Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Наука, магия, целительство » Эндогенное полиморфное...


Эндогенное полиморфное...

Сообщений 31 страница 40 из 42

31

Мой Сшитый против Безликих

Вот помню, ночь, работа
И женщина пришла.
Беременна и на последнем сроке,
Лицо стеклом поранила.

Кровищи « мама родная»!
А шить мне не чем, игл нет
Или тупые все, как мой сосед.

Метнулась в операционку,
Молю девчат, травматику бы мне,
Там женщина беременна,
Мне шить лицо, а не сюжет.

Подали. Девочки на славу!
Так личико зашила ей,
Что кучу благодарностей
Я получила в след.

                                                Сшить лицо
                                         Автор: Астрадамус

Лиза Франкенштейн | Русский трейлер | Фильм 2024

Не могу сказать, что я верю ему, но я стараюсь. Его одержимость спасителем, рисующим все эти знаки, которым он так упорно следует, иногда достигает апогея.

В обычной жизни мы бы никогда не стали такими близкими друзьями, я ненавидел Зака в детстве, ненавидел его и в подростковом возрасте, он вёл себя просто отвратительно, словно весь мир был создан, чтобы подчиняться и развлекать его.

Но с тех пор, как появились безликие, Зак внезапно стал очень важным для меня человеком, без которого я бы не выжил, я повторяю себе это каждый день.

Однажды, я шёл в город от неохраняемой границы с остатками разворованных складов до второго пропускного пункта, обнесённого высоким забором, через пустошь, и потерял сознание от голода или теплового удара, очнулся я поздно ночью, когда половина луны ярко освещала заросшую ковылем равнину.

Моё сердце подпрыгнуло до самого горла, я был здесь совсем один, без возможности скрыться хоть в каком - то доме, на хорошо просматриваемом пространстве.

Я приподнял голову и посмотрел по сторонам, тёмные фигуры неподвижно стояли вокруг меня чуть поодаль, они знали, где я, и моя смерть стала лишь вопросом времени.

Лишённые глаз, обтянутые человеческой кожей, от убитых и съеденных ими же людей, никогда прежде я не видел безликих так близко.

У меня не было плана, я хотел просто подняться и бежать, сломя голову, сквозь всю эту траву, бросив рюкзак с провизией там же.

Однако, я знал, если безликие нашли тебя — тебе крышка. В мгновение ока их собирались сотни и тысячи, и кричать было бесполезно, снимут кожу живьём, сожрут вместе с костями, останется только лужа крови в лучшем случае, а чаще так вообще ничего.

Раз, и нет тебя! А потом один из них наденет твою кожу, и станет похож издалека на неуклюжего человека, за это время мы уже научились отличать их от людей по безвольно болтающимся конечностям и странным движениям тела, или нам так казалось.

Я чувствовал, как страх подкашивает ноги, я просто не мог заставить себя встать. Но в один момент эти самые ноги сами понесли меня сквозь пустошь.

За спиной раздались вопли безликих, они ринулись тёмной массой вслед, клокоча и пощёлкивая, учуяв живую плоть.

Я точно знал, шансов у меня почти не было, в открытом поле, в темноте, они бы настигли меня.

Но, внезапно, чьи - то руки выхватили меня из этого ада и перекинули через сиденье мотоцикла.

Это был Зак, он раскатисто хохотал, отстреливаясь, словно это была чёртова игра, а не гонка на выживание.

Возник, откуда ни возьмись посреди пустоши, и спас меня. Я зажмурился, трава хлестала по лицу, а я лишь молился, чтобы она не забилась в колёса.

Наверное, в какой - то момент я отключился, потому что пришёл в себя только утром. Я лежал на кровати с холодным компрессом на голове, и не мог осознать то, что Зак, которого я всегда ненавидел так же яростно, как и боялся, спас меня. Чёрта - с два, спас меня, уложив, по меньшей мере, с дюжину безликих, рискуя собственной жизнью!

И с тех пор мы живём в одном доме, который он основательно укрепил и снабдил ловушками. По ночам он редко спит, в основном смотрит в щели заколоченных досками окон, жуя еле тлеющую сигарету.

И его присутствие успокаивает меня, я знаю, что Зак убьёт каждую тварь, что посмеет шагнуть на его территорию, наверное, убил бы и меня, если бы я полез без спроса.

Иногда ему становится скучно, и он выходит из дома по ночам, берёт свой мотоцикл и едет к пустоши, откуда позже доносятся выстрелы и его истерический смех, кажется, отстрел безликих забавляет его до сих пор.

Я не знаю, зачем я с ним рядом? Он жесток, он груб, он сумасшедший, он верит в какие - то дурацкие знаки, он часто неоправданно рискует, и он же, чёрт возьми, потащит нас в этот проклятый Меллоу - сити. Но, да простит меня Док, я бы не выжил без него...

                                                                                                                                            В твоей коже feat Крис Вормвуд (*) Отрывок
                                                                                                                                                            Автор: Людмила Энжел
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) В твоей коже feat Крис Вормвуд - Внутри тебя живёт подвиг Криса Вормуда

Эндогенное полиморфное

0

32

Завтрак за распахнутой дверью

«Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего, Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство».

«Чёрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живёшь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай».

Чёрный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.

                                     Чёрный человек (отрывок)
                                         Поэт: Сергей Есенин

Эндогенное полиморфное

... что ты ещё не проснулась», – посмеивается надо мной моё подсознание.

– Мне надо развезти всех по домам, – бормочу я извиняющимся тоном, скручивая руки.
– Тейлор, – кричит он, и я подпрыгиваю от неожиданности. Тейлор, который уже успел отойти, снова идёт к нам.
– Они живут в университетском городке? – спрашивает Грей негромко.

Я киваю, не в силах открыть рот.

– Их отвезёт Тейлор, мой шофёр. У нас тут большой внедорожник, туда влезет и снаряжение.
– Да, мистер Грей? – спрашивает Тейлор как ни в чём не бывало.
– Не могли бы вы отвезти фотографа, его ассистента и мисс Кавана домой?
– Конечно, сэр.
– Ну вот. А теперь вы выпьете со мной кофе? – Грей улыбается, как будто заключил сделку.

Я хмурюсь.

– Э - э… Мистер Грей, вообще-то… Послушайте, Тейлору не обязательно их отвозить. – Я бросаю быстрый взгляд на Грея, который стоически сохраняет невозмутимое выражение лица. – Если вы подождёте, мы с Кейт поменяемся машинами.

Грей расплывается в сияющей, беспечной улыбке во весь рот.

О, боже… и открывает передо мной дверь номера.

Я обегаю его, чтобы войти, и застаю Кейт оживлённо обсуждающей что-то с Хосе.

– Ана, ты ему определённо нравишься, – говорит она без всякого вступления. Хосе неодобрительно смотрит на меня. – Но я ему не доверяю, – добавляет она.

Я поднимаю руку в надежде, что она меня выслушает.

– Кейт, ты не могла бы поменяться со мной машинами и взять «жук»?
– Зачем?
– Кристиан Грей пригласил меня выпить кофе.

У неё открывается рот. Какой чудесный момент: Кейт лишилась дара речи!.. Она хватает меня за локоть и тащит из гостиной в спальню.

– Ана, с ним явно что-то не так. Грей выглядит потрясающе, я согласна, но он опасный тип. Особенно для таких, как ты.
– Что значит таких, как я?
– Ты понимаешь, не прикидывайся. Для невинных девушек вроде тебя, – говорит она немного раздражённо.

