Люди про запас

Вечно невзрослые и всё заранее прощающие себе как малым детям, которые тут разбили, а там опрокинули, умеют и любят оставлять живых людей про запас...на случай внезапной одинокой зимы.

Вечно невзрослые и всё заранее себе прощающие одни не могут. И долго с одними - тоже.
Им всё кажется, что где-то за следующим углом их ждёт кто-то покруче, помоложе, побогаче, покрасивее, поуспешнее.
Кто-то, с кем жизнь мгновенно преобразится и вспыхнет ёлочными огнями, под которые остаётся только встать и получать лучшее.
И рядом с кем и они тоже будут казаться крутыми и значимыми.

Вечно невзрослые и всё заранее себе прощающие спокойно предают, не уходя из одних отношений, пока организуют за спиной другие.
Предают, не называя это предательством.
Они ж такие зайки...их просто довели, и вообще они имеют право на счастье.

Вечно невзрослые и всё заранее себе прощающие, обломавшись там, где всё пошло не так, как они рассчитывали, или столкнувшись, наконец, с психологически здоровыми людьми, быстро отославшими их величество по короткому точному адресу, ничтоже сумняшеся возвращаются к тем, от кого уходили не оглянувшись, не повинившись, не разделив саднящей боли и ничем не искупив своей вины.
Возвращаются, как подарки новогодние...киндер-сюрпризы в красивой шапочке с пластмассовой капсулой вместо сердца.

Вечно невзрослые и всё заранее себе прощающие всегда точно и цепко помнят, кто и где их когда-то любил...
И не важно, что они на эту любовь ничем тогда не ответили, кроме тщеславного вклада в свою сомнительную исключительность.
Они помнят этих людей про запас, чтобы помотавшись по свету в поисках новых удовольствий, и поистрепавшись изрядно в чужих руках и постелях, им было куда принести грустные объедки себя...и опять в качестве подарка.

Не для них пишу, если честно.

Пишу для тех, чьё созависимое мышление и неумение отличить невроз от любви позволяет попасть на скамью запасных...

Не надо.

Не становитесь запасными, потому что даже тогда, когда ваша очередь подойдёт, вы попадёте не во взаимную и честную историю, а в одностороннюю каторгу, звучащую тяжёлым служебным глаголом заслужить.

Лиля Град (с)

В моей простуженной кондиционером комнате уже немного чувствуется осень...

Я сажусь за стол и встречаюсь взглядом с тихим Ангелом, читающим свою долгую книгу посреди любых невзгод и потрясений.

Отделившаяся маленькая тень своего оригинала из глубины старого Измайловского сада...и пронзительная память о Мастере, безвременно сгоревшем в аду ковидной пневмонии, Романе Шустрове, в чьих глазах, на мой взгляд, всегда жила осенняя мудрая грусть.

Мне тоже грустно.

Всё чаще хочется молчать. Особенно там, где прекрасный в истинном своём значении глагол ЗВУЧАТЬ превратили в термин громкого хвастовства, неистового самолюбования и негласного соревнования на самого звонко празднующего свою пустоту, завёрнутую в блестящий фантик показательности.

Но есть и другое...оно всегда есть, если отойти подальше и посмотреть получше.

Греет сердце последняя поездка в Питер, где мы надолго застряли в любимом книжном раю посреди Невского, в Доме Зингера.

Меня отключает от целого мира, когда я осторожно хожу по навсегда врезающимся в память сердца этажам и залам, вдыхая так глубоко, как выходит...
И когда неизменно пытаюсь продлить эту подпрыгивающую внутри разноцветными шарами детскую радость попадания в обыкновенные чудеса, которые намного лучше необыкновенных...хотя бы потому, что последние придуманы, а к первым можно прикоснуться.

Это был не старик, хотя лет ему, если строго на глаз, без пяти-четырёх девяносто.
Мужчина. Сухой и высокий. Не аскетичный. Скромный, неловко сутулящийся, смущённый своим почти двухметровым ростом, неизменно отступающий в сторону сразу же, как только кто-то появлялся рядом или за его крепкой ещё спиной.

Длинные пальцы бережно касались книг...мне интересен был его выбор, и я наблюдала чуть поодаль.
Улыбнулась, когда поняла, каким интеллигентным может быть отторжение: мужчина сначала чуть нагибался, чтобы разглядеть имя на корешке, а потом не резко, но заметно быстрее, чем от заинтересовавших его, отшатывался назад.

Отложил Павла Васильева, Бёрнса, Пастернака...когда он оказался почти рядом, я решила заговорить. Сказала, что ищу Юлию Друнину.
Он посмотрел мне в глаза и тихо ответил:

- Если не ошибаюсь, её давно не переиздавали...Вам лучше к букинистам.

Я смотрела на него и старалась запомнить.
Каждый излом благородных морщин...выцветшие, но неугасшие глаза...мягкий тембр голоса...парадоксальную силу, сохранившуюся в слабом физически теле.

И я не хочу думать о том, что поколение, сохранившее всех нас, неумолимо уходит.
Хочу, чтобы его "переиздавали" в детях, внуках, правнуках.
Хочу, чтобы не только на развале букинистов можно было отыскать ускользающую память о НАСТОЯЩЕМ...

Лиля Град (с)

Правда

Правда иногда звучит разгромно. Оглушительно разгромно.

Если ты поверишь мне сейчас, то в те полынно-горькие моменты, когда плоть твоей побитой пустыми надеждами души будет искать причины, почему человек не взял у тебя того, что ты принёс ему в открытых ладонях...
А принёс ты всё лучшее, что у тебя было, или даже не было, но ты добыл это неведомыми путями только потому что он в этом нуждался.

Так вот, если ты поверишь мне, то уже не очень страшно будет услышать выстрел-ответ, который прозвучит так: он не взял потому, что ему это нужно было не от тебя...

Больно. Я знаю, что больно.

Нет диагнозов и у тебя. Диагнозов про "я какой-то не такой", "я недостоин", "я плохо старался"...

Есть ещё одна правда: иногда люди не совпадают. И это не делит их на плохих и хороших.
Просто кто-то понял это сразу и не ответил, а кто-то чуть запоздал и подумал, будто любовь похожа на украденный банкомат, который всё-равно когда-нибудь получится распечатать...

А она не похожа. Поверь мне ещё раз.

Лиля Град (с)

Сначала ты. Потом все остальные...

Главное для меня меня давно заключается не в том, примут ли меня другие, а в том, приму ли себя я...

Но так не работает. Так запускаются долгоиграющие драмы, приводящие к тотальному внутреннему обесточиванию...и больше ни к чему.

Смогу ли я выдерживать свои эмоциональные торнадо и глухую невосприимчивость к тому, что происходит прямо сейчас?

Смогу ли я справляться со своим отчаянием и своими разочарованиями?

Смогу ли я понять все свои подсознательные реакции, способные в один момент свести на нет мои настойчивые попытки устоять на качающейся льдине жизни?

Иногда выходит. Иногда - нет.

И пока нет, снаружи может происходить что угодно, друзья мои...

Сначала ты. Потом все остальные. Как маску в самолёте...

Лиля Град (с)