Я иду приготовить место вам. И, когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтоб и вы были, где Я! (Иоан. 14:2-3).
Всё встанет на свои места, Когда найдёшь свою дорогу. Когда забытая душа Готова будет к диалогу.
Когда отмоешь грязь с души, Когда залечишь её раны, Когда отпустишь миражи И проберёшься сквозь барханы.
Всё встанет на свои места, Когда поверишь ты в удачу. Отступит в сердце пустота, Ты сможешь видеть мир иначе.
Когда открытым станет взгляд И страх уступит место счастью. Увидишь, как твой мир богат - Играет он любовью, страстью.
Всё встанет на свои места, Когда поверишь в свои силы, Исполнится твоя мечта И будни будут не унылы.
Ведь это дом, семья, друзья - Храм, что горит в сердечке женском. В нём нет ни фальши, ни вранья - Ему не нужно совершенство....
Всё встанет на свои места Автор: Светлячок
В бегущей электричке
Лето. В городе жарища. Идёшь по улице, как водолаз по реке расплавленного клея. Сейчас здесь автомобилям и то душно! И до чего ж хорошее это дело — взять вдруг да уехать куда-нибудь на волю. Спешит, скачет моя электричка. И с каждой минутой, с каждым километром за окном всё зеленей, всё просторней. Поля, поля, то вдруг лес нахлынет. Гонятся за нами, подпрыгивают одноногие столбы.
В тамбуре два дядьки — оба усатые и толстые, словно близнецы, курят близнецкие толстые папиросы. «Ох, — говорят, — в этих местах воздух на редкость. Живой кислород, кхе - кхе - кхе…»
Среди полей
Я приехал в небольшой городок. И он сразу понравился мне. Здесь трава дружила с асфальтом. Здесь ни одного нужного дома, ни магазина, ни почты, ни даже милиции невозможно было найти, потому что они все давным-давно пропали в диких дебрях вишенных садов.
Хорошо здесь было бы жить. Но путь мой лежал ещё дальше. Ведь я приехал сюда не так себе, а в командировку. И вот мне… НАДЛЕЖАЛО… ехать дальше.
Я вздохнул, погрузился в газик с мягким брезентовым потолком и со старенькими сиденьями, из которых торчали ватные уши… Поехали!
Скоро асфальт кончился, и автомобиль наш, осторожно пробуя круглыми ногами дорогу, сошёл на просёлок. Однако скоро освоился и побежал тем же самым бегом, что и прежде. Меня стало потряхивать и подбрасывать с каждой минутой всё крепче. Тут я понял, зачем у газиков брезентовые потолки.
Но привыкнуть, оказывается, можно ко всему. Даже к тому, что ты стал футбольным мячом. Привык и я. Смотрел в окно, зевал. Только на ухабах иногда щёлкал зубами.
За окном была настоящая благодать. Дорога вилась по самому краю леса. Так что в одном окне у меня без конца мелькали ёлки - берёзки, ёлки - берёзки. В это время в другом окне широко распласталось поле овса. Он уже колосился, был изумрудно - белый, как посеребрённый. Я в жизни не видел столько овса и сразу подумал, что, наверное, в этих краях коням живётся очень неплохо!
Вдруг после этой изумрудной зелени пошла зелень совершенно жёлтого отлива. Это была пшеница. Она стояла густою стеной. Лишь в некоторых местах остались вмятины после вчерашнего дождя и ветра.
День был влажный, солнце просвечивало сквозь серые, но высокие облака. И я прямо чувствовал, как всё кругом растёт: лес, трава, пшеничное поле и поле овсяное…
Пасека
Уже по заглавию книжки вы поняли, что я обязательно должен был приехать сюда. И вот приехал.
Пушистый фиолетовый ковёр, длинные ряды разноцветных ящиков на палочных ногах. Это и есть пасека, стоящая среди густых клеверов
С одного боку её обступали высокие липы, с другого боку и сзади — березняк. Да ещё по всей пасеке рассажены были яблони. Ну что за место, лучше не придумаешь!
Каменный одноэтажный дом смотрел на пасеку тремя большими окнами и множеством мелких окошек застеклённой терраски. Здесь жили пасечники? Да, наверное.
Интересно, какие они? Мне представился дед в холщовой рубахе, в соломенной обвислой шляпе, с улыбкой сквозь густую бороду… Но ведь это всё было когда-то — такие деды, — а теперь небось…
Из - за дома вышел человек — в штанах, которые зовут джинсами, босой, по пояс голый. Причём шёл он не на ногах, а на руках. Не очень, сказать, быстро, но и не очень медленно — средним таким шагом.
Человек подошёл ко мне почти вплотную. Я уж решил: может, надо с ним поздороваться за пятку? Но здесь он увидел чужие ботинки и живо стал на ноги.
— А! Это вы должны были к нам приехать? — Он протянул мне руку, которую предварительно отряхнул об штаны: — А я буду пасечник. Саня.
