В краю меда и дегтя
Подросткам часто вменяют в вину их юношеский максимализм: выйдя из возраста младенцев они сразу теряют образ оракула истины и, когда смиренно, а когда и заткнув уши, слушают о вожделенной серой середине между черным и белым, где, согласно поверьям, скрывается благоденствие. Однако на деле оказывается, что между двумя полюсами ничего нет, ни спокойствия, ни счастья, ни расстройств — ничего, совершеннейший вакуум, жизнь в котором мало чем отличается от вечного забвения, в которое быстрее всего отправляются те, кто горит на одном из полюсов.
Фрагмент: Сладкая жизнь / La dolce vita / Федерико Феллини, 1959
Журналист Марчелло по несчастливому для себя стечению обстоятельств угодил обеими ногами в серость прямо посреди вечного города. Пустая яркость богемы и беспринципность ее окружения — сладко-горькая жизнь, кидающая из крайности в крайность, каждая из которых в равной степени осуждаема абсолютным благоразумием. Но где оно? Почему оно недоступно для души, так жаждущей отыскать его в безостановочной беготне вверх-вниз по бесконечным лестницам? Он хотел литературной работы, но, пасуя перед многочисленными проволочками с получением заказа, коротал время в обществе бульварной журналистики, беспринципной шлюхой торговавшей собой на панеле слухов; он хотел любви, но вокруг него были либо платиновые глупышки, либо потасканные и усталые женщины, причисляющие себя к проституткам, — казалось бы, традиционная Эмма могла бы его спасти, но искомая середина в виде обыкновенной рутины семейной жизни представлялась худшим из наказаний. Так, может, и нет вовсе этого баланса между хорошим и плохим, черным и белым, добром и злом, а те, кто тщетно пытается его достичь, лишь расписываются в бессмысленной серости своего существования?
Притворное вероисповедание, когда нет ни страха, ни совести, или безумное прожигание жизни без использования ремней безопасности — таковы правила игры: либо прими их, либо предложи новые, но не жди, что кто-то за ручку отведет тебя к двери с табличкой «выход». Ее нет, как нет и пресловутой середины, обозначающей скуку и бездействие, заканчивающихся лишь с появлением маленьких кусочков свинца. Трудно рассчитывать на помощь, если в вакууме не распространяется звук, и человек, стоящий в тридцати метрах от тебя, не громче рыбы. Биполярность не оставляет особого выбора — чем страшнее играть, тем приятнее выигрывать, а болельщикам Феллини приготовил стопку шарфов: выбирай сам, на чью сторону встанешь. Пирожное заменило сыр в мышеловке, механизм которой усложняется по мере того, как полюса расходятся все дальше. Сладость дразнит боль, боль пробуждает рассудок, рассудок восстает против обыденной пошлости. Лишь бы не застрять где-то между, беспомощно разводя руками в поисках несуществующей опоры в иллюзорном краю благоденствия.
