Мне в 19 - жизнь казалась лугом. И по нему бежать так просто и легко. С прекрасным верным близким другом, Кругом светло – так солнце высоко! Теперь я старше. Уж исчезли грёзы, Тот луг в дождь зыбок, ветер бьёт в лицо. Смахнув с лица украдкой слёзы, смотрю я на своё кольцо.
Теперь я знаю – жизнь сцепленье буден. В ней есть обман, и есть кривая ложь. И счастлив тот, наверно, будет, Кому с тем примириться не пришлось.
Мужу стихотворение из цикла Автор: Людмила Леушина
Они оба, один за другим, обернулись на мою женщину. Не то, что посмотрели несколько лишних мгновений, нет – пялились почти нахально. Так, что я даже оставил барную стойку, у которой только готовился сделать заказ, и поспешил к столику.
- Всё у тебя хорошо, милая?
Моя любовь утвердительно кивнула. Красивая брюнетка – конечно, она пленяла взоры мужчин: я видел эти взгляды постоянно, отчасти уже и смирившись с таким вниманием. Но тут оно выглядело уж очень назойливым.
И ведь это происходило не в ночном клубе или злачном баре – закуток абсолютно безалкогольной, всегда полупустой кафешки под высокими сводами торгового центра. И время на часах – полуденное. В воскресный полдень отправились мы в этот торговый центр закупиться оптом продуктами, да вот теперь, окончив покупки, зашли на чашечку капучино – моя половина его очень любила.
Так, и мужчины-то были хорошо одеты, и имели вполне интеллигентный вид – достойные жители Академгородка, где чуть не каждый второй – «научка» (как говорит моя любимая – тоже из этой среды). Негоже им было так откровенно и нахально глазеть на чужих дам!
Впрочем, при моём появлении они отвернулись – с плохо скрываемым неудовольствием, а то и с досадой.
Я вернулся к барной стойке. И делая заказ, пронаблюдал, как один из мужчин, будто вспомнив невзначай, подхватил с сидения свой черный стильный плащ и принялся вешать, как-то растопыривая его в стороны, на стоявшую как раз между нашими столиками вешалку. Именно – принялся завешиваться от нас.
Чего он – до такой степени разочаровался и обиделся, что теперь отгораживается? То оторваться взором не мог, а теперь видеть, видишь ли, не желает!
Тут, к своему стыду, я начал кое-что соображать... Когда же его друг подхватил со столика пластмассовый стаканчик, увлёк на мгновения куда-то под стол, вернул и поставил обратно, и проделал тот же фокус со стаканчиком вторым - отпали все сомнения!
- Слышишь, - ставя на столик две чашки, заговорщицки понизил голос я , - мы ж мужикам бухнуть не дали спокойно! Вот, чего они на тебя и косились: неудобно перед дамой вот так выпивать!
Действительно! Но, а что поделать, если человеческих рюмочных в ближайшей округе в помине нет, а в каком-нибудь «Ириш – баре» виски стоит вдвое дороже, чем в самой Ирландии? Где еще и встретиться-то двум приятелям в воскресный день – святое дело! – да обсудить пару-тройку вопросов насущных, за неделю накопившихся? Вот так – почти на бегу, под один кусок пиццы на двоих и под одну же бутылочку, купленную в этом же гастрономе: и для семейного бюджета эконом – вариант (даром, что их половины - фурии на кухне ни в какую выпить не позволяют).
Молодца!
Только что, не дают всякие кофеманы чопорные, праздношатающиеся спокойно разлить из-под полы, да хлебнуть, как людям!
Как я их понимал!.. Сам ведь – такой. У самого точно такая домашняя история!
И когда, допив капучино, подхватив пакеты и скрывая улыбки, удалялись мы от стеснительных соседей, меня опять обуяла ревность. К той блондинке, что скрывали они от посторонних глаз, к душевной застольной беседе, к братству такому - мужскому истинно.
Шагай давай, ревнивец, за благоверной – пакеты не растеряй!