Был он плечистый, стройный, и мускулам его позавидовал бы иной олимпийский чемпион.
Саня окончил ПТУ, и вот теперь пожалуйста — двести ульев у него под рукой. Я от сердца пожалел, что в моё время таких ПТУ не было.
Деревня Гольяново
Как и положено, пасека стояла на краю деревни. Красивая здесь была местность: круглые, покрытые цветами холмы, и на холмах этих домики — словно на островах.
Саня начал всё чистить и блистить на пасеке: сегодня должны были приехать научные работники — Санино, можно сказать, начальство. А меня он попросил сходить за водой. Предупредил:
— Только вы не обижайтесь. У меня времени в обрез.
А что мне было обижаться, посудите сами: для городского человека взять ведёрко да сходить на колодец — это же одно удовольствие!
Я оглянулся кругом. Колодца на пасеке видно что-то не было. Ну и ничего, пойду в деревню. Там-то уж обязательно…
И пошёл, опасливо косясь на ряды ульев, стоящие меж яблонь. Туда, как учёные пули, как маленькие самолёты, мчались со всех сторон пчёлы. Воздух над пасекой так и клубится гудящим пчелиным дымом.
Пасека стояла на холме. Вниз от неё вилась рыжая дорога. Стояла стеной трава, вся в разноцветных брызгах цветов.
Внизу, меж холмами, я увидел колодец — такие зовут журавлями. Он высоко тянул деревянную шею, словно принюхивался к редким облакам.
Журавль был именно такой, о каких любят писать в книжках. Пока я опускал бадью в колодец, он радостно скрипел, будто знал, что это мне понравится. Внизу в колодце лежала тёмная вода. По ней, словно битая льдина, плавал кусок живого неба.
Я вытащил бадью, до краёв полную воды. Журавль старательно помогал мне. Бадья была чудесная, с бородою зелёной чистейшей тины по дну.
Я перелил воду к себе в ведро, напился, выплеснул остатки воды в траву… Тишина, теплынь. И ни души.
Я впервые подумал о том, что не встретил здесь ни одного человека. Только Саня на пасеке, и всё… Может, работают люди? Я оглянулся кругом. Море травостоя, пчелиный гуд, вдали на последнем холме синеет лес… Никого!
И тропинка от пасечной дороги к журавлю заросшая, нехоженая. А вот и ещё одна такая же. Трава и цветы перегнулись через неё, здороваются, обнимаются друг с другом, кое-где и вовсе переплелись — не видно тропинки…
Я поднимаюсь на холм. Он ближайший сосед того, на котором стоит пасека. Передо мною — дом, бревенчатый, крепкий, выкрашенный тёмно-красной краской, словно закопчённый огнём. Такой ещё лет пятьдесят простоит, не охнет. В окнах, между рамами, белоснежным пышным валиком лежит вата, усыпанная вырезанными из серебряной бумаги звёздами. А поверху коричнево-красные рябиновые кисти. И странно мне и грустно глядеть в самый разгар июня на эти прошлогодние приготовления к зиме. Дверь забита наискось доской, как зачёркнута.
В отдалении ещё один дом. И тоже заколоченный. И кругом нетронутое цветочное поле — колокольчики, ромашки выше колен… Деревня Гольяново — красиво, да грустно.
Вечером Саня мне рассказал… Тут прежде была ферма, паслось стадо коров. На лесных полянах здесь полно земляники. Молоко получалось исключительное: густое, жёлтое и пахло земляникой. А потом несколько ферм соединили, перевели в большое село. Ушло стадо, и люди уехали. Где-то в другом месте поставили новые дома и посадили огороды. А Гольяново осталось их ждать.
Я покидаю этот дом, Где тридцать с лишним лет прошло, И грусть и радость были в нём, Судьбы и холод и тепло.
Не просто дом, а просто жизнь, Что в сердце памятью легла, И всё, что было – сохранить Мгновенья, мысли и слова.
Здесь всё со мной, вокруг меня Крутилось будто хоровод, И нет вины, но есть вина - Всех прошлых дней водоворот.
Прости, прощай, мой друг - очаг, Ведь прежних лет уж не вернуть, Я делаю последний шаг, Чтобы порог перешагнуть…
Я покидаю этот дом Автор: Галина Куткова
Нередко критики, желая похвалить художника - женщину, произносят сакраментальные слова о ее «мужской руке».
Даже Александр Бенуа назвал работы Зинаиды Серебряковой «мужественными». Между тем мне кажется, что самое привлекательное в Серебряковой — её женственность. Она проявляется в равной мере и в творчестве, и в жизненной линии, и во внешности художницы. Весь её облик овеян чистотой раскрытой души, сиянием добрых глаз; её чувства отмечены естественностью проявления; а помыслы, воплощенные в картинах, отражают ясность представления о человеческом назначении.
