пароходы — слепые звери, — маршем стали, железным строем, — беспощадно идут на север, беспощадно идут по морю — дым струится под небосводом, оставляя узоры струпий; пароходы не верят водам — и за это винтами рубят; наступают на волны — режут — снова рубят, уходят в ямы; море хочет найти их бреши, потому что оно — дьявол; потому что оно — не берег, потому что оно — безбрежно; пароходы ему не верят, потому что в нем нет надежды. то, что раньше пускало корни — черной жизнью пылает в жерле; море знает — его накормят — не сейчас, но когда-то, — жертвой. пасть вопьется — она беспутна, об металл зубы лязгом чиркнут: пароходы хрипеть не будут, но пойдут мишурой в пучину. и никто не шепнет, не скажет — отпусти же их, не касайся… ведь оно — водяные кряжи, ведь оно — белоснежный айсберг,
ведь оно — смотрит так влюбленно, ведь оно — смотрит так бескрайне, потому что оно — ребенок, обездоленный, чем-то раненный, потому что здесь нет игрушек — только хлад, темнота, пространство. пароходы идут снаружи и воды под собой боятся.
море плещется, волны стелет — для него это — просто танец.
пароходы идут на север — вместе с ними идет Титаник, —
маршем стали, железным строем — трубы небо как сеть цепляют, — пароходы идут по морю, ведь Титаник —
минута истины произошла ровно в тот момент когда мир тебя на руках железокаменных по́днял и сказал, эти демоны ангелы, всполохи лент не что иное, как иллюзия преисподней
нет ничего есть пустота зыбучесть временная кома нечто такое полое, дудочковое, трубное и ты просыпаешься в своей игрушечной комнате посреди россыпи оловянных трупиков
посреди стрекозиных крыльев, фасетчатых окуляров и думаешь, что воздух внутри тебя, снаружи тебя что он обволакивает твои ребра что он как восходящий поток полярный перышком трогает нёбо
свобода воздается гортанным пением сутрой разрывается мелкой шрапнелью и разлетается в стены все образы кажутся дивным, простым абсурдом животворящей белковой пеной
блесткой в ладони, поломанным кубиком-рубиком юношей, бесприютным, но гордым местом редчайшим, богатым, рудным острой всепрорезающей хордой
клювом, заглатывающим, быстрым и цапельным разверстой грудинной клеткой книгами, испещренными прорицательством сытным до одури летом
всё твоё твоё идет к тебе от тебя же надо только раздвинуть руки, язык, глазной хрусталик образы вспыхивают во рту как молодая рябина вяжет паутиной струятся сначала а потом полосуют сталью
всё что ты потерял из глубин потечет речушкой оближет неведомые дали рукавом прохладным и влажным
а все остальное все остальное останется чуждым все остальное будет уже неважным
как еще одна полость, запруда, ячейка еще один бальный роскошный зал еще один трон никому ненужный, ничейный
но... что сказал тебе мир что он тебе сказал?..
Мглистый заповедник (с)
Я с тобой · Синдром северного сияния · Константин Комаров
Ведьма Лесной тишины живет в глубине темно-зеленого, древнего леса. Лучи солнца едва пробиваются сквозь густые кроны, а мхи и папоротники растут на вековых стволах и изогнутых ветвях так густо, что даже воздух кажется зеленым.
Ведьма Лесной тишины не носит обуви, ступает тихо, сквозь ее косы прорастают побеги сон-травы, в складках ее платья прячутся тайны тех, кто вот-вот отойдет ко сну. Там, где она прошла, глубже тень, причудливей узор на кленовых листьях, слаще земляника, и клонятся к земле тоненькие стебельки под тяжестью налитых соком ягод.
Ведьма лесной тишины закрывает глаза – и видит. Под взглядом ее листья папоротников разворачиваются из спиралей в крылья, и замирает время, и взмывает к небу тот, в чьих глазах отражаются звезды.