Я краснею.

– Кейт, мы просто выпьем кофе. На следующей неделе у меня экзамены, надо заниматься, поэтому я не буду сидеть с ним долго.

Кейт поджимает губы, словно обдумывая моё предложение. Наконец она достаёт из кармана ключи и отдаёт мне. Я взамен отдаю ей свои.

– Я буду ждать. Не задерживайся, а то мне придётся выслать спасательную команду.
– Спасибо. – Я обнимаю её.

Кристиан Грей ждёт, прислонившись к стене, похожий на манекенщика из глянцевого мужского журнала.

– Всё, я готова пить кофе, – бормочу я, краснея, как свекла.

Грей ухмыляется.

– Только после вас, мисс Стил.

Он жестом показывает, чтобы я проходила вперёд.

Я иду по коридору на трясущихся ногах; голова кружится, сердце выбивает тревожный неровный ритм.

Я иду пить кофе с Кристианом Греем… и я ненавижу кофе.

По широкому коридору мы вместе идём к лифтам.

Что я ему скажу? Мой мозг сковывает ужасное предчувствие. О чём мы будем говорить? Какие у нас могут быть общие темы для разговора?

Мягкий тёплый голос отрывает меня от размышлений:

– А вы давно знаете Кэтрин Кавана?

О, лёгкий вопрос для начала.

– С первого курса. Она моя близкая подруга.
– Хм, – произносит Грей неопределённо. Что у него на уме?

Он нажимает кнопку вызова лифта, и почти сразу же раздаётся звонок. Двери открываются, и мы видим парочку, застывшую в страстном объятии.

От неожиданности они отскакивают друг от друга и виновато отводят глаза. Мы с Греем заходим в лифт.

Я стараюсь сохранить невозмутимое выражение лица, поэтому смотрю в пол и чувствую, как щёки наливаются румянцем.

Кошусь на Грея из-под ресниц: вроде бы он улыбается самыми уголками губ, но трудно сказать наверняка.

Парень с девушкой тоже не говорят ни слова, и в неловком молчании мы доезжаем до первого этажа. В лифте нет даже музыки, чтобы разрядить обстановку.

Двери открываются, и, к моему удивлению, Грей берёт меня за руку, сжав её своими длинными прохладными пальцами.

Я чувствую, как по телу пробегает разряд тока, и без того быстрое биение сердца ещё сильнее ускоряется.

Он выводит меня из лифта, и мы слышим сдавленные смешки парочки, вышедшей вслед за нами. Грей ухмыляется.

– Что это такое с лифтами? – бормочет он.

Мы проходим через просторный, оживлённый холл к выходу, но Грей не идёт через вращающуюся дверь. Интересно, это потому, что он не хочет выпускать мою руку?

На улице тёплый воскресный майский день. Светит солнце, и почти нет машин.

Грей поворачивает направо и шагает по направлению к перекрёстку, где мы останавливаемся и ждём, когда загорится зелёный. Он так и не отпустил мою руку.

Я иду по улице, и Кристиан Грей держит меня за руку. Никто ещё не держал меня за руку.

По всему моему телу бегут мурашки, голова кружится. Я стараюсь стереть с лица дурацкую ухмылку от уха до уха.

Появляется зелёный человечек, и мы переходим на другую сторону.

Так мы идём четыре квартала и наконец достигаем «Портланд - кофе - хаус», где Грей отпускает мою руку, чтобы распахнуть дверь. Я захожу внутрь.

– Выбирайте пока столик, я схожу за кофе. Вам что принести? – спрашивает он как всегда вежливо.
– Я буду чай… «Английский завтрак», пакетик сразу вынуть.

Грей поднимает брови.

– А кофе?
– Я его не люблю.

Он улыбается.

– Хорошо, чай, пакетик сразу вынуть. Сладкий?

На мгновение ошарашенно замолкаю, сочтя это ласковым обращением. Но подсознание, поджав губы, возвращает меня к реальности. Идиотка, он спрашивает, сахар класть или нет?

– Нет, без сахара. – Я смотрю вниз на свои сведённые пальцы.
– А есть что - нибудь будете?
– Нет, спасибо, ничего. – Я качаю головой, и он идёт к прилавку.

                                                       из эротического  романа британской писательницы Э. Л. Джеймс - «Пятьдесят оттенков серого»

Эндогенное полиморфное

0

33

В точке пересечения (настоящего ?)

Точка опоры. Точка отсчёта.
Точка удара, защиты, цейтнота.
Точка, когда повернул не направо.
Точка кипения подвига, славы.

--
Точка возврата? Возможно... возможно...
В спину дыхание... Осторожно!
В точку свести всё. Решить измениться.
Дело не в точке, а в действии, в лицах.

--
В точке, когда поворот - перекрёсток.
И беззащитен ты, словно, подросток.
Проку от точки? Да в бесконечности....
Снова в пути до скончания вечности.

--
Пылью , безропотно, быть неохота...
Лучше уж точка, чем ноль... для кого-то.

                                                                                      Точка
                                                                          Автор: Ланаленко

– Виталий Иннокентьевич, вы на шутки не обижайтесь, – заговорила старший лейтенант, пытаясь разрядить атмосферу. – Это они не со зла, а от работы. Когда насмотришься всякого, душа черствеет.
– Спасибо, – благодарно кивнул мужчина. – Я понимаю. Я привык… На самом деле я ведь не настоящий милиционер, я наукой занимаюсь… А так, чтобы как сегодня…

Он запнулся.

– А погоны капитанские у вас тоже ненастоящие? – не удержалась Овсянникова.

Витвицкий снова отвёл взгляд, покраснел, как школьник.

– До завтра, Виталий, – улыбнулась Овсянникова. – Можно ведь без отчества?
– Извините, но я бы предпочёл с отчеством.

Девушка перестала улыбаться и поджала губы. Её редко вот так ставили на место.

– Хорошо. До свидания, Виталий Иннокентьевич, – сухо сказала она и пошла обратно к лестнице.

Витвицкий шагнул было следом, собираясь окликнуть, но запнулся о стоящий рядом чемодан, замешкался. Всё вышло нелепо и неправильно. Не так он хотел расстаться сегодня с симпатичной старшим лейтенантом.

С досадой путаясь в свёртках, Витвицкий поднял злосчастный чемодан, развернулся и лицом к лицу столкнулся с Кесаевым. Полковник смотрел на Виталия Иннокентьевича с неприязнью.

– Семеро одного не ждут, – сказал он таким тоном, что Витвицкого обдало холодом.

Капитан виновато опустил взгляд.

– И в другой раз, когда решите лезть с вопросами к старшим по званию, помните о субординации, товарищ капитан.
– Извин… – промямлил Витвицкий. – То есть… так точно, товарищ полковник.

Кесаев ничего не ответил, только тяжело вздохнул и направился к двери. Мысль о том, что он ещё намучается с этим мальчишкой, не отпускала полковника. А Витвицкий семенил следом и думал совсем о другом…

* * *

В ресторане гостиницы «Московская» было тихо и немноголюдно.

За высокими окнами, задёрнутыми пыльными шторами, уже стемнело. Большая часть столиков, накрытых накрахмаленными скатертями и украшенных крохотными вазочками, из которых торчали нелепые пластиковые цветы, пустовала.

В дальнем углу обосновалась практически в полном составе группа Кесаева. Не было только начальства – самого полковника и его зама Горюнова.