Во всём этом есть простая красота. Сама художница словно переносит эти качества на весь окружающий мир. Естественная красота жизни, существующая как бы сама по себе, становится своеобразным эстетическим критерием, определяя позицию художницы, её взгляд и на себя, и на всё окружающее.
В этом отношении показателен интерес Серебряковой к жанру автопортрета, к которому она обращается чрезвычайно часто. Иногда его объясняют внешними обстоятельствами — желанием скоротать долгое зимнее время решением трудных задач, возникавшим перед мастером в процессе работы над картиной «За туалетом», отсутствием других моделей.
Но дело, видимо, обстоит не так просто, если мы знаем о существовании доброго десятка других автопортретов и встречаем затем лицо и фигуру Серебряковой то в картине «Девушка со свечой», то в «Пьеро»; если мы знаем, что для купальщицы позировала сестра художницы, очень на нее похожая.
Иной раз нам начинает казаться, что и в «Бане» — те же родные сёстры, а может быть, и сама Серебрякова. И невольно возникает вопрос — не перешла ли художница грань приличия и не слишком ли часто она ставит себя на чьё - то место. Этот вопрос оказывается неуместным перед лицом редкой скромности, которая была присуща Зинаиде Серебряковой. Она никогда не ставила свою личность в центр вселенной, не навязывала никому своих представлений о мире и своего образа жизни и уж наверняка не гордилась чертами своего лица или красотой фигуры.
Автопортрет был для неё просто признаком собственного бытия в мире природы, людей, вещей — в мире равноценностей. Он был для художницы самым «близлежащим» фактом существования реальности.
Концепция автопортретов Серебряковой на удивление проста; она могла бы быть истолкована даже как простодушно наивная, если бы эта простота не выражала правду. Художница в 1910 - е годы поразила современников именно потому, что они забыли, как можно выразить правду простыми словами и поступками, не прибегая к ухищрениям и уловкам. А она смогла это сделать — причём естественно, без натуги, без особых стараний. Ей надо было лишь постараться донести себя, не растерять того, что так просто было ей дано природой.
Автопортреты Серебряковой выражают естественные чувства — или радость существования в мире, или грусть после утрат, или любовь к своим детям, или увлечение игрой, переодеванием. В них есть и простые действия — причёсывание, смотрение в зеркало, размышление с кистью в руке, приятие проявлений любви и ласки со стороны своих дочерей и т. д.
Столь же проста и обычна обстановка, окружающая модель. В поле зрения художницы попадают предметы обыденной жизни — кувшин и таз, железная кровать и стул, мольберт и висящий на стене халат, свечи и предметы рукоделия. В выборе вещей нет ничего преднамеренного: предметы не возвышают модель, не становятся свидетельством избранности её профессии. Они сами «бытуют», существуют, как существовали вещи в композиции А. Венецианова, словно находя главную ценность в само бытии, но одновременно «не забывая» о соседстве людей и вещей, обо всём мире в целом.
Серебрякова не властвует над предметами — она даёт им право жить своей жизнью, целиком доверяя их собственным целям бытия и их собственной правде.
Очевидно, как мало кто другой, художница верит зеркалу. Ей нет дела до того, что в зеркале левая сторона становится правой, что левая рука, а не правая, расчёсывает волосы, держит кисть.
Серебрякова пишет, как видит. Для нее зеркальное отражение предметов не мираж, не зыбкое эфемерное явление, находящееся на грани реальности и мнимости, а та же реальность, что и сами предметы.
Даже в том случае, когда в поле зрения художницы попадает второе зеркало, как это случилось в автопортрете из Русского музея, Серебрякова не поддаётся магии двойного отражения.
Она лишь пользуется возможностью изобразить свою фигуру ещё раз — со спины, ещё раз доверившись зеркальной поверхности. Для неё эта поверхность — некое подобие живописного холста: она тоже не имеет глубины, является плоскостью, но обладает способностью изображать трёхмерный мир.
Доверие к зеркалу, желание нарисовать себя такой, какая ты есть, приводит к убедительному постоянству авто портретного образа. Авто портретный образ можно придумать, сконструировать, запрограммировать, наделить определенной ролью. А можно просто взглянуть на себя и себя увидеть.
Что и делает Серебрякова. Для неё её модель автопортрета — не «я», а «она». «Она» может быть радостной или грустной, озабоченной или раздумчивой, скрытно - лукавой или открыто - доверчивой. Каждый раз это состояние закрепится в особом жесте или повороте головы. Но человеческое существо остаётся при этом неизменным.
Именно это существо особенно дорого зрителю, дорого вдвойне — и как человеческое явление, и как художественный образ.