В чаще леса, в самом глубоком овраге ямка с водой – с две ладони, не больше. Вокруг нее камешки – гладкие, мокрые, – и крошечные листочки папоротника, и любопытные травинки глядятся в неподвижную воду. Где-то наверху дождевая капля скользит по листку клена, срывается, летит – и за мгновение до того, как она коснется поверхности воды, Ведьма Лесной тишины ловит ее ладонью.
Тишина звенит. В тишине раскрываются тайны сердца.
Стихи и рассказы Марии Камардиной (с)
Canon and Gigue in D Major: No. 1, Canon (Remastered)
май - это полотно, сошедшее с обложки потрепанной книги, запахов, звуков, списка дворовых игр; переигранных, недоигранных, "король с королевой", "сенджо"; оно неустанно растет внутри, в глубине тела жжет
и вот - ты вновь, как и нужно, больше не битый пиксель, гоняешь в футбол, на самокате кошмаришь прохожих; ты будто бы снова тот маленький, храбрый пикси с проросшим маем в изнанке уставшей кожи
уничтожившим крепкие сорняки ничтожности с вечностью и ты уже не слушаешь взрослых, кивая удобно когда говорят что-то про "часики" или "лужайку" ты просто выходишь на улицу вечером и собираешь шайку из себе подобных
В сарафане нежно-белом я стою - лесов царевна, Кудри к травам тихо льются, чтобы смог ты улыбнуться! Посмотри, любимый, в очи - в них сокрыта зелень ночи, Шепот звезд и крик орлиный. Плач по счастью лебединый...
Мне стоять здесь еще долго - меж сестер любимых стройных, Петь о счастье и забвенье. Память в плен сковала звеньями: Когда ты мне нес подарки - ленты яркие в дни марта, И цветы вплетал мне в косы... Теперь в них, зеленых, росы...
Это слезы мои, любый! Век была б твоей подругой, Но тебя приворожила та, чьи косы - ночи крылья... Ее чары, взор туманный - все забыл, что мне отдан был, И ушел за ней по тропам в лес, проклятый древним богом!
Я, чтоб быть с тобой навеки, за тобою шла полвека, Проросла сквозь дерн лозою, став березою-красою... Пусть спадут же злые чары - мы рассвет с тобой встречаем! Если вспомнишь, кто я, любый, стану вновь твоей подругой...
(с) Наталія Гермаковська
Музыка для Души Лесная Песнь 🍀 Красивая Славянская Музыка! Лесная Флейта и Гусли Кирилл Богомилов
Жжёт рыжей медью шею витой кулон, Как перетрётся нитка – ударит оземь, Снова мне снится яблочный Авалон, Снова горчащим мёдом сочится осень.
Кромка воды как дым от костра – сиза, Запах полыни манит меня на север, Вновь у моей тоски зелены глаза, Вновь у неё в косице – ирландский клевер.
Где ты моя кудрявая Гранья-Грейс? Ходишь по кромке моря в густой вуали? Мой рыжекрылый парусник рвётся в рейс, Да к берегам заветным придёт едва ли.
Где ты, Моргана-Морриган-Маха-Мэй? Где твой дорожный плащ из зари закатной? Нити дорог – клубок ядовитых змей, Каждая – бесконечна и безвозвратна.
Арфа погнулась, струны – в следах когтей, Ветер рассветный – голос моей печали, Скоро замкнётся кельтский узор путей, Я окажусь, как водится, на причале.
Настежь в каюте тесной раскрыв окно, Буду смотреть, как ты не придёшь на пристань. Там за кормою – остров из детских снов, Прямо по курсу – море осенних листьев. _______ Примечания: Гранья-Грейс – имеется в виду ирландская пиратка шестнадцатого века Гранья О'Молли, которую англичане на свой манер называли Грейс. Моргана, Морриган, Маха и Мэй – имена различных героинь кельтской мифологии (последнее правильнее произносить как «Мейв» или «Медб», но современное имя «Мэй» так же является его формой).