Коль смертный карму победить желал, То, как Иаков с Небом он боролся. Иное имя Бог ему подал; Что он искал, на то и напоролся.
Кому ты вызов шлёшь перчаткой в воздух, Ты сам не знаешь, хочешь ты чего. А, впрочем, плеть не хвалит олух, А мне тебя учить — не до того.
День скорби нынче по погибшим, Священный плач, пусть и без слёз. Там, там был ад, а тут — лишь ниша Для всех вкусивших чёрных роз.
О переживаниях. Размышление (Отрывок) Автор: Светлана Татарова
Впервые я увидела Оливье, когда ему было два с половиной месяца. Его привезли ко мне воспитательница из социальной службы и сиделка из яслей.
Я представляюсь: «Меня зовут Каролин Эльячефф, я — психоаналитик. Тебя привезли ко мне по просьбе твоих яслей, чтобы мы все вместе разобрались, что у тебя не в порядке».
Воспитательница, в присутствии Оливье, рассказывает его историю.
Оливье попал в ясли, когда ему было всего двенадцать дней. Его мать, беременная уже в несчётный раз, решает родить анонимно, под буквой «X». Она заранее оповещает Службу социальной помощи детям, что не сможет воспитать ещё одного ребёнка и желает, чтобы у него было лучшее будущее, чем она может ему обеспечить.
Когда подходит срок родов, она не успевает добраться до родильного дома и рожает прямо в машине «скорой помощи». Перед тем как навсегда разлучить мать с младенцем, ей его показывают. Через сутки она покидает роддом, так как с трудом выносит плач чужих младенцев, но по телефону ежедневно справляется о состоянии своего сына. Когда Оливье прибывает в ясли на трёхмесячный срок, в ожидании, когда его сможет усыновить приемная семья, мать приходит к сотруднице социальной службы, чтобы высказать свои пожелания относительно будущих приёмных родителей для своего сына. Об отце Оливье известно лишь, что он является также отцом всех остальных детей в этой семье.
Первые пять недель своей жизни Оливье чувствовал себя очень хорошо.
Но сейчас его физическое состояние внезапно ухудшилось — это и является поводом для консультации: его лицо и голова покрылись корками и струпьями, из-за бронхита он тяжело дышит, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, но температуры у него нет.
Я смотрю на Оливье, а он смотрит на меня. Состояние у него и в самом деле плачевное: кожа покрыта сыпью, дыхание очень затрудненное и он начинает плакать. Оливье плачет, а воспитательница рассказывает, что его мать очень понравилась персоналу роддома, а затем и яслей, и все думали (желали?), что она изменит своё решение и не откажется от ребёнка. Все так думали, хотя и не говорили об этом вслух.
Во время очередной медицинской летучки сиделки стали обсуждать этот вопрос и сожалели, что, видимо, ошиблись. Сразу же после этой летучки Оливье и заболел, хотя не присутствовал на ней.
Я молча слушаю этот рассказ, делаю записи, смотрю на Оливье, а он смотрит на меня и плачет. Когда рассказ о его короткой жизни подходит к концу, он перестает плакать и я говорю ему:
— У тебя очень хорошая и мужественная мать, она знает, что не сможет тебя воспитать, как ей хотелось бы, и она приняла решение, которое считает хорошим для тебя: пусть тебя возьмёт и воспитает другая семья. Люди, которые тобой сейчас занимаются, ничего тебе об этом не говорили, но надеялись, что твоя мама изменит своё решение — возможно, они внушили эту надежду и тебе. Сейчас они понимают, какая хорошая у тебя мама: она сказала правду, она действительно ради твоего блага хочет, чтобы тебя воспитала другая, приёмная семья. Она хочет, чтобы у твоих приёмных родителей кожа была не такая, как у тебя, а другого цвета. У тебя кожа чёрного цвета. Сейчас ещё неизвестно, удастся ли найти для тебя приёмных родителей с другим цветом кожи. Но тебе вовсе не нужно менять свою кожу. Ты всегда будешь сыном мужчины и женщины, которые тебя зачали, и твои настоящие, биологические родители навсегда останутся в тебе. До свидания, увидимся через неделю.