(З. Серебрякова: Сборник материалов и каталог экспозиции к 100 - летию со дня рождения художника. М., 1986. С. 9–10)
из книги Русаковой Аллы Александровны - «Зинаида Серебрякова»
О чём писать? О чём угодно. Об отношениях свободных, О трансвеститах, гей - парадах... Но только лирики не надо. Устали от поэтов люди. Утех любовных без прелюдий В слащавых подавай романах. Стихи? Ну, вы, товарищ, странный. Сказали же - стихов не надо! Им в обществе давно не рады. Прочесть бы было очень мило... Роман о жизни педофила... О толерантности? Годится! О бабочке на ягодице, Набитой мастером небрежно? Пойдет. О поцелуе нежном? Мы вам уже сказали выше Не надо со стихами книжек!
Стихи не в тренде Автор: Дмитрий Углев
В детстве у меня был друг Толя. Он жил в Москве, и приезжал к нам в провинцию каждое лето где мы проводили всё время вместе. Когда мы подросли, и нам было лет по 13, он стал очень рослым и у него классно получилось играть в баскетбол.
Родители Толи имели какую-то фирму в Москве поэтому у него все было на уровне: одежда, машина, на которой они приезжали, разные вещи и аксессуары. Глядя на него и его семью, казалось, они жили такой простой и беззаботной жизнью, что мне ужасно хотелось ему подражать.
Он подсадил меня на рэп музыку. Его шутки и манеру поведения старался перенять я при общении в компании. Одеваться и говорить я тоже старался как он. Он ведь был из большого города, а я всего лишь из "села", конечно, он нравился всем больше меня.
Каждое лето когда приезжал Толя, он выглядел иначе. Всё в его гардеробе всегда казалось новым, оригинальным, удачно совмещенным и очень "трендовым", а я невольно совмещал в своей голове большой город, яркие манеры и модную одежду со счастливой жизнью. Так у меня появились мои первые, чёрные кроссовки.
Мне было 15.
- Почему не эти? - спросила тихим голосом мама. - Я просто хочу чёрные! - ответил я. Сам я тогда ещё не зарабатывал, поэтому одежду покупала мне мама.
Я помню как ждал того дня. Первого дня в моей жизни, когда я собирался почувствовать себя кем-то другим. Не тем кем я был. Не мальчонкой в потрёпанных шортах и сандалях, но тредновым парнем, достойным водиться с крутыми ребятами из большого города. И вот этот день настал.
Гордый как орел, уверенным шагом и с головой полной возвышенных мыслей, я продвигался по дачному массиву в сторону Толиного дома: кроссовки лишь слегка припали пылью. Я точно знал что теперь мы будем наравне.
Я понимал, что у меня вряд-ли получится играть в баскетбол на виду у восторженной женской публики так как у него, но в целом, уверенности у меня было достаточно.
Толя поприветствовал мои усилия равнодушно, не обратив никакого внимания на кроссовки и как всегда, просто о чём-то весь день болтал. Я едва не заплакал от обиды: всё-же смирился и нашёл в себе силы жить дальше. В итоге, в конце того дня, он таки заметил новую деталь моего гардероба, и безразлично пробубнил:
- О. Ты купил кроссовки? Так это же подделка!
Внутри у меня всё перевернулось. Я знал что кроссовки купил себе не я, а моя мама, и знал чего стоило ей покупать нам что-либо.
Она растила пятерых сыновей без отца, в разгар разрухи: в то время людей очередной раз ограбили. Все сбережения родственников пропали. Работы почти не было. Я знал какие усилия она прилагала, чтобы хоть как-то нас просодержать. В моём сердце было много любви и сострадания к ней, и я не мог позволить Толе, или кому-либо другому, невдумчиво отзываться о её усилиях. Она и так много сил потратила на то, чтобы в жаркий день искать по базару именно чёрные кроссовки, именно с белой лейбочкой, и именно на носке. У неё никогда не было денег покупать нам то что мы хотели, но я помню как она спрашивала что именно мы хотели, и пыталась найти максимально подходящую вещь из тех, которую могла себе позволить купить. Даже в полной нищете, она старалась учитывать наши "детские" желания.
Я был настолько поражён реакцией своего друга, что всё оставшееся лето, да и последующие годы, проходил в старых, спортивных штанах и кедах за пять рублей. Мне было важнее знать, что я понимаю свою маму, ценю её и её усилия, а тренды - не были живыми, и стук сердца никогда не ощущали.
В 19 лет я покинул родительский дом, и никогда больше не возвращался: за исключением лишь тех случаев, когда ребёнок может возвратиться.
А те мои сверстники, которые любили чёрные кроссовки больше жизни, смеялись над моим видом и гордо следовали течениям масс, либо спились и погибли, либо стали рабами мнений и до сих пор плывут по течению, над миром проходя без шума и следа.
Сам же Толя, повзрослев сделал несколько детей разным женщинам, как и его родители - хорошо заработал, стал каждую ночь просиживать в клубах, вставать с постели в 3 часа дня, пить и заниматься сексом с мальчиками.
С тех пор идея, что большой город, модный вид, "крутая" компания или манера поведения является синонимом здорового духа или преуспевания в жизни, навеки покинула мой разум.
