по мотивам готической повести Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»
Тот стоит перед ним, робея, Темноглазый, уставший, хилый, А в глазах — бесконечный страх. Тянет к шерсти свою ручонку, Словно можно погладить зверя И тогда он вдруг станет милым, Безобидным в твоих руках.
«Я страж мира умерших, чадо, — Лает Цербер ему на ухо. — Не пускаю наверх почивших И войти не даю живым. Что тебе здесь, ребёнок, надо? Что пристал, как к скотине муха? Посетишь ты края отживших, Когда станешь совсем большим.
Кто послал тебя, а? Колдунья, Жрец могучий, мудрец иль странник Или мойры, судьбы ткачихи, Вдруг ошиблись? А может, бог...»
Цербер смотрит в глаза ребенку. Избранное. Автор: Анастасия_Юрасова
Кататония – психопатологический синдром, основным компонентом которого являются двигательные нарушения (ступор или возбуждение). Возможно сочетание с помрачением сознания, бредом, галлюцинациями и другими психопатологическими расстройствами. Может возникать при депрессии, биполярном аффективном расстройстве, шизофрении, инфекционных заболеваниях, тяжелых интоксикациях и органических поражениях головного мозга. Диагноз устанавливается с учётом клинических симптомов, данных анамнеза и результатов дополнительных исследований. Лечение – терапия основного заболевания, лекарственная и электросудорожная терапия для устранения кататонии.
Сосед сказал, что нынче из гнезда Упал птенец, и ласточки так нежно Над ним порхали… Но пришла беда: Явилась кошка. То, что неизбежно,
Произошло. Птенца уж не вернуть. Природе так пришлось распорядиться. А кошке ни минуты отдохнуть Уж два часа не позволяли птицы,
Кружили, словно требуя: «Верни! Отдай дитя!» И кошка, сознавая Свою вину, боялась, что они Ей выклюют глаза. Едва живая
До человечьей стаи добралась, И на руки залезла, недотрога. Защита там, где сила есть и власть. Ах, ласточки, простите ради Бога!..
КОШКА И ЛАСТОЧКИ (ИЗБРАННОЕ) АВТОР: ЕВДОКИЯ ОСЕНИНА
Антон вошёл на территорию монастыря и огляделся. И где же ему искать жену? Они договорились с настоятельницей, что приедут ровно в три. Ника как раз пришла вовремя, Анна ждала её, а теперь – где она? Где ему её искать?
Антон походил по дорожкам, вглядываясь в каждую монахиню. Он, конечно, узнает Анну, но в этих чёрных одеждах они как-то все похожи одна на другую… Антон поднялся по высокой лестнице в главный храм, двери которого были открыты. Храм реставрировался снаружи, но внутри было чисто, лесов не было, несколько мирян тихо стояли у икон.
Антон огляделся. Нет, Анны здесь нет, всего одна женщина в чёрном, и та, скорее, не монахиня, а лишь помогает, чистит подсвечники. На руке у женщины Антон заметил обручальное кольцо. Анна оставила своё кольцо дома. Считает ли она его мужем? А ему кем себя считать? Вдовцом? Его жена ушла из мира, но жива. Просто живёт в другом мире. Вроде в разводе с ним. Но он-то с ней не разводился. Он как будто женат. Просто жена болеет. И здесь, в этом месте, находится как в духовной лечебнице, на излечении. Конечно, ей же нужно лечить душу… Сколько времени займёт это лечение, никто не знает.
Антон купил несколько свечей, поставил у тех икон, где было место в подсвечниках. Отношения с религией у него складывались своеобразно, верить ему было трудно, а не верить совсем невозможно. После гибели Артёма он бы, возможно, сам пришёл в церковь, если бы Анна не спряталась от него и, главное, от Ники в монастыре. Нику он просит жалеть Анну. Самому ему жалко жену, очень жалко. Но сейчас появилось новое чувство. Он видит, как тяжело Нике, как она зажимается, закрывается, обороняется от внешнего мира, он ей часто кажется враждебным, и происходит это оттого, что Анна навесила на девочку чувство вины и ушла от неё. А Ника ни в чём не виновата, Антон уверен в этом. Кто виноват? Никто. Жизнь. Так вышло. Почему? Знает Бог, в которого, наверно, верит Анна и с большим трудом и оговорками верит Антон.
