Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Наука, магия, целительство » Аркан XVI: Башня


Аркан XVI: Башня

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Лишь ветер ..  да я (©)

Гонит ветер
туч лохматых клочья,
снова наступили холода.
И опять
мы расстаёмся молча,
так, как расстаются навсегда.
Ты стоишь и не глядишь вдогонку.
Я перехожу через мосток…
Ты жесток
жестокостью ребёнка —
от непонимания жесток

                                              Гонит ветер... (Отрывок)
                                            Поэт: Вероника Тушнова

Проза жизни - это особая субстанция существования.
И если невзначай нарушится ритм её биения, её скольжения, её фуете и падеде, то спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

Кто ещё вчера думал о том, что день серый, погода противная, возраст - ни к чёрту, пусть оглянется на день сегодняшний.

Птички поют, грачи каркают и не дай нам пошлости
Не заметить ничего плохого в этой прозе жизни.

Ещё вчера я прочла все анекдоты, что пишут на последней страницы в газетах и не нашла в них ничего смешного, а сей день:

Птички поют, грачи прилетели, до апреля пара дней.
Пара дней до первого апреля, да мне уже смешно.

Спина белая, уши холодные, мужчины все добрые, предобрые... Это я о чём?
Так вот, первое апреля не за горами, начинаю рубрику анекдотов без размера.

Анекдоты от бабы Галы:

Летит значит воробей, бряк в лужу, ноги моет, моет, прям, до коленок.
Мне уже смешно, не знаю, как вам.

Или ещё, придумываю на лету, как муха в полёте:

Летит, значит муха в самолёте, к ней мух подлетает,трындытын предложение делает:

Она ему:
Ты чё? В самолёте нельзяяяя.

Ну давай последний придумаю.
Бежит кролик по полю, поле широкое, широкое,
Оглянулся он так вокруг, даааа мало наших, большое поле для деятельности.

Пока всё.

Цветы куплены, срезаны, к лицу.
Вот и прозочки конец, а кто слушал мо ло десц!

                                                                                                       Я - проза
                                                                                            Автор: Галина Ягудина

Аркан XVI: Башня

0

2

Наш антиквар  - хороший человек!

Зачем? — да так, как входят в глушь осин,
для тишины и праздности гулянья, —
не ведая корысти и желанья,
вошла я в антикварный магазин.
Недобро глянул старый антиквар.
Когда б он не устал за два столетья
лелеять нежной ветхости соцветья,
он вовсе б мне дверей не открывал.
Он опасался грубого вреда
для слабых чаш и хрусталя больного.
Живая подлость возраста иного
была ему враждебна и чужда.
Избрав меня меж прочими людьми,
он кротко приготовился к подвоху,
и ненависть, мешающая вздоху,
возникла в нём с мгновенностью любви.
Меж тем искала выгоды толпа,
и чужеземец, мудростью холодной,
вникал в значенье люстры старомодной
и в руки брал бессвязный хор стекла.
Недосчитавшись голоска одной,
в былых балах утраченной подвески,
на грех её обидевшись по - детски,
он заскучал и захотел домой.
Печальную пылинку серебра
влекла старуха из глубин юдоли,
и тяжела была её ладони
вся невесомость быта и добра ..

                               Приключение в антикварном магазине (Отрывок)
                                              Автор: Белла Ахмадулина

Есть у меня хорошая знакомая, которая живёт в прекрасном пригороде Петербурга, Сестрорецке. Рядом и лес, и парк, и озеро, и река, и залив. У Ирины есть собака – большая и невоспитанная, настоящая бывшая беспризорница. Собак я люблю, причём всех,  любых. Когда Ирина куда - то уезжает, с радостью остаюсь с собакой, если могу.

И вот – очередная смена. Ночую в квартире  Ирины, утром надо погулять пораньше – и  на работу. Выходим в 6.45. Прекрасное тёплое, тихое утро на излёте лета.

На мне джинсовая куртка, даже жарковато, учитывая, что Леся любит побегать. Кладу ключ от квартиры в грудной карман и наслаждаюсь погодой и природой. Идём вдоль Разлива, бежим по дорожкам и по траве. И вот Леся сделала все дела, да и время поджимает, поворачиваем к дому. 7.15. По дороге встречаем парочку ну очень неприятных псин, Леся лает и рвёт поводок. Мне жарко, снимаю куртку и несу в руках. Леся неистовствует, еле сдерживаю.

Перебегаем шоссе, выходим на финишную прямую. Запускаю руку в карман куртки: ключа нет. Видимо, выпал, пока я крутилась с Лесей. Привязываю собаку к дереву и иду обратно, всматриваясь в траву. Леся заливается мне вслед. Синдром бывшей приютской. Медленно, насколько позволяет поднимающееся волнение, иду по нашей траектории в поисках ключей.

Солнце слепит, зрение у меня так себе, на газонах стриженая трава, дорогу я помню приблизительно. Единственная надежда: на ключе есть “таблетка” от подъезда, сиреневого цвета.

НУ, и где же ты? – результата нет… Возвращаюсь к захлёбывающейся лаем собаке, распутываю поводок. Телефона у меня нет. Кстати, всегда с собой ношу, а тут… Приходит решение: идти к Ириной знакомой - собачнице и просить от неё позвонить Ириной маме(помню домашний номер телефона) или сыну(помню мобильный).