Как говорил мудрец Эзоп:
... мне хочется весьма старинное напомнить мненье, что если голова пуста, то ей ума не придадут места.
Какой - то есть закон прелюдий - Любви начало, первый шаг. В красивый мир вступают люди - Души там праздника аншлаг.
Померкнут будни трудовые, Заботы краски обретут. Займутся душами святые И мысли святость обретут.
Но, если ты не понял чуда И видишь в дне не свет, а тень - То, значит, это — взяли люди Свободу духа в злости плен.
И ты остался за пределом Системы солнечной любви - Печальный друг! В наш мир нетленный Освобождённый дух верни.
И день венчальный осветлится Твоим — моим лучом одним. Мне очень часто это снится. Что ты по Богу стал моим!
И день венчальный осветлится... (Отрывок) Автор: Яна Берли
! Нецензурные выражения !
Это была девушка высокая, стройная, с несколько впалою грудью и молодыми узкими плечами, с редкою в её лета бледно - матовою кожей, чистою и гладкою как фарфор, с густыми белокурыми волосами; их тёмные пряди оригинально перемежались другими, светлыми.
Черты её лица, изящно, почти изысканно правильные, не вполне утратили то простодушное выражение, которое свойственно первой молодости; но в медлительных наклонениях её красивой шейки, в улыбке, не то рассеянной, не то усталой, сказывалась нервическая барышня, а в самом рисунке этих чуть улыбавшихся, тонких губ, этого небольшого, орлиного, несколько сжатого носа было что-то своевольное и страстное, что-то опасное и для других, и для неё.
Поразительны, истинно поразительны были её глаза, исчернасерые, с зеленоватыми отливами, с поволокой, длинные, как у египетских божеств, с лучистыми ресницами и смелым взмахом бровей. Странное выражение было у этих глаз: они как будто глядели, внимательно и задумчиво глядели из какой-то неведомой глубины и дали.
В институте Ирина слыла за одну из лучших учениц по уму и способностям, но с характером непостоянным, властолюбивым и с бедовою головой; одна классная дама напророчила ей, что её страсти её погубят - "Vos passions vous perdront" (*); зато другая классная дама её преследовала за холодность и бесчувственность и называла ее "une jeune fille sans coeur" (**) .
Подруги Ирины находили её гордою и скрытною, братья и сестры её побаивались, мать ей не доверяла, а отцу становилось неловко, когда она устремляла на него свои таинственные глаза; но и отцу и матери она внушала чувство невольного уважения не в силу своих качеств, а в силу особенных, неясных ожиданий, которые она в них возбуждала, бог ведает почему."
из романа И. С. Тургенева - «Дым» __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Две женщины - спектакля в жизни два, У каждой свой сценарий на меня, А у меня желаний никаких Ну, может отдохнуть от них двоих! То непосильный труд взял на себя Две женщины - желаний … до хрена Не два, не десять и не двадцать пять Не хватит жизни все их исполнять! Огонь внутри меня почти угас Две женщины «на мне» в который раз Ну, как же так?! Не учит жизнь меня, А тут как будто бы … ещё одна! В теории наверно все сильны Где силу взять?! Да где ж её найти? Душе моей пора уж на покой, А женщины мне хватит и одной! Ну, а пока ищу свой идеал По жизни я так много повидал И если ту одну - свою найду, То никуда её не отпущу!
Две женщины Автор: Ших Валерий
Ты любишь принимать горячую ванну. Любишь пропариться, прогреться. В этом есть своё, особое удовольствие.
Тёплый пар заполняет всё пространство ванной комнаты, ты лежишь в воде по самую грудь, закрыв глаза, и глубоко дышишь…
Я принесла свежее полотенце, хотела тут же уйти, но осталась…
Сижу на краю ванны и смотрю на твоё красное, вспотевшее лицо и мне так хочется прикоснуться к тебе рукой, обтереть пот, но я не делаю этого, не мешаю получать удовольствие от процесса…
Смотрю, как ровно ты дышишь, как при каждом вздохе плавно поднимается твоя грудь над водой…как пульсируют вены на шее… О чём ты сейчас думаешь? Я не знаю… Но знаю одно – твои мысли тёплые!
Твоё тело полностью расслаблено. Тебе хорошо. Я смотрю на тебя, и мне тоже становится хорошо.
Тихо… Капли стекают по запотевшему зеркалу, догоняя одна другую…
Я хочу уйти, но ты не отпускаешь меня. Не открывая глаз, протягиваешь мне руку… Я беру её в ладони. Она горячая. Мягкая. Глажу, чуть сжимая твои пальцы… Ты отвечаешь мне мягким пожатием….
Горячая ванна, тёплая ванна.. (Отрывок). Автор: Ирина Рэйн
Весна для Ирода - Культурная отсылка. «Продюсеры» (англ. The Producers) — американский комедийный кинофильм 1968 года, известный также под названием «Весна для Гитлера» (англ. Springtime for Hitler).