Он постоял у большой иконы Богоматери, никак не мог отойти. Какие-то новые мысли возникли у него в голове, как будто ему отвечали на те вопросы, которые он не задавал. «Ты должен помочь и Анне, и Нике. Ты должен простить Анну, не корить её. Ты сильнее, Анне нужна твоя помощь…»
Антон пожал плечами и вышел из храма. Игры подсознания. Его и без того некрепкая вера только еще больше пошатнётся от таких мыслей. Это его собственные мысли, которые его же голова предлагает ему. Как так может быть? Моя голова предлагает мне какие-то мысли, которых у меня десять минут назад и в голове не было. Я сам удивляюсь собственным же мыслям. А где тогда я? Не там, где моя голова? Абсурд. Невозможно. Это невозможно постичь. Наверно, именно так и приходят люди к вере. То, что не поддается осмыслению, то, что за гранью разума, – чудесное, а, значит, чудо есть, Бог есть. Ведь кто-то разговаривал с ним у иконы!
из книги Наталии Михайловны Терентьевой - Ласточка
Я тихонько ручкой напишу:« Привет, Сколько не встречались мы с тобою лет? Помнишь как гуляли под ночною мглой? Как меня, трусишку, провожал домой? Поставила я точку. Не знаю что писать... Что бросил меня ты, хочу не вспоминать... И собравшись с силами я тебе пишу: «Не знаю почему, но я тебя люблю»
С момента проведения акции "Чай Акбар" наблюдается острое расстройство моего сознания. Вряд ли слова и действия сегодняшнего утра и дня можно рассматривать, как слова и действия дееспособного человека. Продолжается жжение в правом боку и лёгкое головокружение.
Чинно и послушно прошли гуси по двору в своё жилище на покой.
— И знает же птица бабу Агафью. Просто удивленье! Ведь понимают её речи. Так за ней и ходят все, — смеялся молодой парень, спуская с плеч вёдра, полные воды. — Ещё бы, — вторила ему чернобровая женщина, — она ведь с малых лет около птицы ходит. А ей, поди, годов поболе ста. — Должно быть, она колдовство какое знает: ни у кого такая птица не водится, как у Агафьи! — Полно тебе балагурить-то. Любит она их, вот что! И ходит около них с лаской да с приветом. Так, малец, всякое дело на лад пойдёт. Верно тебе говорю. Она хорошая, тихая, добрая старуха.
из книги К. Лукашевича - Птичница Агафья
18+ (!)
Однажды отец с компанией поехал в Гелаты осматривать монастырь и взял с собой Володю. В одном из храмов шла служба и священник по-грузински читал: «Малиса, дудзиса, сулиса» (*). Володя давай ему вторить во весь голос: «Крутися, крутися колесо, чтобы наше дело пошло хорошо…». Пришлось вывести его из храма, но наказывать его отец не стал, т.к. все от души посмеялись.
На именинах отца, где присутствовало много гостей, Володя выразительно прочитал стихотворение «Спор» Лермонтова, которое с ним разучила Людмила. Володя был разгорячён, ему нравилось, что на него смотрят, внимательно слушают. Когда он закончил, раздались дружные аплодисменты.
-Молодец! Замечательная память! – говорили гости Володе. -Я пришлю тебе из Кутаиси замечательную книжку, - сказал Володе тулумбаш (т.е. председатель пира).
Эта первая книжка, которую Володя прочитал была «Птичница Агафья».
Позднее поэт напишет: «Если б мне в то время попалось несколько таких книг – бросил бы читать совсем. К счастью, вторая - «Дон Кихот». Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее».