Мужчины ужинали, перекидываясь пустыми фразочками. Нельзя двадцать четыре часа в сутки говорить и думать о работе, поэтому за столом стоял весёлый трёп. И только Витвицкий сидел с отстранённым видом. Вроде бы и с коллегами, но при этом сам по себе.

– А этот Ковалёв вроде ничего мужик, – сказал Трешнев, помешивая сахар в чае.
– Да ну, – отмахнулся Сеченов, – дипломатничал много. Показуха.
– Думаешь? – Трешнев пригубил горячий чай. – А мне как раз простецким показался.
– Если б не Русланыч со своей дисциплиной, сейчас бы коньячку вмазали, – встрял в разговор Шабурин, который, в отличие от Трешнева, явно не питал любви к горячему чаю. – Глядишь, и с местными бы быстрее сошлись.
– А кто мешает? – оживился Сеченов.
– Сойтись? – уточнил Трешнев.
– Да не, – отмахнулся Сеченов, щёлкнул по шее указательным пальцем, давая понять, что имел в виду коньяк, а не дружбу с местными, и вопросительно посмотрел на Трешнева. Тот кивнул.
– Я сейчас, – подскочил из-за стола Сеченов и бодро пошёл через зал.

Трешнев и Шабурин переглянулись и не сговариваясь посмотрели на Витвицкого. Капитан молча заканчивал ужин, эстетски орудуя ножом и вилкой.

– А вы, товарищ капитан, что про Ковалёва скажете? – попытался разболтать молчаливого капитана Трешнев.
– Вы не правы, – сдержанно произнёс Витвицкий. – Ковалёв совсем не прост. И никаких симпатий ни к нам, ни к Тимуру Руслановичу он не питает. И с местными, как вы выразились, сойтись… вряд ли получится. Мы им как кость в горле.
– О как! – весело подмигнул Шабурин Трешневу. – Тяжело быть психологом, все вокруг уродами кажутся. Моральными, разумеется.
– Я не сказал, что Ковалёв урод, не передёргивайте, пожалуйста. Я просто отметил, что он не прост и не питает к нам никаких симпатий.

Шабурин и Трешнев снова переглянулись, едва сдерживая ухмылки. В этот момент вернулся Сеченов. Глаза его заговорщицки блестели, карман характерно оттопыривался.

– Ну что? Айда в номер? – весело спросил он.
– По коням, славяне! – подхватился Шабурин и поглядел на Витвицкого: – Капитан, ты с нами?
– Благодарю. Я не пью, – отозвался Витвицкий.
- Понимаю… – кивнул Сеченов и снова весело подмигнул остальным: – Великий пост.
- Зря иронизируете, – не отрывая взгляда от тарелки, отозвался Витвицкий. – Я не пью из идейных соображений. Пьяный психолог – это как пьяный хирург. Вы представляете, что будет, если…
– Ну ты и зануда, капитан, – оборвал поток «идейных соображений» Шабурин. – Ладно, мы-то не психологи, да, мужики? Пошли!

Офицеры, скрипя стульями, поднялись из-за стола и, продолжая весело трепаться, пошли к выходу из ресторана. Витвицкий остался в одиночестве.

Закончив с ужином, он педантично сложил поперёк тарелки столовые приборы, аккуратно задвинул стул и поднялся в свой номер. Обстановка здесь была спартанская: кровать, тумбочка, письменный стол и стул.

Из-за стены доносились бодрые приглушённые голоса Трешнева, Шабурина и Сеченова, осваивающих прихваченную в буфете бутылку коньяка.

Витвицкий поднял с пола чемодан, водрузил его на кровать, расстегнул толстую, как змея, молнию, откинул покоробившуюся кожаную крышку.

Большую часть чемодана занимали книги и монографии, напечатанные на машинке. Капитан на всякий случай провёл рукавом по столешнице, будто стирая несуществующую пыль, и начал бережно выкладывать на стол книги.

Витвицкий пребывал в странном состоянии: он не испытывал радости от того, что остался в одиночестве, но и пить с незнакомыми людьми капитану тоже не хотелось.

                                                                                              из книги Алексея Гравицкого и Сергея Волкова - «Чикатило. Явление зверя»

Эндогенное полиморфное

0

34

В кольце убегающих сцепок

Я долго ждал — ты вышла поздно,
Но в ожиданьи ожил дух,
Ложился сумрак, но бесслёзно
Я напрягал и взор и слух.

Когда же первый вспыхнул пламень
И слово к небу понеслось, -
Разбился лёд, последний камень
Упал, - и сердце занялось.

Ты в белой вьюге, в снежном стоне
Опять волшебницей всплыла,
И в вечном свете, в вечном звоне
Церквей смешались купола.

                                                  Я долго ждал - ты вышла поздно...
                                                          Поэт: Александр Блок

! встречаются не приятные, в физиологическом отношении, кадры !

«Хорошо бы его найти живым, а ещё лучше — невредимым, — подумал Геральт. — Ведьмаки, даже неопытные, редко пропадают без следа. И совсем уж редко не отвечают на звонки.

Шахнуш тодд, тревожный какой-то случай, тревожный и муторный, нутром чую…»

Риди начал объяснять, как именно можно высадиться на движущуюся локомотивную сцепку, и Геральт отвлёкся от невесёлых корпоративных мыслей.

Узкая служебная платформа в накопительном парке продувалась всеми мыслимыми и немыслимыми ветрами. Геральт невольно поёжился, хотя ему не было холодно.

«Сколько же у нас в подсознании сидит… всякого… — подумал он отвлечённо. — Вздрагиваем, когда нам не больно. Скрипим зубами, когда спокойны. Ёжимся, хотя не мерзнём. За то и не любят нас живые…»

— Долго ждать? — справился Геральт у пожилого орка - стрелочника.
— А бес его знает. Может, полчаса, может, меньше. Как пройдёт пятый пост, оттель звякнут. А от пятого сюда минут семь - восемь.
— На пост же ж звякнут, — проворчал Геральт. — А ты тут торчишь.
— А там помощник мой, — беспечно ухмыльнулся орк. — Вона, уже и свет зажёг, видишь? Маякнет, не дрейфь, бритый!

Геральт искоса взглянул на орка — этого бритым действительно было трудно назвать.

Причёской лохмат, на физиономии недельная сизая щетина, словно у законченного алкаша, каковым стрелочник, скорее всего, и является, судя по опухшей роже, налитым кровью поросячьим глазкам и ощутимо трясущимся рукам.

С алкашами Геральт спорить не любил.

Раз время ещё есть, здраво рассудил он, можно влезть в сеть и освежить кое - что в памяти. А заодно и новости глянуть.

Он вынул из рюкзачка ноутбук и быстренько влез в местный информационный сегмент. Изучил схему железнодорожных веток, потом глянул на спецификации локомотивов из сцепки.

И сразу же понял, что лез в сеть не зря.

Локомотивы были ни разу не дизельные. Исходя из спецификаций — обычные электровозы.

«Интересные дела», — хмыкнул Геральт.

Обдумать неожиданную новость как следует он не успел: ноутбук предупредительно пискнул, а секундой позже раскрылось окошко «Ведьмига».

Вызывал кто-то из своих.

«КОЙОН: Геральт, ты в житомирском депо?»
«Да», — отстучал Геральт в ответ.