Уж выдохся февраль. Снегами зачерствел, как буржуазный флёр напыщенных иллюзий. Не льстит зиме, тревожа сон морозностью ночей. Представ пред ней шутом гороховым в конфузе. Снегирь, о марте размечтавшись, прилетел клевать рябину… Не рановато ли, братишка? Сорок, вдруг, увидал, раскачивающих ель, и сиганул, стремглав, как испугавшийся мальчишка. А Солнце продавило белизну полей бескрайних лучами тёплыми, в безветренной тиши. И мне так хочется уже весны безумно ранней. Но март смеётся… погоди, мол, не спеши. Хоть слаб февраль, всё растерял метели - вьюги. Я буду строг во имя матушки - зимы. Пусть с ней мы не враги, да и не други. Ты раньше времени не торопись крутить болты. Суровость мне уж показать - лишь брату угодить. Не мой формат, но что поделаешь, такая наша доля. А ты не парься! Просто, по - другому начинай - ка жить! Апрель придёт! Он – царь весны и реформатор межсезонья.
Апрель придёт! Но опосля! Пока - мои желанья будут править. Как захочу - так заверчу. И ты не в силах мне перечить, лета сын. Апрель придёт! И подомнёт меня своею вечной славой. Простим -ж февраль! Он - не раскрывшись, выдохся. Остыл. царь весны Автор: Влад Китакадзэ
Я позвонил знакомому врачу, работающему там, и спросил у него, что из себя представляет наш будущий начальник? Характеристика ему была дана такая «Как хирург неплохой, а вот как человек дерьмо! Он ещё вам там покажет» У меня сердце оборвалось. Знакомый как в воду глядел.
По началу Ирод (так в коллективе называли за глаза главного врача) не производил неприятного впечатления. Вроде был такой убедительный, сразу устроил разборку с нашими хирургами. А хирурги в то время в больнице были не на высоте. Мне он даже чем-то понравился.
На следующий день Ирод прошёлся по отделению, возглавляемому мною, и остался довольным. Практически никаких замечаний не было сделано. Коллектив отделения успокоился. Все свободно вздохнули. Зато, через несколько дней он вызвал меня, таким смачным жестом пригласил в кабинет и неожиданно сказал:
- Наша больница не нуждается в ваших услугах. Ищите себе работу в другом месте. Не думайте противиться. У меня лично к Вам никаких претензий нет, но, против вас сейчас настроены такие силы, что бесполезно что–либо делать.
Я был просто ошарашен.
- А за что Вы хотите меня лишить моей работы? - За взятки - За какие взятки ?
Я ещё не знал про его конёк – взятки. В первый день знакомства с коллективом нашей поликлиники он всех обвинил во взяточничестве. Это было сказано и врачами, и медсестрам, и санитаркам. Люди по началу недоумевали, как так можно? Где деонтология (*), где врачебная этика? Потом ему, видимо, подсказали, что нельзя необоснованно обвинять людей, за это можно нарваться на большие неприятности. Но это потом. А в тот момент он сидел самодовольный и агрессивный.
- Ну, хватит. Пока вы не напишите заявление об уходе с занимаемой должности все ваши поездки и отпуск отменяются.
У меня в тот момент были куплены билеты на поездку в Израиль, и Ирод про это хорошо знал. Оставалось до отпуска несколько дней и ситуация складывалась так, что юридически он оказывался прав не отпустив меня. Я позвонил домой. Жена была просто раздавлена известием. Несколько дней мы пытались найти выход из положения, но тщетно. Один из моих знакомых сказал:
- Я знаю Ирода. Это не человек, это нелюдь. Он все сейчас делает по указке вновь избранного главы администрации района - очки набирает. Наш глава администрации почему-то не хочет, что бы ты работал зав. отделением, может ему твоё отчество не нравиться. Они тебя ещё и статью пришьют. В Израиль не попадёшь, да ещё и загудишь. Плюнь на это дело. Не дадут они тебе жизни….
И вот этот ненавистный Ирод сидел напротив меня. В белом врачебном халате, ссутулившись, в мрачном настроении. Очки делали его лицо жестоким и надменным. Голова с залысинами, редеющие русые волосы. Дополнял эту неприглядную картину тик половины лица. Надо сказать, выглядел он точно фашист из военных фильмов дней нашей юности.
Причем именно вульгаризированный фашист, так сказать доктор - смерть в концлагере или ещё что-то в этом роде. Создавалось впечатление, что ему удалось скрыться от Нюрнбергского трибунала, и только он находится не Аргентине или Колумбии, а здесь среди нас.