Неделю спустя Оливье прибывает ко мне на руках нянечки, которая привезла его из яслей. Я сразу вижу, что кожа у него совершенно очистилась, и это меня очень удивляет. Но я ничего об этом не говорю, нянечка тоже. Дыхание же, напротив, стало более затрудненным, чем прежде. И в яслях планируют подвергнуть ребёнка серьезному обследованию. Пока нянечка говорит, Оливье засыпает и во сне дышит так же шумно. Нянечка рассказывает, что он много плачет, стремительно опустошает рожок с питанием, следит за ним глазами и улыбается после кормления. Она также сообщает, что скоро должно состояться первое заседание семейного совета и что мать Оливье не изменила своего решения. При этих словах Оливье открывает глаза, обращает к нам туманный взгляд, затем снова засыпает, но теперь он громко дышит уже не носом, а ртом.
Я начинаю говорить ему, поглаживая пупок сквозь рубашечку:
— Когда ты находился в животе у своей мамы, ты еще не дышал. Твоя мать кормила тебя через плаценту, с которой ты был связан, соединен пуповиной. Эта пуповина шла вот отсюда, где лежит моя рука. Когда ты родился, её перерезали. То, что я трогаю рукой — это твой пупок. Это шрам, который остался от пуповины. Когда ты родился, ты дышал, пуповину отрезали, ты отделился от своей матери, которая этого захотела. Может быть, ты дышишь так плохо потому, что надеешься снова найти мать, чтобы все было, как прежде — когда ты находился в твоей матери и ещё не дышал. Но если ты решил жить, ты не сможешь жить не дыша. Твоя мать — в тебе, в твоём сердце. Тебя разлучили с ней не потому, что ты начал жить. И даже если ты не будешь дышать, тебе это не поможет снова её найти.
Всё это я говорю спящему Оливье. Постепенно его дыхание становится тише. Когда я замолкаю, то с волнением замечаю, что он дышит носом, его дыхательные пути очистились, шумы исчезли, я ощущаю только лёгкое дуновение от его дыхания. Я прямо-таки ошеломлена этим результатом. Мне хочется сказать об этом вслух, обратить на это внимание нянечки, словно я не верю собственным глазам и ушам.
Через месяц я узнаю, что дыхание у Оливье полностью нормализовалось. Уже подыскали и семью, готовую его усыновить. Через несколько дней состоится её первая встреча с ребёнком — ему исполнилось три месяца и неделя.
Возвращаясь к этому случаю (одному из первых), я очень чётко вспоминаю свои мысли, чувства, ощущения: как в начале консультации я сомневалась, что сумею понять смысл болезненных симптомов, которые заметила у Оливье, выявить первопричину его страдания, как учил Лакан, а не просто лечить его внешние симптомы. Вспоминаю, какое волнение и страх я испытывала — ведь теория учит лишь общим правилам, как читать подсознание, но каждый сеанс — всегда первый и неповторимый. Помню, как сильно были напряжены у меня мышцы и психика, пока я слушала рассказ о ребёнке, но как уже гораздо легче мне было выражать словами чувства и мысли, которые породил у меня рассказ о его жизни. И как мне помогла внутренняя убеждённость, что он меня понимает. Но какая усталость и опустошение наступили у меня после консультации! И как согревало меня воспоминание о Франсуазе Дольто, которая принимала детей, уже не расставаясь с кислородным баллоном — в одном шаге от смерти и при этом такая живая. Ещё одно расставание.
Мать Оливье сознательно дала ему жизнь. Отделение одного тела от другого было запрограммировано и произошло не в больнице, а в машине «скорой помощи», то есть почти в домашних условиях. И сразу же после появления на свет ребёнок попал под заботливую государственную опеку. Благодаря этому он ощутил своё тело. И ощутил себя субъектом, желанным для окружающих.
