По бульварам чистым шел прохожий,
Птицы пели трели про апрель.
Нес прохожий
Толстый чернокожий
Многоуважаемый портфель.
Шел мужчина чинно и солидно,
Презирая птичий перезвон.
По лицу мужчины было видно,
Что весну не одобряет он

Ему эта весна ни к чему….
И песня не нужна никому…
И вешняя вода ерунда...

Да! Да! Ерунда!

Журчат ручьи,
Кричат грачи,
И тает снег, и сердце тает.
И даже пень
В апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные веселые скворцы,

Кричат скворцы
Во все концы:
«Весна идет — весне дорогу!»

Все вокруг волшебно и чудесно,
Но прохожий злится и ворчит.
Вот ручей журчит, а неизвестно,
Для чего и почему журчит.
Налетел и пробежал по луже
Мелкой рябью ветер-озорник,
А ворчун надвинул кепку туже
И сердито поднял воротник.
Ему эта весна ни к чему,
И песня не нужна никому.
И вешняя вода — ерунда,
Но, но... Все равно —

Журчат ручьи,
Кричат грачи,
И тает снег, и сердце тает.
И даже пень
В апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные веселые скворцы,

Кричат скворцы
Во все концы:
«Весна идет — весне дорогу!»