ПЕРВАЯ КНИЖКА из книги Маяковский детство Автор: Галина Шевцова _______________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) «Малиса, дудзиса, сулиса» - Возможно, что это переводится, как - Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Безответная любовь. Нет ничего её ужасней. Во сне я вижу вновь и вновь, Ту девушку, что нет прекрасней Её, во сне, целую я И нежно, страстно обнимаю. Я ей шепчу любви слова, От счастья голову теряю. Но лишь проснусь, опять тоска, Страданья сердце разрывают. Живу, как мак среди песка, Чьи корни влаги не видают. А может лучше позабыть, Ту девушку, что нет прекрасней. Найти её, поймать, избить, Чтоб стала лешего ужасней. Тогда, наверно, жизнь пойдёт, И я другую полюблю, И над пустыней дождь пойдёт, А мак полюбит коноплю.
Стихи душевнобольных. Автор: Пациент А.
Они спустились к морю. Коренастый мужчина пошёл впереди, высматривая свободное место. Внезапно он остановился и, повернувшись к блондину, решительно заговорил:
– Товарищ Куратор, вы знаете, как я Вас уважаю, – он вытер в очередной раз вспотевшую лысину. – Мы уже не один год вместе, и я никогда не отказывался Вам помогать, но я бы хотел попросить… – тут он замялся, неловко опустил портфель на песок. – Я хотел попросить не привлекать меня больше… Понимаете, я немолод, очень немолод, у меня семья, дети. Вы ведь знаете, в какое время мы живём, – здесь он испуганно оглянулся. – Не дай бог, кто-то сообщит кое-куда… И что тогда? – он беспомощно развёл руками и сам же ответил. – А тогда, скажу я Вам, меня посадят!
– И за что же Вас, милейший Фёдор Фёдорович, посадят? – лениво спросил Куратор. – За шпионаж! – обречённо произнёс Фёдор Фёдорович. – И на какое государство, если не секрет, Вы «шпионите»? – усмехнулся Куратор. – Смеётесь? Как Вам не стыдно, – выразительно зашептал Фёдор Фёдорович. – Они ведь ни за что не поверят, если я начну рассказывать про Идеальное пространство и небожителей, а в шпионаж поверят. И то, что я уже десять лет Вам помогаю, узнают. Как пить дать узнают!
Третий слой Земли, а попросту Энроф, почти ничем не отличался от четвёртого измерения. Здесь были такие же деревья, такое же море и такое же солнце. Люди, которые называли себя землянами, были как две капли воды похожи на жителей Идеального мира. Но только внешне. Да иначе и быть не могло. За тридцать тысяч лет до Рождества Христова этот слой был заселён колонистами из Идеального пространства. Небожители использовали Энроф для ссылки преступников, изгнанных из своего круга за тяжкие правонарушения. И хотя нынешние жители были потомками первых поселенцев, они сильно отличались от своих «высоконравственных» предков. Главное отличие заключалось в функции сверхчувственного восприятия. Сосланным в Энроф ставили блок, после чего восприятие мира ограничивалось работой лишь пяти анализаторов: зрения, слуха, вкуса, запаха и тактильных ощущений. Даже животные на Земле получали больше информации об окружающем мире. Блок передавался по наследству, и дети рождались с мозгом, функционирующим всего на десять процентов своих возможностей. У людей заметно преобладало одно полушарие, и эпифиз (или, как его часто называли земляне, шишковидная железа) не выполнял свои основные задачи координации и управления.
Но иногда природа брала своё, и тогда в Энрофе рождался ребёнок - индиго. Его мозг трудился, что называется, на полную катушку. Ясновидение, телекинез, перемещение по слоям Шаданакара были врождёнными способностями малыша. Эти дети вели себя крайне осторожно. После неудачных попыток в нежном возрасте поделиться своими знаниями с родителями они чаще всего замыкались в себе. Зная о реальном соотношении вещей гораздо больше сверстников, малыши со временем полностью прекращали демонстрировать свои возможности. И только посвящённые по отдельным поступкам и обрывкам фраз могли распознать уникального ребёнка.
Для контроля рождаемости и поведения людей Совет Старейшин присылал на Землю кураторов, в обязанности которых входило выявление отклонений в психических способностях людей. Самое же большое отличие землян заключалось в том, что их просто переполняли, захлёстывали эмоции. Это был мир любви и ненависти, зависти и жадности, мир человеческих иллюзий и грёз. И этим он сильно отличался от рационального мира прародителей.