Леся обрадовано трусит впереди. Подходим к парадной Ириной знакомой Жени. Привязываю Лесю у подъезда. Ещё раненько, но что мне делать? Звоню в квартиру, звонок не работает. Стучу в дверь, никто не отвечает. Провожу в этих полезных занятиях минут 15. Отвязываю собаку, бреду обратно к Ириному подъезду. Выходит тётка с довольно нелюбезным лицом. 

Подходит дворник - с нейтральным лицом. Бросаюсь к нему:

- Спасите! Можно позвонить с вашего телефона? Названиваю по всем номерам, что помню – или помню неточно. И ответ такой – неточный.. никто не отвечает.

Снова сижу на скамейке, начинаю тихонько скулить. Привязываю Лесю, игнорируя лай, снова догоняю дворника и названиваю с тем же результатом. Поднимаюсь и иду с собакой по своей траектории, где, предполагаю, потеряла ключ.

Собака уныло тащится, затем садится на дорожку. Поворачиваю к дому. Сажусь на скамейку. Думаю, что делать. О работе уже и не мечтаю…Мне бы  хоть кофейку…Чувствую приближающийся приступ гипогликемии (*).

Люди либо спешат, либо имеют неприступный вид, либо мне как - то несимпатичны. Что делать?

Из соседнего подъезда выходит, вернее, выезжает на крутом велике прикинутый парень в зелёном велокостюме. Едет мимо меня…У машины останавливается, открывает багажник, что - то достаёт. Бросаюсь к нему:

- Можно позвонить? – Пожалуйста!

Дозвонилась Ириной маме:

- Пропадаю, срочно - срочно приезжай! Ура!

Иду с Лесей на бульвар. Сразу вижу в траве сиреневую “таблетку”. Слава Богу!

Звоню Ириной маме: - Отбой!

Звоню сыну: - Почему не отвечаешь? – Откуда мне знать, что это ты звонишь?

Дома читаю свой астрологический прогноз на сегодня: неприятности в первой половине дня. Ну вот почему я вышла без мобильного? Впрочем, и ключ бы не нашла тогда…Да и, скорей всего, не потеряла бы!

                                                                                                                                                                             Как я гуляла с собакой
                                                                                                                                                                          Автор: Ирина Ромашкина
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) приступ гипогликемии - Гипогликемия. Состояние, характеризуемое пониженной концентрацией глюкозы в крови. Известно, что стойкое повышение концентрации глюкозы в крови является признаком сахарного диабета. Однако недостаток глюкозы (состояние гипогликемии) не менее опасен.

Аркан XVI: Башня

0

3

Красный лифт.. Синий лифт.. : Башня такая Башня

Эй, вы, внизу, слышите меня?

— Не говори с теми, кто внизу.
— Почему?
— Потому что они внизу.

Смотрит вверх

— Эти люди тебе не ответят!
— Почему?
— Очевидно, потому что они сверху.

                                                             Цитата из фильма «Платформа»

Она была на первом этаже
И с окнами у самого подъезда,
Но мы по ней ходили в неглиже
И шторы нам казались бесполезны.

Естественным казалось на виду
Извечно быть замятыми друг в друга –
За стёклами деревья, как в саду,
Скрывали нас от боли и недуга.

Незыблемой казалась эта ось,
Вокруг которой сущее вертелось –
Увы, её покинуть нам пришлось
И поместить себя в несовершенность…

Вот так мы оказались на седьмом –
На стенах плесень, в ванной тараканы –
И где - то между небом с самым дном
Висим бесцельно, безыскусно, беспрестанно…

                                                                    Она была на первом этаже
                                                                              Автор: Cleanchin

Ахута

0

4

Широкая река ----- протекающая через аквариум и лежащего на дне робота
                                         -----
                                         -----
                                         -----
В комнате стоит аквариум, он является
"частичкой моря" на суше.
   Также и параллельно находится церковь,
она является "частичкой Неба" на земле.
   И, как в аквариуме обитают рыбки, им
там тихо, спокойно, так и в церкви обитают
люди, им там тоже - спокойно и отрадно.
   Дальше, рыбок сверху питает рука человека.
Так и в церкви, свыше питает людей Божья
благодать.

                                                                                Аквариум
                                                                           Автор: Вадема

! в тексте встречаются нецензурные выражения !

Я спроецировал на экран свой вид за рабочим столом. Она с иронией покосилась на портрет Государя — но не сказала ничего. Умная.

— Итак, Порфирий, слушай. Современное искусство нельзя определить, его можно только описать. В зависимости от наших целей описание может быть очень разным. Я не буду уходить в теорию, а попытаюсь объяснить, что это такое для меня лично.

Я изобразил на лице крайнее напряжение мысли.

— Я вижу искусство как некое поле событий, на одном полюсе которого — весёлые заговоры безбашенной молодёжи с целью развести серьёзный мир на хаха, охохо или немного денег, а на другом — бизнес - проекты профессиональных промывателей мозгов, пытающихся эмитировать новые инвестиционные инструменты…

Я начал водить пером по листу бумаги, как бы делая заметки. Во время допроса это помогает людям сосредоточиться.

— Первый полюс — где безбашенная молодёжь — почти всегда симпатичен. Второй — где ушлый бизнес — почти всегда отвратителен. Кроме тех случаев, конечно, когда он гомерически смешон, что бывает довольно часто. Но при этом стратегия и цель собравшейся на первом полюсе молодёжи обычно сводится к тому, чтобы постепенно пробиться на второй полюс и занять его, а стратегия занявших второй полюс старпёров заключается в том, чтобы как можно дольше сохранять над ним контроль…

Я кивнул и нарисовал на своём листе невидимого амура с луком. Зря, значит, с утрева лук ебошили, сработал мой ассоциативный контур. В этот айфак (*), Порфирий Петрович, вас скорей всего не позовут.