Персонал яслей не мог удержаться от разговоров по поводу его матери и вполне естественных рассуждений, что «если она хорошая мать, то не покинет своего ребёнка». Выражая подобным образом свои мысли, нянечки принимали желаемое за действительное.
Как раз после этого у Оливье начались кожные высыпания, происхождение и характер которых врачи так и не установили. Он изо всех сил старался подчиниться воле своей матери — быть усыновленным семьей с иным цветом кожи, который он тоже сможет перенять. Известно, что малыши верят, что у них тот же цвет кожи, что и у человека, который заботится о них.
Но для того, чтобы Оливье естественно и без осложнений привыкал к новым родителям, он должен знать, что его биологические отец и мать всегда будут оставаться в нём.
Так как нянечки надеялись, что биологическая мать Оливье вернётся за ним, ребёнок, настроенный позитивно по отношению к ним, не почувствовал пустоты, которую неизбежно порождает любая разлука с матерью. Но как только они вслух признали эту пустоту, Оливье сам пытается воссоединиться с матерью в единое тело, возвратиться к тому состоянию, когда он не был в одиночестве, а находился в своей матери — до того, как была перерезана пуповина. Перерезанная пуповина, неизбежно означающая отделение одного тела от другого, для Оливье стала означать еще и то, что с материнским телом он может воссоединиться не иначе, как только внутри себя.
из книги Каролин Эльячефф - Затаённая боль. Дневник психоаналитика
Не мы с тобой, Лаврентий, это решаем... Одесский народ решает
Нас за верность и крест вы подняли на вилы
Да, я бы спел вам песню про "Чистые пруды", Но, признаюсь честно, мне сейчас не до "воды". Я на меч булатный и доспехов звон Поменял приятный старый свой аккордеон,
Война! Идёт гражданская война! Война! Идёт гражданская война!
из песни Игоря Талькова - Война
Встретились. Позади полковников стояли по взводу телохранителей, как было уговорено и люди Климова выгодно отличались от людей Муравьёва выглядевшие откровенными варнаками.
Климов и Муравьём в первую минуту, сойдясь почти вплотную, повели себя как два дворовых кота, битые жизнью, злые и готовые драться за свою территорию, что в любой момент могли броситься друг на друга, но пока стояли и пристально изучали соперника.
Климов признавал, что они чем-то похожи, особенно в глазах окружающих — авантюристы с «синдромом Наполеона», только Муравьёв слишком сильно замарался. С ног до головы дерьмом обляпался. Отмыться ещё в принципе может по принципу: «я — не я и лошадь не моя», но запашок дерьмеца всё равно останется.
Климову хоть и хотелось пристрелить этого урода, но, как сказал не самый глупый человек: нет отбросов — есть кадры. Так что, пересилив себя он решил попробовать с этим типом договориться. Кадры для «грязной» работы ещё пригодятся.
«Но всё равно, двум Наполеонам в одной палате не ужиться», — мелькнула мысль в голове Михаила Антоновича и он, не удержавшись, чуть дернул левым уголком губ.
Муравьёв в следующий миг приняв горделивый вид, с апломбом заявил:
— Полковник Климов, Совет Народных Комиссаров и Ленин лично предлагает вам дать присягу Советской республике, а вашему корпусу стать частью Армии рабочих и крестьян. В противном случае вы будете объявлены врагом народа и…
— И как меня казнят? Сожгут в топке или превратив в кусок льда утопят? А может закопают живьём? Может ещё чего придумаете интересного нюхнув двойную порцию кокоса?
Лицо Муравьёва исказила нервная гримаса, а сам он дёрнулся как от пощечины.
«Все-таки это не его идея, — подумал Климов. — Значит психопатом он точно не являлся… Да и странно было бы, будь оно иначе, всё - таки офицер старой школы, а там как ни посмотри, откровенных моральных уродов не держали. Мог, конечно, до поры до времени сдерживать свои маниакальные живодёрские наклонности, но сомнительно… шила в мешке не утаишь, на чём-нибудь да прокололся бы, и его непосредственный командир ни за что бы не отдал свою дочь ему в жёны… Или с женой не сдержался бы и всё выплыло наружу. Другое дело, что и беспредел не остановил».