Волны грызут обрыв, набегают в гневе – Верно, шлифуют кости своих любовников, Нелли О'Брайан - девочка-кельтский клевер, Нелли О'Брайан - хрупкий росток шиповника, В зелени неба - призрачный вкус тревоги, Под облака барашки взмывают чайками, Нелли сидит на пристани, свесив ноги, Греет ладони ржавым походным чайником, Нелли плетёт венок из лиловых перьев Горной лаванды, шепчет ей ветром, волком ли Море: «Оставь свой клетчатый плед, теперь я Буду с тобой повсюду - послушным, шёлковым, Хватит меня бояться, шагни за кромку – Не задохнёшься, если не испугаешься...». Нелли всегда была непростым ребёнком, Как говорится, в мае родишься - маешься. Нелли всегда любила весну и полночь, Вздохи ветров, игравших дубами-клёнами, Стукнуло ей двенадцать - призвали волны Младшего брата, глупого, несмышлёного. Этот бедняга не был влюблённым в море, Бурю к утру не ждал - не ходи к гадалке, но Высверк чешуек - трещины на фарфоре, Брызги встречают избранного русалками. Нелли вздохнула - что ж, не сегодня - завтра Будет её черёд - кровь своё отпразднует, Коли в роду - пираты и аргонавты, Суша - опора глупая, несуразная, Коли отец - посредник морских драконов, Мать - исполинских спрутов, а бабка - кракенов, Разве иная выпадет ей корона, Кроме одной - из раковин и песчаника? Скоро тринадцать, свечи на торте - дунуть, Терпкий солёный ветер течёт в квартиру, и После затишья следует ждать тайфуна... Нынче к сестре сирены со скал пикируют. Выпало ей скитаться с поющей стаей, Прятать кулон из перьев под толстым свитером... Вскоре призвали селки кузину Майю, А через год - наяды братишку Питера. Время течёт, как струйка песка меж пальцев, Шепчутся люди - Нелли, видать, обычная, Вот уже ей четырнадцать и шестнадцать – Море молчит, лишь гомону вторит птичьему Шёпот волны - насмешливый, шаловливый... Нелли не просит, Нелли сидит на пристани, В толще воды ей чудится зелень гривы – Стоит ли слушать голос мечты неистовой? Сколько молчит под кожею, под одеждой Магия крови - может, оно и к лучшему? Стоит ли робким взмахом руки небрежной Освобождать зверей из темниц разрушенных? Стоит будить дракона, пока он дремлет, Седуя в море за незнакомым голосом? Нелли бросает плед на сырую землю, Ленту срывает - золотом льются волосы, Нелли идёт к косой полосе прилива, Скоро следы слизнёт покрывало пенное... Позже бармен в таверне за кружкой пива Будет твердить - «Прогневали мы вселенную!». Будет твердить - «Накликали ярость моря, Пусть на дворе весна - да ветра осенние...». Слухи ползут, летят, набирая скорость – Бури, циклоны, да кораблекрушения, Лодки гниют, рвут волны рыбачьи сети, Рифы дырявят днища железных танкеров, К пристани старой больше не ходят дети, Берег усеян сплошь кораблей останками, Люди твердят, что видели перед этим, Как из воды выходит кобыла чёрная... Нелли сидит у берега на рассвете, В гриву плетёт косматую травы сорные. Нелли бледна, опущенны вниз ресницы, Только в глазах насмешливых льдинки плавятся, Знает, что вся деревня её боится, Знает, что братья-сёстры умрут от зависти, Нелли О'Брайан - ведьма с крутых утёсов, Клевер? - нет, ядовитая волчья ягода, Капает с рук вода, будто ленты в косах – Тонкие камыши, Нелли кормит падалью Тех скакунов, что кости грызут у мели, Бродит табун, разбойничает окраиной... Скрипнула дверь - встречайте, малышка Нелли - Первый посредник келпи в роду О'Брайанов. _______ Примечания: «Коли отец – посредник морских драконов…». Посредники - в цикле Джулии Голдинг «Противостояние» - люди, обладающие особым даром поддерживать симбиоз с тем или иным видом магических существ. Оговорюсь, что моё стихотворение не имеет отношения к книгам данной серии - я позаимствовала только идею, персонажи и история полностью мои.