Фёдор Фёдорович стал агентом небожителей не по собственной воле – его отыскал Куратор. Отца и мать Фёдор Фёдорович не знал. Он помнил только детдомовское детство, студенческую стройку на сибирских просторах, работу на заводе во время войны и голодные спазмы в желудке по ночам. После войны жизнь понемногу устроилась, он женился, обзавёлся детьми и многочисленными деревенскими родственниками жены. Он почти поверил в свою планиду, когда однажды его угораздило попасть в аварию, после которой он обнаружил, что слышит и видит всякую чертовщину. Люди вокруг временами становились почти прозрачными, их мысли и желания преследовали и мешали нормально жить. Тогда-то его и нашёл Куратор. Десять лет совместной работы не прошли даром: Фёдор Фёдорович заметно поправил своё материальное положение, научившись, не без помощи небожителей, решать свои проблемы. Он не свихнулся и не попал в психушку. Он выполнял несложные поручения жителей соседнего пространства, встречал и наставлял новичков из Оркона, но всё время боялся, что его вторая, тайная жизнь станет достоянием «компетентных органов». Последние месяцы он плохо спал, и сегодня дал себе слово поговорить с Куратором.
– Вы уж похлопочите там за меня, – продолжал настаивать Фёдор Фёдорович. – Ну не стоит так огорчаться из-за пустяков, – равнодушно протянул Куратор. Сейчас его меньше всего беспокоили опасения подопечного агента. Он знал, что Фёдор Фёдорович достаточно умён и осторожен.
Для Куратора рождение Феди никогда не было загадкой. Отец мальчика, коллега из команды ликвидаторов, увлёкшийся пышногрудой революционеркой, в девичестве Глафирой Мухиной, превратившейся после «революционного крещения» в Октябрину Пролетарскую, внёс свой вклад в разрешение революционной ситуации 1917 года появлением в Питере пухленького младенца. В тот год для управления событиями в России привлекались многие ведомства небожителей. События неожиданно вышли из-под контроля, и случайно родившийся ребёнок остался неучтённым. Когда же страсти утихли, Куратор записал в свой актив уже подросшего Фёдора, отправленного в детский дом новоиспечённой Октябриной, впоследствии затерявшейся где-то в степных просторах Украины, и только после появления у Фёдора способностей вступил с ним в контакт. Работать с подопечным было нетрудно: задания он выполнял обстоятельно, точно и без лишних вопросов. Сегодняшний всплеск эмоций можно не считать.
Сбросив шведку (*), Куратор раскинул руки, подставляя солнцу широкую загорелую спину. Он гордился своим телом и с удовольствием демонстрировал окружающим натренированные мышцы рук и волосатую грудь. Он был строен и красив: открытый лоб и прямой совершенной формы нос дополняли слегка припухшие губы, обрамлённые тонкой полоской элегантных усов. Немного крупные уши с грушевидной мочкой не портили общее впечатление, а скорее придавали его лицу некоторую импозантность. А ленивый взгляд синих глаз вызывал восторг и желание нравиться у женщин. В общем, смотреть на него было приятно, в чём Куратор ничуть не сомневался.
из книги Лидии Огурцовой «Изумрудная скрижаль». Глава I. «Куратор». (Отрывок)
Гуляю я, усну ли я, В душе одна лишь Юлия... Приду с работы, пулею Ищу родную Юлию... Пою ли я, молчу ли я, Ты в сердце, моя Юлия! На лошади, в порту ли я, Всё время мысль о Юлии... На кухне за кастрюлею - Перед глазами Юлия! В кровати иль на стуле я,- И снова рядом Юлия! Смеюсь ли я, грущу ли я, Ты - нежность, моя Юлия! В деревне иль в ауле я, В сознанье снова Юлия... В работе иль в загуле я, Мерещится мне Юлия... Лежу иль на ходу ли я, Сидит в печёнках Юлия... Смогу ли, не смогу ли я Хоть день прожить без Юлии? Только не знаю, Юлия, Люблю ли, не люблю ли я?
Этой боли мне бы, Этой боли мне бы Не испить вовек, Кружит коршун в небе, Кружит коршун в небе, Словно человек.