— У меня для вас, Михаил Артемьевич, другое предложение. — И какое же?!
— Простое как коровье мычание. Вы арестовываете всех этих ваших зверей в человеческом обличье и объявив врагами народа за свои злодеяния против этого самого народа, расстреливаете, после чего, встав на колени, сами публично каетесь перед жителями Одессы, дескать большевики вас хотели дискредитировать в глазах людей, а вместе с вами и всех эсеров к коим вы себя причисляете, для того и дали вам этих так называемых «социально близких», чтобы они бесчинствовали. После чего с верными вам людьми присоединяетесь ко мне, далее кровью искупите свои прегрешения перед народом.
При съёмках клипа ни один настоящий могильный памятник не пострадал.
Созданная копия могильного надгробия служит светлому делу профилактики правонарушений, порой ещё возникающих при взаимоотношениях с потусторонним миром.
История с печалью говорит О том, как умирали фараоны, Как вместе с ними в сумрак пирамид Живыми замуровывались жёны.
О, как жена, наверно, берегла При жизни мужа от любой напасти! Дарила бездну всякого тепла И днём, и ночью окружала счастьем.
Не ела первой (муж пускай поест), Весь век ему понравиться старалась, Предупреждала всякий малый жест И раз по двести за день улыбалась.
Бальзам втирала, чтобы не хворал, Поддакивала, ласками дарила. А чтоб затеять спор или скандал — Ей даже и на ум не приходило!
Жёны фараонов (Отрывок) Поэт: Эдуард Асадов
Жена командует мужем, который управляет машиной: - Прибавь скорость! Ещё прибавь! Ещё! Сбавь немного! Осторожно поворот! Прибавь скорее! Обгони! Стоп, не обгоняй! Сбавь! Прибавь! Ещё! Сбавь! Нет, стой!!! Раздаётся звук сильного удара. Минутная тишина. - А теперь милый муженёк, выйди из машины и посмотри, что ты натворил.
Интерфейс им всё не тот... понимаешь. (Шёпотом, про себя)
Альтернативный вариант В решенья старой теоремы - Когда находишь свой талант, И замыкаешь жизни клеммы
На сцене в центре суеты, Где все рисуют цифру восемь. И портят чистые листы, Хотя о том никто не просит...
И я спокоен, как гранит, От мыслей, споров, самомненья. Но жаль, что кто-то вновь не спит, Ища ненужное решенье.
Альтернативный вариант Автор: Svar
Как-то раз наткнулась на просторах Пикабу на такую фразу "Всю жизнь меня преследовало странное чувство, что все люди вокруг знают какой-то секрет, которого не знаю я и поэтому я отщепенец. Люди казались монолитными, сговорившимися между собой и я чувствовал себя разведчиком в тылу врага, пытающимся не выдать, что он не умеет в общение." Усмехнулась, поскольку это совершенно точно описывало обычное моё состояние. Разумеется, это не могло не сказываться на рабочих отношениях, особенно касаемо начальства. Если коллеги казались мне просто непонятными, то начальство я воспринимала и вовсе как существ с нечеловеческой логикой. Впрочем, обо всем по порядку.
Руководитель нашего отдела был мужчиной солидным, крупным и с громким голосом, отчего я иной раз невольно вздрагивала и думала, что он недоволен моей работой. Остальные сотрудники считали его мировым мужиком и хорошим начальником. Было тому причиной то, что он частично закрывал глаза на прогулы и игры на рабочем месте, или то, что часть сотрудников с ним когда-то училась, а может дело было в его квалификации -- судить не берусь. Для себя я сразу решила, что дружбы ни с кем водить не буду, поскольку в силу моего социального скудоумия это могло выйти боком, а вместо этого сосредоточусь на работе. Благо задачи были довольно сложными, ПО -- пиратским, а проблем с закупкой железа для нашей инфраструктуры не было.