Горсть песка под пальцами – серебром, Свора туч над крышей – пиратский флаг, Терпкий чай с лимоном – ямайский ром, Рвёт изгибом чаячьего крыла
Золотисый месяц ночную тьму, Млечный путь – как рябь на морской воде, Я вернусь когда-нибудь по нему В акварельно-солнечный летний день,
В ту страну, что всё ещё ждёт меня, Не старея, не выцветая, не Позволяя веку себя менять, Что любого друга стократ верней.
Я вернусь – когда-нибудь, не сейчас, На свою Тортугу, Цейлон и Крит, Где сирены – локоны по плечам – Стерегут флотилии до зари,
Где летают грозные птицы рух, В гулкий рог протяжно трубит тритон, Капитан ждёт ветра – к сомненьям глух Мой Синдбад, Садко, Одиссей, Ясон.
Где в заливе дремлет гигантский спрут, Пьют мескаль Нептун и Майауэль, Я уже по карте черчу маршрут, Каждый штрих на шаг приближает цель.
Я вернусь, пусть даже с морского дна, Как Жакотта – рыжая Делайе, Будет шхуна твёрдой руке верна – Мой дракон в серебряной чешуе.
Я приду негаданной злой грозой Средь небес безоблачных на заре, Этот мир желаннее всех призов, Атлантид, Лемурий, Гиперборей.
Я вернусь, меня приведёт компа́с, Я вернусь – измучена, но жива, Я вернусь… Но только не в этот раз, На моей планете сейчас январь.
Лепестками сакуры льётся снег, Ткёт орнамент по черепице крыш, Мой «Голландец» спит подо льдом на дне, Алый парус выцвел, стал грязно-рыж.
Шелест пальм, скрип палубы, треск костров Ходит эхом призрачным в голове, Но течёт свет месяца серебром, И ямайским ромом горчит глинтвейн.
Но над крышей облаком реет флаг, И под плеск волны, что стучится в грудь, Треск огней бенгальских – скрещённых шпаг - Я увижу море – когда-нибудь. _______ Примечания: Маяуэль – ацтекская богиня плодородия, почитается как создательница алкогольного напитка пульке, на основе которого испанцы впоследствии изобрели мескаль. Жакотта Делайе – гаитянская пиратка семнадцатого века, прославилась, в частности, тем, что инсценировала собственную смерть, скрываясь от преследования правительственных войск, а позже, когда всё улеглось, «воскресла» и вернулась к прежней деятельности. За это она получила прозвище «Рыжеволосая, вернувшаяся с того света».
Искристый снег струится строго ввысь, Тьма растеклась по небу кляксой липкой, Я разобьюсь – ты только прикоснись, Взмахни смычком – я заиграю скрипкой.
Я отзовусь морозной дрожью струн, Сращу порезы, трещины и раны, Прочту мотив из вязи хрупких рун И зазвучу сплетеньем труб органа.
Пусть на просвет тонки мои крыла, Пусть лёд в груди железной не расплавишь – Я раскалюсь и мир сожгу дотла, Притронься лишь к фарфору белых клавиш.
Твоей тоске я верный друг и страж, Стеклянный ангел в чешуе дракона, Разбей же мой готический витраж, Позволь мне петь осколков тонким звоном.
Позволь играть и арфой, и трубой, Быть, менестрель, твоим клинком и жалом, Нырять в метель без страха за тобой, Смеяться бурей, искры сечь металлом.
Я буду славить битвы и пиры, Я лягу флейтой в ласковую руку. Я – инструмент, что создан для игры, Так пропусти по мне потоки звуков.
MariLafitt. Стихи и песни (с)
Nemnogo Nervno | Немного Нервно - Cradle Song (Official Video)