«КОЙОН: И что у тебя?»
«Удрала локомотивная сцепка и четвёртые сутки гоняет по кругу. Малек наш не сдюжил, ща буду разбираться».

«КОЙОН: У меня та же хрень. Только без малька».
«В смысле?» — насторожился Геральт.

«КОЙОН: Я в Луганском депо, тут тоже сцепка по кольцу нарезает. А час назад звонил Шараф, он в Сумах. История аналогичная. Решил тебя предупредить. И ещё: мы решили в ближайшие два часа не связываться по мобильникам. Ни звонков, ни СМС, только Ведьмиг. Учти».
«Учёл», — ответил Геральт.

Спрашивать зачем да почему он не стал — какая разница? Если кто - либо из ведьмаков принял такое решение, оно чем - нибудь да обосновано.

«КОЙОН: Новости сразу сбрасывай мне, Шарафу или Весемиру, он сейчас появится и будет висеть онлайн сколько нужно. Удачи».
«Вам тоже», — настучал Геральт и озадаченно поджал губы.

Определённо, в Большом Киеве что-то происходит на железных дорогах. Или вот - вот произойдёт.

Во всяком случае, первая мысль у Геральта вызрела: если несколько локомотивных сцепок выходят из-под контроля и начинают кружить каждая на своём участке, значит, они чего-то ждут.

Чего? Да поезда какого - нибудь, к бабке не ходи, причём, скорее всего, не рейсового и не приблудного дикого, а литерный маршрут, штучный.

Неизвестно, куда пойдёт этот литерный, вот и кружат на нескольких направлениях, дабы перехватить наверняка. Хорошо бы узнать — откуда он пойдёт…

Что вообще в последнее время происходило в Большом Киеве? Новости, новости скорее!

Так… Цены на бензин скоро упадут… Ага, как же, как же, верим. Упадут, только вверх.

Что ещё? Ожидаются затяжные дожди. Да и хрен бы с ними, дожди так дожди…

В Одессе осквернили памятник Шелепиге. Кто это, интересно?

Президент и ключевые министры отбывают на внеочередной Евросаммит в Большую Прагу сразу после антикризисного совещания в Конче - Заспе…

— О как, — прошептал Геральт озадаченно. — А при чём тогда Луганск и Сумы?

Почитав новости ещё пару минут, Геральт понял — при чём.

Ещё утром место Евросаммита было неизвестно — то ли Центр Большой Москвы, то ли её юг, Ростов или Сочи, то ли Большой Минск, то ли Большой Кишинёв.

О Праге какой-то час назад речь вообще не шла, а выбрали - таки Прагу, отвергнув все остальные варианты.

Президент и ключевые министры, значит. Очень интересно.

Просто сдохнуть можно от любопытства — как же связать загадочные эволюции сразу нескольких локомотивных сцепок с неожиданным отъездом ведущих политиков Большого Киева за рубеж? И связаны ли эти события вообще?

Наспех проглядев ещё пару новостных лент, Геральт так и не обнаружил ничего такого, что могло бы ему помочь.

В принципе, связать визит политиков в Прагу с некоторым оживлением определённых кругов можно, политики всегда наступают на мозоль слишком многим значительным живым.

Непонятно только, как связать это с его, Геральта, ремеслом.

Вряд ли тут чудит непокорная машинерия. За странным поведением локомотивов (при условии, что выводы Геральта верны) однозначно стоят живые. А значит…

А значит, надо быть начеку — мало ли какой сброд может встретиться на борту локомотивной сцепки? И за малька Даля сразу стало как-то очень неспокойно.

— Едет! — зычно проорал помощник алкаша - стрелочника от будки.
— Едет! — подхватил и стрелочник.

Геральт повернул к нему голову, одновременно поглядев и на уходящие в перспективу железнодорожные пути. Сцепки пока не было видно.

Ноутбук — в ждущий режим и в рюкзачок. Рюкзачок за плечи — за оба, а не на одно, как в спокойные минуты.

Ружьё под руку. Перчатки. Ботинки хорошо зашнурованы? Хорошо. Из снаряжения ничего не болтается и не гремит? Вроде нет. И под руками всё, как положено.

Вдали, где сходились две серо - блестящие полоски рельсов, показалась вострая зеленоватая морда головного локомотива.

              из рассказа Владимира Васильева, входящий в циклы «Большой Киев» и «Ведьмачьи легенды» - «Поезд вне расписания»

Эндогенное полиморфное

0

35

В вечерах имперского сознания

Однако, Вильгельм пренебрёг всемирными законами и ворвался со своими войсками в маленькое Бельгийское королевство и герцогство Люксембургское в надежде на то, что маленькое королевство не посмеет противостать огромной, могущественной Германской империи и пропустит через свою территорию её вооруженные, направленные во Францию войска.

                                                                   -- Чарская Л. А. Повесть для юношества - «Игорь и Милица (Соколята)» Цитата

***

«Бронепоезд «Пролетарий» - песня из фильма «Дни Турбиных» 1976 год (HD)

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Я в весеннем лесу пил берёзовый “Спрайт”.
Вспоминая каникулы в городе южном,
Что-то важное я по пути потерял...
“Пепси - колу” всегда предпочту “Кока - коле”
И квартиры моей весьма стар интерьер:
ПСС Льва Толстого и Гоголя Коли –
Очень узок в границах родной СССР
!

                                                                                        Вечер Империи
                                                                                 Автор: Андрей Форелев

Эндогенное полиморфное

0

36

В ускользающую вену

Обретешь себя, осознаешь
Лишь дуальность сбивает столку,
Ты, Вселенную в сердце познаешь,
Как сломаешь "Кощея иголку".

Ведь игла, сотворённая злобой
И отравленная лицемерием,
Мести, зависти есть на ней пробы,
Гнева и высокомерия.

Заковала любви добра дверцу,
Заколола уколами страха
И сковала огромное сердце
От любви безусловной размаха.

                                                    Каков смысл (отрывок)
                                                           Н. Куракин - Гусев

«Медсестра» — фильм в СИНЕМА ПАРК

Живёт на свете человек, его зовут Психопат.

У него есть, конечно, имя – Сергей Иванович Кудряшов, но в большом селе Крутилине, бывшем райцентре, его зовут Психопат – короче и точнее.

Он и правда какой-то ненормальный. Не то что вовсе с вывихом, а так – сдвинутый.

Один случай, например.

Заболел Психопат, простудился (он работает библиотекарем, работает хорошо, не было, чтоб у него в рабочее время на двери висел замок), но, помимо работы, он ещё ходит по деревням – покупает по дешёвке старинные книги, журналы, переписывается с какими-то учреждениями в городе, время от времени к нему из города приезжают…

В один из таких походов по деревням он в дороге попал под дождь, промок и простудился. Ему назначили ходить на уколы в больницу, три раза в день.

Уколы делала сестричка, молодая, рослая, стеснительная, очень приятная на лицо, то и дело что-то всё краснела.

Стала она искать иголкой вену у Психопата, тыкала, тыкала в руку, покраснела…

Психопат стиснул зубы и молчал, ему хотелось как - нибудь приободрить сестричку, потому что он видел, что она сама мучается.

– Да вы не волнуйтесь, – сказал он. – Вы спокойней – как вас учили-то…
– Она ускользает, – пояснила сестричка.

Психопат пошевелил свободным плечом вторую руку, левую, он напряг и изо всех сил работал кулаком, как велела сестричка. Кое - как всадили укол.

– Неужели все так будут? – спросил Психопат. Он даже вспотел.