Первый звоночек прозвенел сразу после того, как я внедрила нормальный отказоустойчивый почтарь. Продукты Microsoft вообще-то довольно сложны во внедрении, кроме того, у них некоторые проблемы с изменением внешнего вида. Проще говоря, стандартный веб-интерфейс почты не поменять на тот, который хочешь. Этот мой ответ руководителю не понравился и он ещё несколько раз приходил и ворчал, что я хреново сделала почту и интерфейс уродский. Но когда другой инженер сказал ему то же самое насчёт смены интерфейса, он успокоился. Потом я неоднократно замечала, что он не воспринимает то, что я говорю, но если кто-то из коллег повторит в точности мои слова -- он обрабатывал информацию нормально. Логики я не уловила, видимо какой-то баг с голосовым вводом.
О начальстве и непонимании (отрывок) АВТОР: DELETED
Тяжела жизнь у мормона,- Соблазняет грех во сне. Ходит, смотрит раздражённо, Помышляя о жене.
Многожёнство - это классно! Можно каждый день с другой. Только он такой несчастный,- У него нет ни одной.
И в молитвах возмущённо Вопрошает бога он: - Бог,- ну где мои все жёны,- Я мормон иль не мормон?
Про мормона (Избранное) Автор: Путанник
– Но… Как же… Ты не хочешь быть с ним? Не хочешь, чтобы он женился на тебе? – Хотите, верьте, хотите, нет, но нет, не хочу. Я знаю свою природу. Анатоль, увы, не тот мужчина, который способен сделать мою жизнь особенной. Конечно, я тоже хочу любви. Но я найду её в другом месте и с другим мужчиной. – С какой лёгкостью ты всё это говоришь…
Рада поставила пустую кружку на столик и отодвинула от себя.
– Вы ошибаетесь, здесь нет никакой лёгкости. Просто я жду своего человека. А Анатоль, к сожалению или нет, не тот, кто нужен мне по жизни. Может быть, я и могу сделать его счастливым, но он меня счастливой сделать никогда не сможет. Тем более, что я вижу, что он нужен вам, да и вы ему нужны тоже. Да и ко всему прочему, разводить его в мои планы не входило с самого начала, если честно, я вообще не думала, что вы узнаете про нас. Так или иначе, наш роман заканчивался и без вас, и закончился бы в скором времени, немного позже, но в данном случае лучше рано, чем никогда. Да, да, не коситесь так, я не шучу. Нам с Анатолем не по пути. Ну а пока я не встретила своего мужчину, я провожу время с мужчинами чужими. И иногда спасаю разваливающиеся браки. – Ну а чем же вам не нравится Анатоль? – Не нравится? Нет, он мне очень нравится. Просто он – не моё. Мой любимый человек должен быть свободен в душе от других людей. А Анатоль не свободен. Важное место в его сердце занимаете вы. Так что я вам настоятельно советую не делать глупости и простить мужа. – А такие мужчины есть? – Не знаю. Но, думаю, мне представится возможность узнать это. – А если нет? Если такой тебе не встретится? – Ничего страшного, я этого не боюсь. Скоротать жизнь мне есть с кем. А жить с мужчинами я не привыкла – они меня напрягают. За ними нужен уход, а я не способна ухаживать, потому что сама требую намного большего – поклонения. Но поклоняться может только тот, кто знает, что такое – быть богом. А так… Мужчин хватает на полно-ценные отношения совсем ненадолго. Они быстро устают. Ведь по своей природе эти герои - завоеватели очень ленивы. В большинстве случаев они довольствуются статичной целью, такой, например, как вы. – Я? – Да, вы. Именно вы, которая ставит в уме галочку напротив того, что получает. Муж есть – галочка, дочь и сын есть – ещё галочка, голубой домик за городом с большим палисадником для цветов есть – снова галочка. И так далее. Именно поэтому обычному мужчине с вами хорошо, комфортно. Вы не требуете от мужчины совершать подвиги каждый раз, как только он захочет вас поцеловать. Вы с Анатолем очень похожи. И вы для него тоже галочка. Завоевал – и поселил в голубом доме с палисадником. Ну а теперь можно и расслабиться. – Да… – про голубой дом с палисадником сказано было очень метко. – Я же другой случай. Я не даю мужчинам отдыхать, не даю остыть им душой. Для полноты бытия мне недостаточно иметь мужа и дом, мне требуется всё новый и новый жизненный опыт, новые люди, новые связи. Именно поэтому я не боюсь строить отношения, это всегда занимательно. Вот вы, вы боитесь развода?