Потом мне пришла такая мысль в голову, а ведь, он нашёл бы себе место и в 37 году. НКВД - вот где Ирод развернулся бы по настоящему. Прикиньте, у него красный цвет (флюоризм **) заложен в фамилии. Быть ему в те годы красным комиссаром, попил он кровушки у людей (этакий Дракула тридцатых годов). Работал бы с инициативой, энергично. Вот его время. Тогда бы он расцвёл на полную.
У Улицкой я прочитал интересную мысль. «Никто не видел Бога. Бога надо видеть в человеке. Тот, кто убивает человека - убивает в нём Бога. В основе отношений между людьми лежит не Истина, а любовь к человеку». Нельзя человека уничтожать ради «истины». Нельзя оскорблять его внутреннее достоинство. Истина дело шаткое. Вдумайтесь, кто из нас предполагал, что коммунистические идеи это плохо? Да что ты, глотку перегрызли бы. «Коммунизм всегда и на все времена». Это казалось Истиной. А где теперь коммуняки с их ценностями, с их Истиной? Как говорил Хазанов:
- Правильно, в ней, в ж…
Наш Ирод, по большому счёту, искал только ему выгодную Истину. Он готовил себе трамплин для скачка вверх по служебной лестнице, и конечно хотел ещё хорошо подзаработать.
Благодаря своей политике Ирод быстро набрал очки, получил трёхкомнатную квартиру, «служебную иномарку», получал приличную зарплату. Что не говори, умел он себя подать. Ну, как же кандидат наук, простите, весь на «понтах», борец с взятками. Всё это так, только вот, его супруга работала врачом в одной из больниц Липецка, и зарплата была у неё как у всех врачей. Дочь была студенткой. А жили – не тужили они в 2-х этажном особняке на Свободном Соколе. Наверное, построен этот дом был не по щучьему велению, это было и дураку понятно. И вот с высоты этого особняка, не стыдясь, он рассуждал о взятках в здравоохранении и бичевал медработников.
О человеке, о его порядочности, нельзя судить только по его положительным качествам. Свое истинное «Я» он прячет от чужих глаз. При первом знакомстве мы улыбаемся друг – другу и ведём себя достаточно уважительно. Это всё делается подсознательно. Только глаза выдают, порой. Улыбается одним ртом, а глаза колючие, колючие. Смотришь на лицо и понимаешь, что-то такое тёмное у него за душой.
На мой взгляд, порядочность человека определяется тем, насколько он позволяет быть «неприличным» в отношениях с другими людьми. Ирод позволял себе быть говном с человеком на все 100 % . Хотя конечно, не ко всем. К тем от кого зависело его положение, он относился совсем иначе, так сказать, твёрдо уважительно. Как говорят в народе, «в лепёшку разобьётся», для нужного человека. Чинушам нравилось такое отношение к себе и его за это ценили. В коллективе же цена Ироду была совсем другая.
Вся его деятельность была направлена на превращение коллектива в улей. Пчёлки летают, трудятся, а мёд забирает пчеловод. И как бы пчёлки не пыхтели, у них мёда останется только «на еду», не больше. Пчеловод же всегда в выигрыше и почёте. Поэтому все пчёлы в улье всегда «дураки и дуры и не умеют работать».
Вроде бы кому такое положение вещей может понравиться? Но существуют жестокие законы Власти и они миром движут.
Как быстро все поменялось в коллективе. Не успел глазом моргнуть, а Ирод для некоторых стал «нормальным мужиком», который уже не «нёс» где мог, что наши врачи «вредители, что всех их надо гнать в шею, что он никого не держит», и не искал среди нас взяточников. Что врачей полно и на место каждого приедет десяток врачей и медицинских сестёр.
Одна моя хорошая знакомая, с которой я был близок, всегда сочувствующая мне в трудные времена, искренне сказала про Ирода: «Он стал совсем другим, изменился в лучшую сторону. Он уже не называет нас убийцами, не унижает…»/ Она говорила это мне, зная о моих сложных чувствах к этому человеку. Я диву давался, как это с людьми всё быстро происходит.
Нельзя изменить человека. Можно изменить только себя, только своё отношение к нему, пусть даже к Ироду. Понятие Добра и Зла далеко не полярное, не чёткое. Вдумайтесь, если человеку делать хорошо – вроде бы ты несёшь ему добро. Но если «долбить » всех вокруг, не трогать его - это тоже воспринимается человеком как Добро. А если ещё человека приблизить, дать крупицу власти…… так будет «чертить будь здоров как», будет радоваться, что не его сунули лицом в дерьмо, а бывшего его товарища или сослуживца.
Ирод умело пользовался законами власти, и коллектив всё это прочувствовал на себе. Одним он «понравился» - этих было меньшинство, а другие как-то стерпелись, привыкли (куда деваться?). Но как говориться: «Хороша привычка, сняв штаны за девками бегать».