— Занимательно то, — продолжала Мара, — что многое, случайно сбацанное на первом полюсе, со временем становится куда более серьёзным инвестиционным инструментом, чем специально и старательно созданное на втором. Оно же впоследствии входит в канон. Поэтому второй полюс изо всех сил пытается мимикрировать под первый, а первый — под второй. Вот эта сложная динамика взаимного проникновения и маскировки и есть живая жизнь современного искусства, а также его суть, стержень и тайный дневник. Ты понял?
— Понял, — сказал я. — Чего тут понимать - то.
— Тогда у тебя должен возникнуть вопрос.
— У меня?
— Да, — ответила Мара. — Если ты действительно понял.

Я не стал, конечно, объяснять, что применительно ко мне выражение «понял» — чистая фигура речи и означает примерно следующее: «проанализировал лингвистический материал, выделил смысловые ядра и приступил к генерированию связных реплик, поддерживающих видимость диалога». Такое не способствует доверительности. Вместо этого я глупо моргнул пару раз и спросил:

— Какой вопрос?
— Такой, — сказала Мара. — Кто даёт санкцию?
— Прокурор?

Мара засмеялась.

— В мире искусства, Порфирий, медведь не прокурор. Чтоб ты знал.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда какую санкцию?
— Сейчас я объясню на примере из моей монографии. Вот смотри. Конец прошлого века. Туннельный соцреализм, как мы сегодня классифицируем. Советский Союз при последнем издыхании. Молодой и модный питерский художник в компании друзей, обкурившись травы, подходит к помойке, вынимает из неё какую-  то блестящую железяку — то ли велосипедный руль, то ли коленчатый вал — поднимает её над головой и заявляет: «Чуваки, на спор: завтра я продам вот эту хероёбину фирме за десять тысяч долларов». Тогда ходили доллары. И продаёт. Вопрос заключается вот в чём: кто и когда дал санкцию считать эту хероёбину объектом искусства, стоящим десять тысяч?
— Художник? — предположил я. — Нет. Вряд ли. Тогда все художниками работали бы. Наверно… тот, кто купил?

— Вот именно! — подняла Маруха палец. — Какой ты молодец — зришь в корень. Тот, кто купил. Потому что без него мы увидим вокруг этого художника только толпу голодных кураторов вроде меня. Одни будут орать, что это не искусство, а просто железка с помойки. Другие — что это искусство именно по той причине, что это просто железка с помойки. Ещё будут вопить, что художник извращенец и ему платят другие богатые извращенцы. Непременно скажут, что ЦРУ во время так называемой перестройки инвестировало в нонконформистские антисоветские тренды, чтобы поднять их социальный ранг среди молодёжи — а конечной целью был развал СССР, поэтому разным придуркам платили по десять штук за железку с помойки… В общем, скажут много чего, будь уверен. В каждом из этих утверждений, возможно, будет доля правды. Но до акта продажи всё это было просто трепом. А после него — стало рефлексией по поводу совершившегося факта культуры. Грязный секрет современного искусства в том, что окончательное право на жизнь ему даёт — или не даёт — das Kapital. И только он один. Но перед этим художнику должны дать формальную санкцию те, кто выступает посредником между искусством и капиталом. Люди вроде меня. Арт - элита, решающая, считать железку с помойки искусством или нет.

— Но так было всегда, — сказал я. — В смысле с искусством и капиталом. Рембрандт там. Тициан какой - нибудь. Их картины покупали. Поэтому они могли рисовать ещё и ещё.
— Так, но не совсем, — ответила Мара. — Когда дикарь рисовал бизона на стене пещеры, зверя узнавали охотники и делились с художником мясом. Когда Рембрандт или Тициан показывали свою картину возможным покупателям, вокруг не было кураторов. Каждый монарх или богатый купец сам был искусствоведом. Ценность объекта определялась непосредственным впечатлением, которое он производил на клиента, готового платить. Покупатель видел удивительно похожего на себя человека на портрете. Или женщину в таких же розовых целлюлитных складках, как у его жены. Это было чудо, оно удивляло и не нуждалось в комментариях, и молва расходилась именно об этом чуде. Искусство мгновенно и без усилий репрезентировало не только свой объект, но и себя в качестве медиума. Прямо в живом акте чужого восприятия. Ему не нужна была искусствоведческая путёвка в жизнь. Понимаешь?

Я неуверенно кивнул.

— Современное искусство, если говорить широко, начинается там, где кончается естественность и наглядность — и появляется необходимость в нас и нашей санкции. Последние полторы сотни лет искусство главным образом занимается репрезентацией того, что не является непосредственно ощутимым. Поэтому искусство нуждается в репрезентации само. Понял?
— Смутно. Лучше я гляну в сеть, и…
— Не надо, ты там всякого говна наберёшься. Слушай меня, я всё объясню просто и по делу. Если к художнику, работающему в новой парадигме, приходит покупатель, он видит на холсте не свою рожу, знакомую по зеркалу, или целлюлитные складки, знакомые по жене. Он видит там…

Мара на секунду задумалась.