Сара задумалась. Первое, что пришло ей на ум – да, боится. Но потом она вспомнила, как что-то огромное рушилось в её груди, когда она читала смс, вспомнила свой первый порыв выскочить из дома и идти, идти, идти куда глаза глядят, вспомнила, как потом, уже немного успокоившись, хладнокровно решила развестись с неверным мужем, а в завершение – отомстить, собственно, поэтому она и решилась на встречу с Радой. Но! Нет, она не хотела развода. Она хотела стабильной жизни, она хотела продолжать всё это – молчание за столом, хруст попкорна перед телевизором, ночной храп, потому что … потому что по-другому жить она не умела. Она не представляла себе, как это – в одночасье остаться разведённой женщиной, одной, в пустом доме с холодными стенами.
Но ведь у Рады дом далеко не пустой и стены в нём совсем не холодные. Так чего же она, Сара, боится? Она боится не развода. Она боится себя. Боится, потому что в её душе зияет огромная пустота, в которую, чтобы заполнить, она кидает стирку носков, глажку рубашек, полировку полов и мытьё окон, посещение родительских собраний… А если посмотреть, то она там одна, стоит у колодца, в котором пустота, и не знает, что можно сделать со своей жизнью. А мужа там нет… Давно уже нет… Да, конечно, за последний год что-то стало меняться, ей начало казаться, что наконец-то она видит признаки счастливой семейной жизни – это через семнадцать-то лет, а оказывается, это не Анатоль подошёл к колодцу, чтобы увести от него Сару, а Рада толкала его, чтобы оба они рука об руку стояли и смотрели, как падают в колодец будни их семейной жизни.
И всё же… Разводиться она боялась. В конце концов, такие решения приходят не сразу. И тем более, нельзя принимать их сгоряча и впопыхах.
– Боюсь… – А я не боюсь. Я не создана для брака. Я создана для любви. Как только мне начинает казаться, что любви становится недостаточно, я ухожу. Кто сможет меня удержать? Какой мужчина сможет добиваться меня каждый день? Если такой и есть, я не уверена, что встречу его в этой жизни.
Сара сидела и думала, насколько разными могут быть люди. Казалось бы, она – женщина, и Рада – тоже женщина, но им надо по жизни совершенно разное.
– Я-то боюсь… – прошептала она. – А он? Не уверена, что он то-же боится. – Боится, поверьте мне. Вы для него – стабильность, которую он ищет по жизни. И он любит вас, просто он об этом забыл. В любом случае, я услышала, что хотела. Максимум через неделю ваш Анатоль вернётся домой в расстроенных чувствах и устроит скандал. Не пугайтесь. Это будет началом вашей новой счастливой жизни. Ну а пока – всего хорошего!
Она поправила юбку и, взяв одной рукой сумочку, встала и направилась к выходу.
– Всего хорошего… – с опозданием прошептала в ответ Сара.
После того как за посетительницей мягко закрылась дверь, Сара склонилась над столом в приступе нежных чувств к Раде за то, что из них троих, да что там говорить, из всех тех, кто был вовлечён в эту ситуацию, только одна она старалась сохранить их с Анатолем потрёпанный временем и равнодушием брак.
Две женщины (Отрывок) Автор: Ирина Михайловна Некипелова