Смотрит коршун сонно, Смотрит коршун сонно, Прячет интерес. Снова неспасённый, Снова неспасённый, Я не жду чудес.
Погоди немного, Погоди немного, Не своди с ума. Поздняя дорога, Поздняя дорога, Долгая тюрьма.
Коршун. Романс (Отрывок) Автор: Рафаил Маргулис
Когда он проснулся - солнце было уже высоко. Ее не было рядом... окно было разбито и на подоконнике - несколько капель крови... Она превратилась в чайку и разбила стекло чтобы вырваться на волю.
"О боже , что я натворил!!" - прошептал Смотритель Маяка. Но его раздумья были прерваны окриком. Это был почтальон. Этот пьяница раз в неделю привозил ему макароны и газеты, и пополнял запасы выпивки, часть из которых уничтожалась обоими в тот же день.
Почтальон и Смотритель были оба немного сумасшедшими, только каждый по своему. Смотритель - добровольный затворник на шпиле безымянной косы, из сострадания к ветру и скалам берегущий от них корабли, дабы не проклинали лишний раз стихию вдовы моряков. Почтальон - вечный скиталец, обрекший себя на эту участь из сострадания к узникам моря, таким как Смотритель. В этот раз, откупоривая вторую бутылку, почтальон сказал: "На вашем месте я бы уже давно отсюда удрал". Эта фраза подлила масла в огонь, усилив досаду и отчаяние. "Как можно сбежать из рая?" - злобно ухмыльнулся на это хозяин и снова призадумался.
Вечером Смотритель бесновался. Белое пианино и стены были забрызганы и усыпаны осколками, будто кровавым месивом в мясной лавке. Потом он успокоившись, закурил трубку и долго сидел, размышляя. Как случилось так, что одной встречи с призраком было достаточно, чтобы перевернуть с ног на голову привычную ему жизнь, и был ли это призрак его несбыточной мечты, или чудо во плоти? Не сказав друг другу ни слова, они стали нитями, связующими два мира. Кому это было нужно? Им двоим, или высшим силам? Теперь он не смыслил своего существования без ожидания встречи. Вероятно Женщина - Чайка всегда была с ним в глубинах подсознания, и воплотилась пробужденная музыкой моря.
В этот момент знакомый, родной голос Женщины - Чайки прозвучавший в его голове, вывел его из оцепенения. Встрепенувшись как голодный коршун, он встал на подоконник и вылетел в окно...
СМОТРИТЕЛЬ МАЯКА И ЖЕНЩИНА-ЧАЙКА. СКАЗКА О БЕССТРАШИИ И ТРАНСФОРМАЦИИ ВО ИМЯ ЛЮБВИ (ИЗБРАННОЕ) Автор: Fernflower
Недостатком её лица был рот некрасивой формы с плохими зубами, и вообще, она была порядочная грязнуля, причём это касалось и всего тела в целом, и двух храмов любви – здесь она была достойной партнёршей Председателю; повторяю, вряд ли кто другой, несмотря на всю привлекательность Юлии, смог бы выдержать её нечистоплотность.
Но Кюрваль был от неё в восторге: все его тайные мечты воплощались в зловонном рте, он приходил в исступление, целуя её; что же касается её нечистоплотности, то он был далёк от того, чтобы упрекать её за это, даже наоборот, это его вполне устраивало. К этим недостаткам Юлии добавлялись и другие, но менее неприятные: она была невоздержанна в еде, имела склонность к пьянству.
из романа Донасьен Де Сад - «120 дней Содома»
Вот не люблю я сериалы, хоть режьте меня! Точнее, не люблю сериалы определённого типа. Хотя к некоторым я питаю настоящую страсть. Вот, к примеру, юмористический сериал о похождениях провинциальной няньки в доме известного продюсера! Этот просто обожаю! Или ещё вот этот, где преступления расследует красавица - прокурорша. Но сейчас в ящике очкастая девочка с плохими зубами мечтала о том, как она охмурит импозантного владельца крутой компании.