— Ну, навскидку — большой оранжевый кирпич, под ним красный кирпич, а ниже жёлтый кирпич. Только называться это будет не «светофор в тумане», как сказала бы какая - нибудь простая душа, а «Orange, red, yellow». И когда покупателю скажут, что этот светофор в тумане стоит восемьдесят миллионов, жизненно необходимо, чтобы несколько серьёзных, известных и уважаемых людей, стоящих вокруг картины, кивнули головами, потому что на свои чувства и мысли покупатель в новой культурной ситуации рассчитывать не может. Арт - истеблишмент даёт санкцию — и это очень серьёзно, поскольку она означает, что продаваемую работу, если надо, примут назад примерно за те же деньги.
— Точно примут? — спросил я.

Мара кивнула.

— С картиной, про которую я говорю, это происходило уже много раз. Ей больше ста лет.
— Как возникает эта санкция?

Мара засмеялась.

— Это вопрос уже не на восемьдесят, а на сто миллионов. Люди тратят жизнь, чтобы эту санкцию получить — и сами до конца не понимают. Санкция возникает в результате броуновского движения вовлечённых в современное искусство умов и воль вокруг инвестиционного капитала, которому, естественно, принадлежит последнее слово. Но если тебе нужен короткий и простой ответ, можно сказать так. Сегодняшнее искусство — это заговор. Этот заговор и является источником санкции.
— Не вполне юридический термин, — ответил я. — Может, лучше сказать «предварительный сговор»?
— Сказать можно как угодно, Порфирий. Но у искусствоведческих терминов должна быть такая же санкция капитала, как у холста с тремя разноцветными кирпичами. Только тогда они начинают что - то значить — и заслуживают, чтобы мы копались в их многочисленных возможных смыслах. Про «заговор искусства» сказал Сартр — и это, кстати, одно из немногих ясных высказываний в его жизни. Сартра дорого купили. Поэтому, когда я повторяю эти слова за ним, я прячусь за выписанной на него санкцией и выгляжу серьёзно. А когда Порфирий Петрович говорит про «предварительный сговор», это отдаёт мусарней, sorry for my French. И повторять такое за ним никто не будет.

— Ты только что повторила, — сказал я.
— Да. В учебных целях. Но в монографию я этого не вставлю, а дедушку Сартра — вполне. Потому что единственный способ заручиться санкцией на мою монографию — это склеить её из санкций, уже выданных ранее под другие проекты. Вот так заговор искусства поддерживает сам себя. И все остальные заговоры тоже.
— Прямо ложа карбонариев, — сказал я.
— Ну если тебе так понятней, пожалуйста, — улыбнулась Мара. — Любое творческое действие настроенного на выживание современного художника — это просьба принять его в заговорщики, а все его работы — набранные разными шрифтами заявления на приём. По этой скользкой и зловонной тропинке весёлая молодёжь с первого полюса искусства, теряя волосы и зубы, бредет в омерзительную клоаку второго — доходит, кстати, один из тысячи, остальные спиваются и старчиваются. На первом полюсе распускаются новые цветы, год или два согревают нас своей трогательной глупостью, потом тускнеют, опадают — и отбывают в тот же путь. Так было сто лет назад, Порфирий. И так будет очень долго. Искусство давно перестало быть магией. Сегодня это, как ты вполне верно заметил, предварительный сговор.

                                                                                                                                         из романа Виктора Пелевина - «iPhuck 10»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  В этот айфак -  «Айфак» как заявление: вот что я – роман или его автор – делаю.

Мыслею по древу ..

0

5

Блок

И жизнь, и смерть, я знаю, мне равны.
Идёт гроза, блестят вдали зарницы,
Чернеет ночь, — а песни старины,
По - прежнему, — немые небылицы.
Я знаю — лес ночной далёко вкруг меня
Простёр задумчиво свои немые своды,
Нигде живой души, ни крова, ни огня, —
Одна безмолвная природа…
И что ж? Моя душа тогда лишь гимн поёт;
Мне всё равно — раздвинет ли разбойник
Кустов вблизи угрюмый чёрный свод,
Иль с кладбища поднимется покойник
Бродить по деревням, нося с собою страх…
Моя душа вся тает в песнях дальных,
И я могу тогда прочесть в ночных звездах
Мою судьбу и повесть дней печальных…

                                                            И жизнь, и смерть, я знаю, мне равны…
                                                                       Поэт: Александр Блок

Креветка

Есть какой-нибудь высший смысл в том, что самое крупное млекопитающее на земле питается живыми организмами самыми мелкими? Я про кита. Про синего кита. Чтобы прокормить свои 150 тонн, он съедает в день тонну криля.

По мере снижения веса и размера животного, повышаются вес и размер его "дежурного блюда".

Лев, к примеру, питается уже равновеликой ему, ну, скажем, зеброй. Далее – крайность другая: муравьи могут оприходовать и человека, ну а бактерии, дайте время, обглодают труп нашего с вами кита до костей. Наблюдая такой своеобразный паритет, равенство перед законом, если хотите, понимаешь, что тот, кто всё это придумал, был ли мудр, не знаю, но последователен - безусловно. Всё происходит к лучшему в этом лучшем из миров.

Человечья жизнь, взять хоть бизнес, весьма даже напоминает этот справедливый процесс взаимного поедания. Бывает, и даже весьма часто, что один бизнесмен съедает бизнес другого бизнесмена (иной раз и вместе с хозяином), но это о хищниках средней руки. С такой диетой они и сами - то долго не живут.