Сестричка ничего на это не сказала, только опять смутилась, пинцетиком свихнула иголку со шприца и положила её в металлическую блестящую вазочку, в которой кипела вода.

Психопат подумал: «Как суп варится из железок, надо же».

Пришёл он в другой раз делать укол. Заранее стал волноваться.

Дождался своей очереди, вошёл в кабинетик, оголил правую руку до локтя и стал работать кулаком.

Защемили резиновой кишкой руку выше локтя, и он продолжал пока работать кулаком, а сестричка налаживала шприц.

Психопат между делом отметил, какая она статная, пора вообще-то замуж – хорошая, наверно, мать будет.

Стали опять искать вену. Рука у Психопата онемела.

– Отпускайте, – велела сестричка.

Психопат стал постепенно отпускать резиновую удавку, а сестричка всё искала и всё попадала мимо.

– Ускользает… – сказала она.
– Да, куда она, к чёрту, ускользает! – вышел из терпения Психопат. Руку прямо ломило от боли. – Что вам тут, игра в прятушки, что ли? – ускользает… Уметь же, наверно, надо!

Потом, идя из больницы, Психопат сожалел, что накричал, но не мог без раздражения думать про сестричку Он думал:

«Только детей и рожать – здоровые хоть будут. Мужа хоть аккуратно кормить будет… Нет, попёрлась в медсёстры – в люди вышла, называется».

Пошёл он в третий раз делать укол.

Шёл и с ужасом думал, что надо ходить так целую неделю.

«Как же она училась? – думал он с удивлением. – Ведь учил же её кто-то – отметки ставили. Решил кто-то, что всё, готовая медсестра». Что у него ускользает вена, он как-то не мог этого понять. Куда ускользает? Как это?.. Бред же. Не умеет человек, и всё.

Оголил он в кабинетике левую руку, стянул её резинкой, положил на красную холодную подушечку и пошёл умело работать кулаком.

На медсестру не смотрел – как она готовила шприц.

У него болела душа – больно же, нестерпимо больно, ещё от старого укола боль не утихла, а теперь она снова начнёт вену искать.

Он работал кулаком и думал: «Ну на кой чёрт надо было в медучилище-то?

Ну, бухгалтер там, счетовод, секретарь в сельсовете, если дояркой не хочется, – нет, непременно надо в медсёстры!»

Сестричка подошла к нему, вытолкнула из шприца вверх тонюсенькую струйку лекарства, свободной ладошкой с силой несколько раз погладила руку Психопата от локтя книзу.

На Психопата не смотрела – сама, как видно, всерьёз страдала, что у неё плохо получается.

«Буду терпеть, – решил Психопат. – Неделю как - нибудь вытерплю».

Вена опять ускользала.

И сестричка, и Психопат вспотели. Боль из руки стреляла куда-то под сердце.

Психопат подумал, что так, наверно, можно потерять сознание.

– Да неужели вы всём так? – спросил он сквозь зубы. – Что же это такое-то?.. Мучительно же!
– Но если она у вас ускользает! – тоже осердилась сестричка.

«Она же ещё и сердится!»

– Прекратите! – Психопат отвёл свободной рукой руку сестры со шприцем. – Это пытка какая-то, а не лечение.

Сестричка растерялась. Покраснела.

– Ну а как же? – спросила.
– Да, как, как!.. – Психопату тут же и жаль её стало. – Не знаю как, но так же тоже нельзя, милая. Ведь я же не железный, ну!
– Я понимаю… – сестричка стояла перед ним и при своей мощной молодой стати выглядела жалкой.
– Вы повнимательней как - нибудь, вспомните, как вас учили…
– Я всё правильно делаю, – сестричка смотрела на него сверху просто, с искренним недоумением. – Всем так делаю – ничего…
– Ну, всем, всем… – сказал Психопат. И опять невольно с раздражением подумал: «В люди вышла». – Ну давайте, что теперь…

Сестричка нацелилась опять в вену, вроде нащупала, вонзила иглу и успела надавить поршенёк шприца…

Психопат вскрикнул от боли; боль полоснула по руке, даже в затылке стало тяжело и больно.

– Идиотство, – сказал он, чуть не плача. – Ну идиотство же полное!.. Позовите врача.
– Зачем? – спросила сестричка.
– Позовите врача! – требовал Психопат. И встал, и начал нервно ходить по кабинетику, согнув левую руку и прижав её к боку, и раздражаясь всё больше и больше. – Это идиотизм! Будем мы когда - нибудь что - нибудь уметь делать или нет?! – он кричал на сестру, и она поэтому и пошла к врачу, что он кричал: жаловаться пошла, потому что он выражается – «идиотизм».

Пришёл врач: молодой, с бородкой, тоскует в деревне, невнимательный, остроумный сверх всякой меры, заметил Психопат ещё в тот раз, когда врач принимал его.

– Что тут у вас? – да с этакой снисходительной усмешечкой в глазах – прямо Миклухо - Маклай, а не лекарь заштатный. Эта-то усмешечка и взбесила вконец Психопата.
– Да у вас тут, знаете, коней куют, а я укол пришёл делать…
– Ну - ну, – прервал его врач и видом своим показал, что ему некогда, – поближе к делу, пожалуйста.

– Да дела-то нету! – закричал ему в бородку Психопат. – Будем мы когда - нибудь хоть уколы-то делать или шпаги будем глотать?! – Психопат, когда выходил из себя, говорил непонятно, нелепо, отчего сам потом страдал и казнился. – Ну что же, милые вы мои, как же так работать-то? Укол вот – час бьёмся – сделать не можем. А мы бородки отпускаем, пенсне ещё только осталось… Работать не умеем! Бородку-то легче всего отпустить, а она вон у вас уколы не умеет делать! – Психопат показал на сестричку. – Дядя доктор с бородкой… научили бы! Или сами тоже не умеем?

«Дядя доктор» сперва слушал с удивлением, потом рассердился.

– Ну-ка, прекратите кричать здесь! – сказал он строго. – Что вам здесь, базар, что ли?
– Да хуже! – не унимался Психопат. – Хуже! Базар по своим законам живёт – там умеют, а у вас тут… чёрт знает что, конюшня.

Сестричка на это молча очень изумилась и возмутилась.

– Здание им построили!.. – всё кричал Психопат. – А что толку? Всё равно самодеятельность. Да что за проклятие такое, что же, вечно так и будем?! Ну, уколы-то, уколы-то – ведь уж… ну чего же проще-то! Нет, и тут через пень колоду! Да чтобы вас чёрт побрал с вашими бородками, с вашими гитарами!..

– Что, милицию, что ли, вызвать? – спросил доктор спокойно и презрительно.

– Давай! Давай, братец, дело простое. Проще, чем укол сделать. Эх-х… – Психопат надел пиджак и направился к выходу. Но не утерпел и ещё сказал с порога:

– Ду ю спик инглишь, сэр? А как насчёт картошки дров поджарить? Лескова надо читать, Лескова! Ещё Лескова не прочитали, а уж… слюни насчёт неореализма пустили. Лескова, Чехова, Короленку… Потом Толстого, Льва Николаевича. А то – гитара-то гитара, а квакаем пока. А уж думаем – соловьи, – помолчал, воспользовался, что доктор тоже молчит, ещё  сказал, миролюбиво, поучительно:

– Работать надо учиться, сынок, работать. Потом уж – снисходительность, гитара – чёрт с ней, если так охота, но сперва-то работать же надо.