Сюжет был предсказуем и до тошноты приторный. Страшилка со скобками на зубах вдруг неожиданно станет красоткой. Все мужики будут падать и укладываться сами собой в штабеля, а прынц бросит свою красивую и обеспеченную невесту, чтобы отдать свою свободу саблезубой страшилке с крохотной квартиркой в Митино с занудными родителями в придачу. И, конечно же, прынц с радостью воспримет этот коммунальный рай, без забот, без хлопот…
Чушь собачья!
Принцы не общаются с Золушками по одной простой причине: они обитают в параллельных плоскостях, котором не суждено пересечься. Покой наследников престола ревностно охраняют стражники и бдительные родители, чтобы какая-нибудь провинциальная голодранка с большими претензиями не урвала сокровище дома его высочества. Жёнами принца становятся заботливо подобранные принцессы, со своим капиталом с большим количеством нулей.
А то, что она в отличие от Золушки не умеет выращивать тыквы, штопать носки и варить борщ из кислой капусты, совсем не важно. Золушки годятся на роль любовниц, содержанок, но отнюдь не жён. И только очень удачливая Золушка может ловко использовать ситуацию и прижать принца к ногтю. В противном случае его высочество найдёт себе другую, более красивую, более длинноногую, умеющую не только петь песенку про доброго Жука, но и показывать её в лицах. Что до меня, то я на роль дежурного клоуна никогда не тянула, оттого все потенциальные принцы проходили мимо моей неземной красоты. Впрочем, если расценивать Пашку как принца…
Правда, замка у него нет, зато есть злая мамаша… и невеликое приданное. Зато он не ревнив, зарабатывает в четыре раза больше меня и… и предпочитает мне грудастых стриптизёрш с паклевыми волосиками.
Тьфу!
От расстройства я чуть не заплакала, но вовремя вспомнила, что в наше время женщине модно быть мужественной. Гордо задрав голову, я продефилировала в ванную, открыла кран и из чувства противоречия вылила туда полфлакона пены. Раз уж ни одного принца на горизонте не наблюдается, придётся побыть красивой для себя.
Тут кто-то начал царапаться в дверь. В это время суток так себя мог вести только один человек. Я распахнула её не глядя.
– Входи.
Толик вошёл, скинув у порога тапочки, хотя я каждый раз говорила, что не стоит. Они мешали двери закрываться, и я всегда переставляла их в другое место, а он потом искал их на ощупь, потому что был слишком гордым, чтобы попросит меня их вернуть.
– Как дела? – спросил он. Вопрос был дежурным, столь же дежурным, как и его тапочки у входа. Ответа не требовалось, но я всегда отвечала, стараясь дать наиболее развёрнутую характеристику своему текущему состоянию. Толик замер, поскольку я с ответом не спешила. – Ты сегодня сама не своя, – вдруг сказал он. – Сперва носилась по квартире как угорелая, потом решила на себе испытать приемы аромотерапии, а сейчас даже не знаешь, что мне ответить. Я не вовремя? – С чего ты взял? – удивилась я. – Ты мне не мешаешь, иначе я попросила бы тебя уйти. – Ты не будешь сегодня писать? – Не буду. Настроения нет. Иди в зал.
Я тяжело вздохнула, а Толик настороженно повёл ушами.
– У тебя ванна сейчас потечёт.
Я чертыхнулась и побежала в ванную. Вода действительно уже подбиралась к бортикам, а пена, вздымавшаяся над водой ароматным айсбергом, и вовсе подозрительно кренилась набок.
– Я мыться пойду, – крикнула я. – Может быть, тебе музыку включить пока?
Толик вошёл в ванную, слегка задрав голову. Его тёмные очки таинственно мерцали, а на губах была смущённая улыбка.
– А можно я тут с тобой посижу? Приставать не буду, и потом, я же тебя всё равно не увижу. Просто твои ванные процедуры – это надолго, а мне сегодня скучно. – Как-то это неприлично, – скривилась я. – Ты же не стесняешься при мне переодеваться? – пожал Толик плечами. – Так что, какая разница? Разве что Пашке это не понравится…
Пашкой он меня добил.
из книги Ланского Георгия Александровича - «Не умирай в одиночку»