Киты же… Киты питаются преимущественно мелочью – нашим с вами братом. Первый на земле долларовый миллиардер Джон Рокфеллер, к примеру, построил свою империю на том, что почти каждый на планете нуждался в керосине (Прометей, ни дать ни взять); один из последних китов, пятидесятимиллиардовый Билл Гейтс, кормится сегодня тем, что всякая двуногая, даже не выучив еще и алфавита, уже щёлкает «мышкой»; литературный Элам Харниш по прозвищу «Время - не - ждёт», выжил в великой депрессии лишь потому, что вовремя скупил все трамваи, и всякий нёс ему свои последние три цента, ибо можно и не поесть денёк - другой, но двигаться - то надо.

Имеет ли этот божий закон обратную силу среди людей? Поедает ли «планктон» «кита»? Бывает, но это скорее исключение, нежели правило.

Если, представим, все вкладчики какого - нибудь крупного банка, ни с того ни с сего, в один день решат забрать свои деньги - банк этот разорится. Или если какая-либо страна, тихим октябрьским вечером, от скуки или с голоду, решит взять штурмом какой - нибудь дворец - от страны останутся рожки да ножки.

В основном же, мы плодимся лишь с перспективой стать главным блюдом на столе того, кто рождён за этим столом сидеть. Но что случится, если в природе пойдёт что - то не так и некой прозрачной, отбившейся от стаи креветке вдруг свалится на голову… целый кит?

Эдуард Эдемов, Эдик по прозвищу Эд (прозвище, кажется, дали ему всё - таки по фамилии) со стоном перевернулся на правый бок и… с грохотом разбиваемой на бильярде пирамиды свалился с кровати. Казалось, это неприятное событие не произвело на него никакого впечатления. Тело, во всяком случае, не двигалось, будто на пол скатился бессловесный рулон ковра. Однако, это было не так.

Сильно заныл правый бок, но потереть ушибленное место Эд не мог, потому, что вчера, снопом упавши на живот и забывшись мертвецким сном, сегодня он так отлежал неловко подвернувшиеся под него обе руки, что, обескровленные, они теперь совершенно не двигались. Оставалось только ждать, пока соки жизни вернутся в его конечности. Процесс этот длился минуты три (Эду показалось много дольше), после чего он перегнулся пополам, потёр помятый бок и поискал, что же стало причиной такого ушиба.

Ею оказалась пустая бутылка из - под водки. Потерпевший поднял её, близоруко потряс перед глазами, больше прислушиваясь, ибо в комнате было темно, в надежде обнаружить в ней хоть сколько - нибудь лекарства, но не услышав ни капли, кряхтя поднялся и проковылял на кухню.

Яркий свет лампочки, полуодетой в разбитый, густо усиженный мухами бледно - жёлтый плафон, больно ударил по глазам. Рыжие ночные гости, сбивая друг друга с ног, суетно забегали по полу и, в секунду, освободили захваченную на ночь территорию. «А ведь где - то в Корее их ещё и деликатесом считают», - мелькнула в голове Эда нелепая мысль. Впрочем, не такая уж и нелепая, ибо, открыв холодильник, он увидел там лишь полбанки заплесневелых еще месяц назад солёных огурцов, такого же возраста открытую жестянку тихоокеанской сайры, зачем - то разводной гаечный ключ и… боле ничего.

Эд в сердцах захлопнул холодильник и вернулся в комнату. Долго шаря в темноте, он отыскал наконец - то выключатель сильно спорящего с зенитом торшера.

Тусклый свет его, будто нехотя или даже стесняясь, растёкся по (было чего стесняться) убогому пеналу комнаты Эда. Это действительно был пенал длинною в шесть и шириною меньше трёх метров. Плотно занавешенное не знавшей с самой покупки стирального порошка тканью балконное окно в торце его, света не давало, говоря о том, что на дворе ещё ночь.

Двуспальная (как он умудрился упасть с неё?), с двумя кирпичами вместо левой задней ножки кровать стояла посредине, ближе к окну, оставляя по узкому проходу, справа и слева от себя. У противоположной окну стены темнел трёхстворчатый шкаф без одной дверцы. В углу этого шкафа, в свободном от створки проёме, под свисающим с перекладины навалом какой - то одежды располагался телевизор и перед ним массивное кресло.

По всем углам высились нестройные стопки книг. Люстры не было вовсе, а на пустой стене, в обоях неразличимого в сумраке цвета, висело лишь одно украшение – портрет молодого Александра Блока.

Было в этом портрете, точнее, в его эстетическом диссонансе с убранством жилища что - то символическое. Будто в цвете своей славы поэт, презрительно скрестив на груди руки, взирал на финал своей же жизни, бесславного, в мареве пьянства, её затухания.

Эд гениальным поэтом, правда, не был, но квартира эта, равно, как и судьба её хозяина, знавала времена и получше. Дабы уж докончить с описанием жилища, пару слов об архитектуре.

Была она весьма неординарна. Дверей у комнаты не было, а вместо них ровно посредине длинной стороны её, той что напротив Блока, находился двухметровой ширины проём, выходящий в коридор, соединявший прихожую слева и кухню справа.

Вход в совмещенную с туалетом ванную был со стороны прихожей. Двери (он уж и не помнил почему) прихожей и кухни были сняты или, можно предположить, отвалились сами. Благодаря такой вот бездверной планировке, маленькая площадью квартирка имела видимость свободного пространства вполне приемлемого.

