобы указать на откровенное бесстыдство как на знак чертовщины и превращения человека в иное существо. Никакие молитвы и зажигание лампад не оживят души и пространство внутри. Эта идея воплощена в неживом свете луча проектора, который каждое утро зажигает хозяйка в углу как лампадку.
Режиссёр неистощим в создании галереи духовных уродов. Хозяйка, квартиросъёмщик, Петрович двигаются как марионетки. Здесь, как и в «Ревизоре», на примере речи персонажей режиссер показывает, как человек теряет образ божий. Хозяйка, чиновник, Петрович коверкают слова, превращая речь в сумбур, повторяя одно и тоже, рождая и множа словесный абсурд. Это целая партитура, с матом, со звуком бесконечно наливаемой водки и рефреном звучащими фразами: «Будешь? Нет?» и «Дуй отсюда!» (на тот свет, конечно).
Русская действительность не знает жалости. Все у неё виноваты: англосаксы, французы, даже само существование ставится человеку в вину. Об этом вопросики ужасного следователя, бьющего Акакия по лицу: «Чё ты мне рассказываешь? Чё ты мямлишь?».
Петербург Гоголя оживает в анимационных кадрах, с пронизывающим ветром и снегом. Акакий бредёт по улицам вровень с Исакием, но это Петербург, в котором уже поставлен памятник Достоевскому. Князь Мышкин в романе Достоевского тоже собрат Акакия, тоже идиот, над которым издеваются в романе. А Акакий уже мифический персонаж в русской литературе. Чтобы подчеркнуть его святость, Акакий в версии режиссёра идёт по воде (через Неву), как Христос.
И как трогателен Акакий с пальчиком, просунутым в дырку плаща. Колосс вдруг превращается в большого ребёнка. Выставленный пальчик напоминает детский жест, когда ребёнок показывает всем то, что болит.
Над Акакием издеваются, называя его ноги дулями, полным ничтожеством, а он умеет создавать волшебные знаки, проступающие на занавеси как тайные письмена, и радоваться от всей души, как только может радоваться ребёнок, новой шинели.
Его смерть в спектакле - это приговор миру, в котором Антон Фёдоров видит разгул бесовщины. Петрович, хозяйка и чёрт оказываются в сговоре и снимают с Акакия Шинель. И страшный призрак не появится отомстить за него. Его спасет сам режиссёр, отправив в образе Гоголя с крылышками на небеса.
Финал фантастический - от крика одинокого Акакия, повторяющего крик на картине Мунка, до сцены похорон и возложения цветочков с панихидкой (всё, как полагается) на «могиле» молодого Акакия - Гоголя.
Я видела постановку Фокина «Шинель» в Современнике. Это шедевр. Но и этот спектакль своей гротесковой эстетикой, гиперболизацией зла создаёт свою, не повторимую модель гоголевского города - призрака и неожиданно воскрешает юродивого Акакия в виде колосса, а не маленького человека.
Спектакль «Шинель» в театре «Пространство внутри» (Отрывок)
Источник: Дзен канал «Культпоход. Записки театромана.»