И Психопат ушёл.

Сестричка посмотрела на доктора – так посмотрела, словно хотела проверить и убедиться, что она не зря побеспокоила доктора, вызвав его.

                                                           из рассказа Василия Шукшина, входящий в цикл «Внезапные рассказы» - «Психопат»

( кадр из фильма «Медсестра» 2013 )

Эндогенное полиморфное

0

37

Объект внимания достойный ( © )

Не высказать свою любовь
Ни красками и ни словами...
Влюблённые былых веков
Не спали душными ночами,
Чтоб высказать свою любовь
Полубредовыми устами.
И я не спать всю ночь готов,
Ленивость мысли проклиная,
Чтобы зажглась в бокалах строф
Поутру искренность хмельная...
О, сколько есть на свете слов!
Но тех - единственных! - не знаю...
Не высказать свою любовь.
Прости, родная.

                                                               Не высказать
                                                      Автор: Павел Тужилкин

Он не принадлежал к числу людей, которые, вследствие ли лени, или же безропотно покоряясь возлагаемой на них социальным положением обязанности всю жизнь свою оставаться пришвартованными к определённому берегу, воздерживаются от удовольствий за пределами того круга, где они вращаются до самой своей смерти, и в заключение доходят до того, что, привыкнув, называют удовольствиями, за неимением лучших, посредственные развлечения и терпимую скуку, предлагаемые им их мирком.

Сван не делал попыток находить хорошенькими женщин, с которыми проводил время, но старался проводить время с женщинами, которых нашёл хорошенькими.

И часто это были женщины довольно низкопробной красоты, ибо физические качества, бессознательно привлекавшие его, составляли полную противоположность тем качествам, которыми он так восхищался в женских портретах или бюстах, исполненных его любимыми художниками.

Глубокий взгляд или меланхолическое выражение на лице женщины замораживали его чувства, тогда как, напротив, здоровое, изобильное и розовое тело сразу же воспламеняло его.

Если во время путешествия он встречал семейство, с которым ему, с точки зрения этикета, не следовало бы заводить знакомство, но в котором глаза его замечали женщину, украшенную ещё неведомой для него прелестью, то оставаться замкнутым в своём мирке и, обманув возбужденное ею желание, заменить наслаждение, которое он мог бы познать с нею, другим наслаждением, пригласив к себе письмом одну из своих прежних любовниц, показалось бы ему такой же трусостью перед жизнью, таким же нелепым отказом от нового вида счастья, как если бы, вместо посещения страны, где он был, он уединился в свою комнату и стал любоваться видами Парижа.

Он не замыкался в солидно построенном здании своих общественных отношений, но сделал из них, так, чтобы её можно было сызнова разбивать всюду, где он встречал приглянувшуюся ему женщину, как бы разборную палатку, вроде тех, что носят с собой исследователи новых стран.

Всё, что в этих отношениях не поддавалось переноске или обмену на ещё не испытанное наслаждение, выбрасывалось им как вещь, не имеющая цены, как бы ни была она завидна в глазах других.

Сколько раз влияние, которым он пользовался у какой - нибудь герцогини, желавшей сделать ему что - нибудь приятное, но годами не встречавшей для этого подходящего повода, – сколько раз Сван сразу утрачивал его, обратившись к ней, в необдуманно составленном письме, с просьбой прислать по телеграфу рекомендацию, позволявшую ему сразу же завязать знакомство с одним из её управляющих, дочь которого привлекла его внимание во время пребывания в деревне, вроде того, как изголодавшийся человек променял бы бриллиант на краюху хлеба.

Даже сознав свою оплошность, он смеялся над собой, ибо ему присуща была, искупаемая редкой утончённостью и деликатностью, некоторая доза грубоватости.

Кроме того, он принадлежал к той категории умных людей, проживших в праздности, которые ищут утешения и, может быть, даже извинения в мысли, что эта праздность даёт их уму объекты столь же достойные внимания, как и те, что могли бы дать им занятия искусствами или наукой, и что жизнь содержит в себе более интересные и более романические положения, чем все когда - либо написанные романы.

Так, по крайней мере, уверял он и без труда убеждал в этом самых утончённых своих друзей из аристократического общества, особенно барона де Шарлюса, которого он любил забавлять рассказами о своих пикантных приключениях: то, встретившись в поезде с женщиной и увезя её затем к себе, он внезапно обнаруживал, что она была сестрой государя, в руках которого сосредоточивались в тот момент все нити европейской политики, так что Сван оказывался в курсе этой политики весьма приятным для себя образом, то, в силу сложной игры обстоятельств, от предстоящего избрания папы на конклаве зависело, удастся ему или не удастся сделаться любовником одной кухарки.

         -- из повести Марселя Пруста - «Любовь Свана» ( повесть включена в семитомную эпопею писателя - «В поисках утраченного времени»)

( Художник Шарль Картон. Картина «Кухарка, пойманная на месте преступления» )

Эндогенное полиморфное

0

38

Очень странные симптомы ..  как у соловья на устрицу ...  Болезнь

когда все умрут
я приду к тебе утром
улыбнусь, поставлю в вазу ветки сирени
мой голос будет похож на цветы
и ты мне поверишь

я расскажу тебе сказку о принце из далёкой тёплой страны,
как он повстречал принцессу с холодным сердцем
она была будто обломок льда и что ещё интересней
в ней жили другие образы, в ней прятались страшные сны
он был ярче тысячи солнц и безумством своей любви бесконечно светел
будто лампочка в конце кривых линий и запутанных троп
за собой он вёл её сквозь лабиринт ею выдуманных миров
он страдал от боли, ведь от её касаний и слов
его кожа плавилась, от её поцелуев она разъедалась
он терпел и верил, что однажды она очнётся,
что однажды она по-настоящему ему улыбнётся,
но всё меньше он оставался собой, распадался с ветром
превращался в птичий бесшумный вой и забывал обо всём об этом

когда все умрут
я приду к тебе ночью
улыбнусь, поставлю в вазу дикие лилии
мой голос исчез, все цветы внутри сгнили,
а ты за плечами стоишь и всё ещё веришь,
но кто же из нас спит ?

                                                                                               странная болезнь
                                                                                               Автор: Лидия Марс

Устрицы

Мне не нужно слишком напрягать память, чтобы во всех подробностях вспомнить дождливые осенние сумерки, когда я стою с отцом на одной из многолюдных московских улиц и чувствую, как мною постепенно овладевает странная болезнь.

Боли нет никакой, но ноги мои подгибаются, слова останавливаются поперёк горла, голова бессильно склоняется набок...

По-видимому, я сейчас должен упасть и потерять сознание.

Попади я в эти минуты в больницу, доктора должны были бы написать на моей доске:  — болезнь, которой нет в медицинских учебниках.

Возле меня на тротуаре стоит мой родной отец в поношенном летнем пальто и триковой тапочке, из которой торчит белеющий кусочек ваты.

На его ногах большие, тяжёлые калоши. Суетный человек, боясь, чтобы люди не увидели, что он носит калоши на босую ногу, натянул на голени старые голенища.

Этот бедный, глуповатый чудак, которого я люблю тем сильнее, чем оборваннее и грязнее делается его летнее франтоватое пальто, пять месяцев тому назад прибыл в столицу искать должности по письменной части.

Все пять месяцев он шатался по городу, просил дела и только сегодня решился выйти на улицу просить милостыню...