                                                                                                                                                                                   Хранитель (Отрывок)
                                                                                                                                                                          Автор: Владимир Степанищев
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Криль — это обобщённое название морских планктонных ракообразных. В переводе с ирландского он означает «мелочь». Размер рачков составляет от 1 до 6,5 см. Наибольшее промысловое значение имеет антарктический криль, который вылавливается в зоне Антарктиды.

Аркан XVI: Башня

0

6

В переплетеньях сложных  форм

О древний ужас бытия!
Когда ещё, не зная Бога,
Душа стояла у Порога.
И повелителя ждала…

Ещё не созданы границы,
И воля всё еще моя…
И я творю себе темницу.
О древний ужас бытия!

И голову посыпав пеплом,
Я отрекаюсь от себя.
И жду пришествие Рассвета -
Начала Нового Завета…

                                        О древний ужас бытия!
                                   Автор: Анастасия Дешукова

Он нажал клавишу «RECORD». Зажёгся красный огонек. "На минуту - другую у меня закружилась голова, — он двинулся к письменному столу. — Должно быть, похмелье после олинской болтовни, но я могу поверить, что почувствовал чьё - то присутствие, — ничего такого, он, разумеется, не чувствовал, но это был тот самый случай, когда мог диктовать, что вздумается. — Воздух спёртый. Но плесенью или пылью не пахнет. Олин говорил, что при уборке номер всякий раз проветривается, но прибираются быстро… и воздух спёртый.

На письменном столе стояла пепельница, небольшая, из толстого стекла, какие встретишь в любом отеле, в ней лежала книжица спичек. Само собой, с отелем «Дельфин» на этикетке. Перед отелем стоял швейцар в давнишней униформе, с эполетами, расшитой золотом, в фуражке, какую сейчас можно увидеть в баре для геев, угнездившуюся на голове мотоциклиста, остальной наряд которого может состоять лишь из нескольких серебряных браслетов. По улице перед отелем катили автомобили другой эпохи: «паккарды» и «хадсоны», студебейкеры" и забавные "крайслер - ньюйоркеры".

— Книжица спичек в пепельнице выглядит так, словно перенеслась сюда из 1955 года, — Майк сунул её в карман счастливой гавайской рубашки. — Я сохраню её, как сувенир. А теперь пора впустить в номер свежий воздух.

Слышится стук, должно быть, он поставил минидикрофон на письменный стол. Потом пауза, наполненная какими - то звуками, тяжёлым дыханием. Наконец, скрип.

— Победа! — слышится издали, но потом голос приближается, должно быть, Майк берет минидиктофон в руку. — Победа! Нижняя половина не хотела подниматься, словно её заклинило, но верхняя опустилась без проблем. Я слышу шум транспортного потока на Пятой авеню, автомобильные гудки успокаивают. Где - то играет саксофон, возможно, перед «Плазой», которая на другой стороне Пятой авеню, через два квартала. Эти звуки напоминают мне о брате.

Майк замолчал, глядя на маленький красный глаз. Вроде бы глаз этот в чём - то его обвинял. Брат? Его брат умер, ещё один солдат, павший на табачной войне. И тут же Майк расслабился. Что с того? Были и призрачные войны, в которых Майкл Энслин всегда выходил победителем. Что же касается Дональда Энслина…

— В действительности моего брата как - то зимой съели волки на Коннектикутской платной автостраде, — сказал он, рассмеялся и остановил запись. На плёнке осталось кое - что ещё, немного, конечно, но это было последнее связное предложение, смысл которого могли понять слушатели.

Майк развернулся, посмотрел на картины. Они висели ровно, хорошие маленькие картины. Застывшая жизнь… до чего же она отвратительна!

Он включил запись и произнёс два слова: "Пылающие апельсины", нажал на клавишу «STOP», направился к двери, ведущей к спальне. Остановился у дамы в вечернем платье, а затем сунулся в темноту, ища на стене выключатель. Ему хватило мгновения, чтобы понять,

(на ощупь они как кожа, старая мёртвая кожа)

что с обоями, по которым скользила его ладонь, что - то не так, а потом пальцы нащупали выключатель. Спальню залил жёлтый свет подвешенной под потолком хрустальной люстры, чуть меньших размеров, чем в гостиной. На двуспальной кровати лежало жёлто - оранжевое покрывало.

"Зачем говорить прячься?" — спросил Майк в минидиктофон и опять выключил запись. Переступил порог, зачарованный пылающей пустыней покрывала, холмами выпирающих из-под него подушек. Спать здесь? Ни в коем разе, сэр. Всё равно, что спать в грёбаной застывшей жизни, спать в ужасной жаркой комнате Пола Боулса (*), которую ты не можешь увидеть, комнате для сумасшедших, лишенных гражданства англичан, слепых от сифилиса, которым они заразились, трахая своих матерей, киноверсия с участием или Лоренса Харви, или Джереми Айронса (**), одного из актёров, которые естественным образом ассоциируются с извращениями…

Майк нажал клавишу «RECORD», увидел загоревшийся красный глазок, сказал: "Орфей на орфейном кругу!" — и выключил запись. Приблизился к кровати. Покрывало жёлто - оранжево блестело. Обои, возможно, кремовые при дневном свете, впитали в себя жёлто - оранжевое сияние покрывала. По обе стороны кровати стояли тумбочки. На одной Майк увидел телефонный аппарат, чёрный, большой, с наборным диском. Отверстие для пальцев на диске напоминали удивленные белые глаза. На другой — блюдо со сливой. Майк включил запись, "Это не настоящая слива. Это пластмассовая слива", — и опять нажал на клавишу "STOP".