Ирод (Отрывок) Автор: Леонид Глуховский _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________-
(*) Где деонтология , где врачебная этика? - Деонтология в медицине — это совокупность этических норм и принципов поведения медицинских работников при выполнении ими своих профессиональных обязанностей. В переводе с древнегреческого деонтология означает «учение о должном». Она направлена на максимальное повышение пользы лечения и устранение последствий неполноценной медицинской работы. Основные принципы деонтологии в медицине: Милосердие. Подразумевает чуткое отношение к потребностям пациента. Каждое действие врача или медсестры должно приносить благо, а не вредить. Автономия. Заключается в необходимости уважать личность пациента. Сюда входит правило анонимности и конфиденциальности, информирование о грядущем медицинском вмешательстве, а также предоставление пациенту возможности решать свою судьбу самостоятельно. Справедливость. Подразумевает оказание медицинской помощи всем нуждающимся вне зависимости от их профессии, социального положения и других обстоятельств. Полнота оказания помощи. Заключается в том, что каждому пациенту должна быть оказана необходимая ему помощь в полном объёме.
(**) Прикиньте, у него красный цвет (флюоризм) - Флюороз — это хроническое заболевание, которое развивается до прорезывания зубов при длительном приёме внутрь воды или продуктов с повышенным содержанием соединений фтора. При флюорозе поражается преимущественно эмаль зубов. Заболевание обусловлено длительным поступлением в организм микроэлемента фтора и выражается образованием на поверхности эмали пятен и дефектов различной величины, формы и цвета. В тяжёлых случаях поражаются кости скелета. Особенно подвержены заболеванию флюорозом дети в возрасте 3 – 4 лет, если они прожили в местности с повышенным содержанием фтора в питьевой воде более трёх лет.
Кресло в барбершопе – это как кабинка для исповедей, порой выговориться здесь так же важно, как и привести в порядок кудри на голове. GQ попросило парикмахеров вспомнить самые странные клиентские истории. Теперь издание может написать диалоги для продолжения «Парикмахерской».
«Какой - то парень рассказывал мне, что его арестовали за то, что он пришёл в бар верхом на лошади, потому что не держался на ногах». – Габриэлла, Калифорния.
«Я стриг молчаливого клиента и вдруг он сказал, что недавно убил человека. Он просто шёл на работу, как вдруг к нему подошёл парень с просьбой показать дорогу. Клиент начал объяснять, но было очевидно, что парень нервничает и его вообще не слушает. Он достал пистолет и потребовал кошелёк, но клиент не растерялся, разоружил парня после чего воткнул нож ему в грудь. Затем он бросил тело прямо на улице и побежал через три квартала в аптеку, но внутри он просто сел и расплакался. Когда приехала полиция, она забрала парня, чтобы найти мёртвого. В итоге тело нашли лишь через несколько дней, потому что его успел оттащить друг. Больше я этого клиента не видел». – Джош, Иллинойс.
«Одна весьма сдержанная дама вдруг разболталась о том, как лихо хипповала в 70-х и и несколько раз участвовала в нарко - оргиях». – Алексей, Пенсильвания.
«Самый странный разговор с клиентом у меня был с мужчиной, который рассказывал про свою жену. Она была парикмахером и очень гордилась своими навыками работы с волосами. Когда я спросил, почему его не стрижёт жена, он ответил "я не хочу, чтобы она держала острые предметы возле моего горла, я ей не доверяю"». – Джулия, Индиана.
«Однажды у меня был клиент лет на 30 старше меня. Он знал, что у меня есть муж и дети, но предложил стать моим "сахарным папочкой". Я могла бы мыть волосы только ему, а за это он сделает меня богатой и знаменитой». – Кэти, Иллинойс.
«Один чёрный рассказывал, как трахал подружку своего дядюшки, когда был тинейджером. С того момента прошло 25 лет, а никто кроме меня не знает о его грешках». – Хуан, Невада.
«У меня был старый клиент, который собирался, как я думала, завести разговор о семье. Но оказалось, что его страсть – это разведение павлинов. Он долго рассказывал о своей ферме, а потом достал телефон и стал показывать своих питомцев. Их было штук 15 – у каждого своё имя, своя история и внутренний мир». – Шэннон, Огайо.
«Я стриг чувака, который построил машину времени и теперь путешествует сквозь года, когда принимает ванну». – Билли, Миссури (WTF — прим. RAP.RU)
«Это был странный день – в парикмахерскую зашёл парень в футболке «I kissed her shoes and I liked it» (прим: отсылка к песне Кэти Перри «I Kissed A Girl And I Liked It») и двумя парами женской обуви в руках. Когда пришло время стричься, одну пару он положил под бок, а вторую держал в руках и всё время расспрашивал какую обувь я люблю, много ли её у меня и каков мой размер ноги. Было весьма неловко». – Эрин, Нью-Йорк.
«На прошлой работе я стриг милую старушку, которая вдруг спросила, возбуждает ли меня дождь». – Николь, Пенсильвания.
«Я буду твоим сахарным папочкой»: 10 историй, подслушанных в барбершопе Источник: RAP * RU