Против нас большой трёхэтажный дом с синей вывеской: «Трактир».

Голова моя слабо откинута назад и набок, и я поневоле гляжу вверх, на освещённые окна трактира. В окнах мелькают человеческие фигуры.

Виден правый бок оркестриона, две олеографии (*), висячие лампы...

Вглядываясь в одно из окон, я усматриваю белеющее пятно.

Пятно это неподвижно и своими прямолинейными контурами резко выделяется из общего темно - коричневого фона.

Я напрягаю зрение и в пятне узнаю белую стенную вывеску. На ней что-то написано, но что именно — не видно...

Полчаса я не отрываю глаз от вывески.

Своею белизною она притягивает мои глаза и словно гипнотизирует мой мозг. Я стараюсь прочесть, но старания мои тщетны.

Наконец странная болезнь вступает в свои права.

Шум экипажей начинает казаться мне громом, в уличной вони различаю я тысячи запахов, глаза мои в трактирных лампах и уличных фонарях видят ослепительные молнии.

Мои пять чувств напряжены и хватают через норму. Я начинаю видеть то, чего не видел ранее.

— Устрицы... — разбираю я на вывеске.

Странное слово! Прожил я на земле ровно восемь лет и три месяца, но ни разу не слыхал этого слова.

Что оно значит? Не есть ли это фамилия хозяина трактира? Но ведь вывески с фамилиями вешаются на дверях, а не на стенах!

— Папа, что значит устрицы? — спрашиваю я хриплым голосом, силясь повернуть лицо в сторону отца.

Отец мой не слышит. Он всматривается в движения толпы и провожает глазами каждого прохожего...

По его глазам я вижу, что он хочет сказать что-то прохожим, но роковое слово тяжёлой гирей висит на его дрожащих губах и никак не может сорваться.

За одним прохожим он даже шагнул и тронул его за рукав, но когда тот обернулся, он сказал «виноват», сконфузился и попятился назад.

— Папа, что значит устрицы? — повторяю я.
— Это такое животное... Живёт в море...

Я мигом представляю себе это неведомое морское животное. Оно должно быть чем-то средним между рыбой и раком.

Так как оно морское, то из него приготовляют, конечно, очень вкусную горячую уху с душистым перцем и лавровым листом, кисловатую селянку с хрящиками, раковый соус, холодное с хреном...

Я живо воображаю себе, как приносят с рынка это животное, быстро чистят его, быстро суют в горшок... быстро, быстро, потому что всем есть хочется... ужасно хочется!

Из кухни несётся запах рыбного жаркого и ракового супа.

Я чувствую, как этот запах щекочет моё нёбо, ноздри, как он постепенно овладевает всем моим телом...

Трактир, отец, белая вывеска, мои рукава — всё пахнет этим запахом, пахнет до того сильно, что я начинаю жевать.

Я жую и делаю глотки, словно и в самом деле в моём рту лежит кусок морского животного...

Ноги мои гнутся от наслаждения, которое я чувствую, и я, чтобы не упасть, хватаю отца за рукав и припадаю к его мокрому летнему пальто. Отец дрожит и жмётся. Ему холодно...

— Папа, устрицы постные или скоромные? — спрашиваю я.
— Их едят живыми... — говорит отец. — Они в раковинах, как черепахи, но... из двух половинок.

Вкусный запах мгновенно перестает щекотать моё тело, и иллюзия пропадает... Теперь я всё понимаю!

— Какая гадость, — шепчу я, — какая гадость!

Так вот что значит устрицы!

Я воображаю себе животное, похожее на лягушку.

Лягушка сидит в раковине, глядит оттуда большими блестящими глазами и играет своими отвратительными челюстями.

Я представляю себе, как приносят с рынка это животное в раковине, с клешнями, блестящими глазами и со склизкой кожей...

Дети все прячутся, а кухарка, брезгливо морщась, берёт животное за клешню, кладёт его на тарелку и несёт в столовую. Взрослые берут его и едят... едят живьём, с глазами, с зубами, с лапками!

А оно пищит и старается укусить за губу...

Я морщусь, но... но зачем же зубы мои начинают жевать?

Животное мерзко, отвратительно, страшно, но я ем его, ем с жадностью, боясь разгадать его вкус и запах.

Одно животное съедено, а я уже вижу блестящие глаза другого, третьего... Я ем и этих... Наконец ем салфетку, тарелку, калоши отца, белую вывеску...

Ем всё, что только попадётся мне на глаза, потому что я чувствую, что только от еды пройдёт моя болезнь.

Устрицы страшно глядят глазами и отвратительны, я дрожу от мысли о них, но я хочу есть! Есть!

— Дайте устриц! Дайте мне устриц! — вырывается из моей груди крик, и я протягиваю вперёд руки.
— Помогите, господа! — слышу я в это время глухой, придушенный голос отца. — Совестно просить, но — боже мой! — сил не хватает!
— Дайте устриц! — кричу я, теребя отца за фалды.
— А ты разве ешь устриц? Такой маленький! — слышу я возле себя смех.

Перед нами стоят два господина в цилиндрах и со смехом глядят мне в лицо.

— Ты, мальчуган, ешь устриц? В самом деле? Это интересно! Как же ты их ешь?

Помню, чья-то сильная рука тащит меня к освещённому трактиру.

Через минуту собирается вокруг толпа и глядит на меня с любопытством и смехом.

Я сижу за столом и ем что-то склизкое, солёное, отдающее сыростью и плесенью.

Я ем с жадностью, не жуя, не глядя и не осведомляясь, что я ем. Мне кажется, что если я открою глаза, то непременно увижу блестящие глаза, клешни и острые зубы...

Я вдруг начинаю жевать что-то твёрдое. Слышится хрустенье.

— Ха - ха! Он раковины ест! — смеётся толпа. — Дурачок, разве это можно есть?

Засим я помню страшную жажду. Я лежу на своей постели и не могу уснуть от изжоги и странного вкуса, который я чувствую в своем горячем рту. Отец мой ходит из угла в угол и жестикулирует руками.

— Я, кажется, простудился, — бормочет он. — Что-то такое чувствую в голове... Словно сидит в ней кто-то... А может быть, это оттого, что я не... тово... не ел сегодня... Я, право, странный какой-то, глупый... Вижу, что эти господа платят за устриц десять рублей, отчего бы мне не подойти и не попросить у них несколько... взаймы? Наверное бы дали.

К утру я засыпаю, и мне снится лягушка с клешнями, сидящая в раковине и играющая глазами.

В полдень просыпаюсь от жажды и ищу глазами отца: он всё еще ходит и жестикулирует...

                                                                                                                                -- «Устрицы» — рассказ Антона Павловича Чехова
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(**)  две олеографии - Олеография (от лат. oleum — «масло» и др.-греч. γράφω — «пишу, рисую») — вид цветного полиграфического воспроизведения картин, выполненных масляными красками. Цель — не только точно воспроизвести тона картины, но и передать на бумаге своеобразный характер поверхности масляной живописи — мазок кисти, структуру полотна.

Эндогенное полиморфное

0

39

За звуками флейты

Может быть, ты и усмирял; но всё - таки ты опять лжёшь. Что ты можешь мне ответить, если я тебе скажу, что ты бродил по улицам и от тебя несло пивом, как из пивной бочки? Что ты сидел вот в этой самой пивной с девицами и с гирляндой на шее? Что ты притом ещё учился петь под флейту, говорить нараспев и играть на гуслях? Что вообще ты был подобен сломанному рулю, дому без хлеба и храму без бога?