На покрывале лежало меню, которое желающие получить завтрак в номер оставляли на ручке двери. Майк присел на край кровати, стараясь не притрагиваться ни к ней, ни к стене, поднял меню. Старался не притрагиваться и к покрывалу, но провёл по нему подушечками пальцев и застонал. Прикосновение вызвало у него ужас. Тем не менее, он уже держал меню в руке. Увидел, что оно на французском, и хотя прошли годы с тех пор, как он изучал этот язык, понял, что одно из блюд, предлагавшихся на завтрак — птицы, запечённые в дерьме. "Французы могут есть и такое", — подумал он и безумный смех сорвался с его губ.

Он закрыл глаза, открыл.
Французский язык сменился русским.
Закрыл глаза, открыл.
Русский сменился итальянским.
Закрыл глаза, открыл.

Меню исчезло. С картинки на Майка смотрел кричащий маленький мальчик, оглядывающийся на волка, который вцепился в его левую ногу чуть повыше колена. Волк не отрывал взгляда от мальчика и напоминал терьера со своей любимой игрушкой.

"Я ничего этого не вижу", — подумал Майк, и, разумеется, не видел. Если он не закрывал глаз, то держал в руке меня с аккуратными английскими строчками, каждая из которых предлагала полакомиться за завтраком тем или иным творением кулинарного искусства. Яйца во всех видах, вафли, свежие ягоды, никаких птиц, запечённых в дерьме. Однако…

Он повернулся, осторожно выскользнул из зазора между стеной и кроватью, который теперь казался узким, как могила. Сердце билось так сильно, что каждый удар отдавался не только в груди, но и в шее и запястьях. Глаза пульсировали в глазницах. С 1408 - ым что-то не так, определённо что - то не так. Олин говорил про отравляющий газ, и теперь Майк на себе убедился в его правоте: кто - то заполнил номер этим газом или сжёг гашиш, щедро сдобренный ядом для насекомых. Всё это, разумеется, проделки Олина, которому, конечно же, с радостью помогали сотрудники службы безопасности. Газ закачали через вентиляционные воздуховоды. Он не видел решёток, которые их закрывали, но сие не означало отсутствие в номере таковых.

Широко раскрывшимися, испуганными глазами Майк оглядел спальню. С тумбочки, стоявшей слева от кровати, исчезла слива. Вместе с блюдом. Он видел лишь гладкую, полированную поверхность. Майк повернулся, направился к двери, остановился. На стене висела картина. Полной уверенности у него не было, в таком состоянии он уже не мог с полной уверенностью назвать собственное имя, но вроде бы, войдя в спальню, никакой картины он не заметил. Опять застывшая жизнь. Одна - единственная слива на оловянной тарелке посреди старого, грубо сколоченного из досок стола. На сливу и тарелку падал будоражащий жёлто - оранжевый свет.

                                                                                                                  из рассказа американского писателя Стивена Кинга  - «1408»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  спать в ужасной жаркой комнате Пола Боулса - Пол Боулз (англ. Paul Bowles, 1910–1999) — американский писатель и композитор, признанный классик американской литературы XX века. Дебютировал в литературе рассказом «Водопад», опубликованным в школьной литературной газете. В марте того же года на страницах парижского журнала "transition" появилось его первое стихотворение. В 1931 году Боулз впервые поехал в Танжер (север Марокко). Город и люди произвели неизгладимое впечатление на писателя. Среди произведений Пола Боулза можно выделить следующие романы и рассказы:
«Под покровом небес» (1949);
«Пусть льёт» (1952);
«Дом паука» (1955);
«Вверху над миром» (1966);
«Нежная добыча и другие рассказы».
Пол Боулз также перевёл на английский язык произведения швейцарской писательницы русского происхождения Изабель Эберхардт и гватемальского прозаика Родриго Рея Росы.
Умер в Танжере 18 ноября 1999 года. Похоронен в штате Нью - Йорк (посёлок Лейкмонт, округ Йейтс)

(**) киноверсия с участием или Лоренса Харви, или Джереми Айронса - Лоуренс Харви (Laurence Harvey) — британский актёр литовского происхождения. Настоящее имя — Ларушка Миша (Цви Мойша) Скикне. В возрасте пяти лет вместе с родителями эмигрировал в Южную Африку, где сменил имя на английское — Гарри. В 1946 году выиграл стипендию Королевской академии драматического искусства. В это время взял себе артистический псевдоним Лоуренс Харви. Дебют в кино состоялся в 1948 году в фильме «Дом тьмы». После снимался в картинах «Рыцари круглого стола», «Ромео и Джульетта», «Форт Аламо», «Лето и дым», «Битва за Рим» и других. Успех пришёл к Харви в 1959 году с картиной «Путь наверх». За участие в ней он был номинирован на премии сразу двух киноакадемий — Британской и Американской. С середины 1960-х годов карьера Харви пошла на спад, и его появления на экране стали всё реже и незаметнее. Умер актёр 25 ноября 1973 года в возрасте 45 лет.
Джереми Айронс — актёр, режиссёр и продюсер. Лауреат премий «Оскар» и «Золотой глобус». Родился 19 сентября 1948 года в Каусе, Великобритания. В детстве хотел стать ветеринаром, но провалил экзамены при поступлении. Учился на курсах при театре «Олд Вик», а в 1971 году перебрался в Лондон и устроился в труппу одной из столичных площадок. Позже вошёл в состав Королевского Шекспировского театра на реке Эйвон. С 1971 года Джереми Айронс активно играет в кино. Его дебютной работой стал сериал «Соперники Шерлока Холмса». Известен по таким картинам, как «Женщина французского лейтенанта», «Измена», «Кафка», «Долгота», «Каллас навсегда», «Казанова», «Борджиа», «Слова», «Дом Gucci». Также актёр принимал участие в озвучивании мультфильмов, его голосом говорит один из персонажей анимационного фильма «Король Лев» и «Гарри в стране фей».

Аркан XVI: Башня

0

7

О сложных формах возможно когда - то

Она – моя ночная спутница,
Когда одна грущу в тиши,
Когда на лист бумажный просятся
Осколки раненой души.

                                                            ФАНТАСМАГОРИЯ
                                                   Автор: Маргарита Винтер

Диаборн поднял голову, и ему показалось… безумие, конечно, но показалось, что комната, из которой выбежал мужчина, заполнена светом австралийского заката, горящим светом пустыни, где могли жить существа, никогда не попадавшиеся на глаза человеку.

Он был ужасен, этот свет (как и низкое гудение, похожее на то, что слышится около линии электропередачи), но зачаровывал. Ему захотелось войти в распахнутую дверь. Посмотреть, что за ней.

Возможно, Майк тоже спас жизнь, Диаборну. Заметил, как Диаборн поднимается, словно потерял к нему, Майку, всякий интерес, а на его лице отражается полыхающий, пульсирующий свет, идущий из номера 1408. Он запомнил это даже лучше самого Диаборна, но, разумеется, Руфусу Диаборну не пришлось поджигать себя для того, чтобы выжить.

Майк схватил Диаборна за штанину.

— Не ходите туда, — просипел он. — Вы оттуда не выйдите.

Диаборн остановился, посмотрел на красное, в волдырях лицо лежащего на ковре мужчины.

— Там призраки, — добавил Майк и, словно эти слова были заклинанием, дверь в 1408 - ой захлопнулась, отсекая свет, отсекая гудение.

Руфус Диаборн, один из лучших коммивояжеров компании "Швейные машинки Зингера", побежал к лифтам и нажал кнопку пожарной тревоги.

4

В шестнадцатом номере журнала "Лечение ожоговых больных: диагностический подход" есть любопытная фотография Майка Энслина. Эта публикация появилась через шестнадцать месяцев после короткого пребывания Майка в номере 1408 отеля «Дельфин».

На фотографии показан только торс, но это Майк, можно не сомневаться. Доказательство тому — белый квадрат на левой груди. Кожа вокруг ярко - красная, в некоторых местах волдыри. Белый квадрат аккурат под нагрудным карманом счастливой рубашки, которая была на Майке в тот вечер. В этом самом кармане и лежал минидиктофон.

Сам он оплавился по углам, но по - прежнему работает, и плёнка осталась в прекрасном состоянии. Чего нельзя сказать о том, что на ней записано.

Агент Майка, Сэм Фаррелл, засунул кассету с записью в стенной сейф, отказываясь признавать, что от услышанного у него по коже побежали мурашки. В том сейфе она и лежит. У Фаррелла нет ни малейшего желания доставать её и прослушивать самому или в компании друзей. Некоторые из них сильно донимают его такими просьбами. Нью-Йорк — город маленький. Слухи разносятся быстро.

Ему не нравится голос Майка на плёнке, ему не нравятся фразы и слова, которые произносит этот голос ("Моего брата как - то зимой съели волки на Коннектикутской платной автостраде…" и что, скажите на милость, сие должно означать?), а больше всего ему не нравится шумовой фон… какое - то чавканье, бульканье, электрическое гудение… иногда что - то похожее на голос.

Майк ещё находился в больнице, когда некий мужчина, Олин, подумать только, менеджер этого чёртова отеля, пришёл к Сэму Фарреллу и попросил разрешения прослушать запись. Фаррелл ответил отказом и посоветовал Олину как можно скорее выметаться из его кабинета и всю дорогу до своего клоповника благодарить Бога, что Майк Энслин решил не подавать в суд ни на Олина, ни на отель за преступную халатность.

— Я пытался убедить его не заходить в этот номер, — спокойно ответил Олин. Он привык выслушивать жалобы постояльцев на что угодно, начиная от вида из окон и заканчивая подбором журналов в газетном киоске, поэтому отповедь Фаррелла не произвела на него впечатления. — Я сделал всё, что мог. Если кого и можно обвинять в преступной халатности, так это вашего клиента, мистер Фаррелл. Он слишком уж верил, что там ничего нет. Очень неблагоразумное поведение. Очень небезопасное поведение. Я полагаю, теперь он получил хороший урок.

Несмотря на отвращение к записи, Фарреллу хотелось, чтобы Майк прослушал её, обдумал, возможно, использовал как трамплин для написания новой книги. Книги о том, что случилось с Майком, не просто сорокастраничная глава, одна их десяти, а целая книга. Тираж которой, по мнению Фаррелла, оставит далеко позади тиражи всех трёх уже опубликованных книг вместе взятых.

Разумеется, он не верит заявлению Майка, что писать тот больше не будет, не только книги о призраках, но и вообще. Такое время от времени говорят все писатели. Подобные выходки в духе примадонны и указывают на то, что имеешь дело с настоящим писателем.

                                                                                                        из рассказа американского писателя Стивена Кинга  - «1408»

Аркан XVI: Башня

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Наука, магия, целительство » Аркан XVI: Башня