                                                                                                                              -- Александр Блок. Пьеса «Рамзес» (Цитата)

***

(#&) Марина Aлексеева - Чужая Жена ( танцуют-Dondurmac - Senden Baka)

Ты, оставил дом
И всех матерей,
Ты, вышел в тень
Играть на ней,
Ты, смотрел в небо
И ждал рассвет,
Восход солнца осветил
Твой вчерашний побег.
А ты, играй, играй на флейте
А ты танцуй, играя флейтой,
А ты, запой под синевой
И укради, мой сон святой.
Для чего, ты пришёл в мир?
Для чего, ты оставил дом?
Для чего, ты шёл один?
Как неземной господин.
А ты, не ответил, на этот вопрос
Достал флейту и заиграл фокстрот.
А ты, играй, играй на флейте,
А ты танцуй, играя флейтой,
А ты, запой под синевой
И укради, мой сон святой.
Ты, бежал от ветра
От палящих лучей,
Пересёк пустыню
И шёл в мир огней.
Ты, сгорал от жажды
И хотел воды,
И вот, ты остановился
И заиграл в пути.
А ты, играй, играй на флейте,
А ты танцуй, играя флейтой,
А ты, запой под синевой
И укради, мой сон святой.
Ты, долго шёл по миру
В поисках бытия
Но, где-то, тебя били
За то, что бедна твоя душа,
Иногда давали денег
И ласкали тебя,
Но, вот ты, подошёл к дому
И заиграла она,
твоя неземная флейта, как огонь вина...
А ты, играй, играй на флейте,
А ты танцуй, играя флейтой,
А ты, запой под синевой
И укради, мой сон святой.
А из дома вышла она -
Красавица - неземная краса,
Она, сама себе госпожа,
Она, поцеловала тебя,
И оставила поцелуй
На устах, твоего сентября…
А ты сказал ей, - я шёл
За этим поцелуем сто дней,
А теперь, я счастлив, как миллион друзей,

Я нашёл смысл  моего бытия,
Этот смысл, в поцелуе
Прекрасного дня….
И он, заиграл на ней
На той флейте,
Что шла за ним
По всей земле,
Она играла, как блеск
Утренних кораблей,
И мир, становился светлей и добрей…
А ты, играй, играй на флейте,
А ты танцуй, играя флейтой,
А ты, запой под синевой
И укради мой сон святой.

                                                       ПАРЕНЬ С ФЛЕЙТОЙ
                                                       Автор: АБСОЛЮТ

Поэзия идущих

0

40

Спи - Не спи

Спит убитая лисичка,
Спит задушенная птичка,
Обезглавленный хомяк
Посмотри-ка как обмяк!

Утонув в зловонной жиже,
Спят в аквариуме мыши,
А на высохшем полу
Рыбки кучкой спят в углу.

Спят в пробирках эмбрионы,
Спят в Египте фараоны,
А в уютном мавзолее
Ленин спит, блаженно млея.

Сторож спит с ножом в спине,
Спят пожарники в огне,
И, придавленный бревном,
Спит строитель мёртвым сном.

Парашют в полёт не взяв,
Спит десантник на камнях.
Ошибившись только раз,
Спят сапёры в этот час.

Газ забыв закрыть, соседи
Спят вповалку на паркете.
В паутине дремлют мушки.
Спи, а то прибью подушкой!

                                                        Колыбельная - страшилка
                                                             Автор: Дмитрий Кузин
 

Глава VI НАВОДНЕНИЕ ( Фрагмент )

Река Билимбе. -- Плохие приметы. -- Чёртово место. -- Ночная тревога. -- Сихотэ - Алинь. -- Непогода. -- Зверовая фанза. -- Тайфун. -- Трёхдневный ливень. -- Разбушевавшиеся стихии. -- Затопленный лес.

Мне показалось, что я спал долго. Вдруг я почувствовал, что кто-то трясёт меня за плечо.

-- Вставайте скорее!
-- Что случилось? -- спросил я и открыл глаза.

Было темно -- темнее, чем раньше. Густой туман, точно вата, лежал по всему лесу. Моросило...

-- Какой-то зверь с того берега в воду прыгнул, -- ответил испуганно караульный.

Я вскочил на ноги и взял ружьё.

Через минуту я услышал, что кто-то действительно вышел из воды на берег и сильно встряхнулся.

В это время ко мне подошли Дерсу и Чжан - Бао.

Мы стали спиной к огню, старались рассмотреть, что делается на реке, но туман был такой густой и ночь так темна, что в двух шагах решительно ничего не было видно.

-- Ходи есть, -- тихо сказал Дерсу.

Действительно, кто-то тихонько шёл по гальке. Через минуту мы услышали, как зверь опять встряхнулся.

Должно быть, животное услышало нас и остановилось . Я взглянул на мулов.

Они жались друг к другу и, насторожив уши, смотрели по направлению к реке.

Собаки тоже выражали беспокойство.

Альпа забилась в самый угол палатки и дрожала, а Леший поджал хвост, прижал уши и боязливо поглядывал по сторонам.

Но вот опять стала шуршать галька. Я велел разбудить остальных людей и выстрелил...

Звук моего выстрела всколыхнул сонный воздух. Гулкое эхо подхватило его и далеко разнесло по лесу.

Послышалось быстрое бренчание гальки и всплеск воды в реке. Испуганные собаки сорвались со своих мест и подняли лай.

-- Кто это был? -- обратился я к гольду. -- Изюбрь?

Он отрицательно покачал головой.

-- Может быть, медведь?
-- Нет, -- отвечал Дерсу.
-- Так кто же? -- спросил я нетерпеливо.
-- Не знаю, -- ответил он. -- Ночь кончай, след посмотри, тогда понимай.

После переполоха сна как не бывало. Все говорили, все высказывали свои догадки и постоянно обращались к Дерсу с расспросами.

Гольд говорил, что это не мог быть изюбрь, потому что он сильнее стучит копытами по гальке; это не мог быть и медведь, потому что он пыхтел бы.

Посидели мы ещё немного и, наконец, стали дремать.

Остаток ночи взялись окарауливать я и Чжан - Бао. Через полчаса все уже опять спали крепким сном, как будто ничего и не случилось.

Наконец, появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато - синим и хмурым.

Деревья, кусты и трава на земле покрылись каплями росы. Угрюмый лес дремал.

Река казалась неподвижной и сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.

Проснулся я в восемь часов утра. По-прежнему моросило...

Дерсу ходил на разведки, но ничего не нашёл.

Животное, подходившее ночью к нашему биваку, после выстрела бросилось назад через реку. Если бы на отмели был песок, можно было бы увидеть его следы.

Теперь остались для нас только одни предположения. Если это был не лось, не изюбрь и не медведь, то, вероятно, тигр.

Но у Дерсу на этот счёт были свои соображения.

-- Рыба говори, камень стреляй, тебе, капитан, в тумане худо посмотри, ночью какой-то худой "люди" ходи... Моя думай, в этом месте чёрт живи. Другой раз тут моя спи не хочу!

              -- из повести русского путешественника, географа, этнографа, писателя Владимира Клавдиевича Арсеньева -«Дерсу Узала. Из воспоминаний о путешествии по Уссурийскому краю в 1907 году»

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Наука, магия, целительство » Эндогенное полиморфное...