Лорд Осенней охоты прекрасен в перламутрово-черных шелках, на всех фэйри - причудливы маски, отраженья дрожат в зеркалах - где открыты пути из межмирья ко всем звездам и вздохам времён... Где в серебряных песнях эфира будет тайной мир снова рожден.
Медно-алыми прядями ветер вновь играет под звуки рогов, слышен крыльев пугающий трепет, и алмазов в кудрях перезвон. Кони белые - сердце туманов, серебристые странные сны, - мчатся небом к колдующей Пряхе, зажигающей звезды-огни. Запоют Ее веретёна, осью мира вращаясь во тьме. В колыбели - священный ребенок, светом станет по этой весне. А пока спит младенец в купели тех шелков, что сплели мотыльки... Шелкопрядовы сказки бездонны, звезды млечно плывут в глубине!
Пряха нежно прядет свою пряжу, ткани золотом красит восток; тем, кому в бездну Самайна падать - нитью станет им радужный шелк. И под Древом, рождающим звезды вместо алых и сладких плодов, Лорд Осенней Охоты, возможно, протрубит третий раз в лунный рог...
На губах - вкус осеннего мёда, словно сладость и терпкость рябины... Сок холодный - сиропом из клёна меж листвы золоченой и дивной! Золотыми монетами падать этим листьям под звон колокольцев, и кружится в нитях янтарных - струнах арфы, натянутых солнцем!
Сладок вкус у орехов и ягод, что кладёт снова щедрой рукою Королева Осеннего царства в котёл сказок с вином цвета зноя. Лишь глоток будет сделан под сводом ярко-алых злачёных чертогов - расплескается кубок хрустальный вином радужным в леса соборе. Королева, вся в пурпуре листьев, разбросает по травам богатство - янтарь спелый лоснящихся яблок, что таят сладкий яд постоянства.
Авалоновых яблок напиток будет зреть на земле от Мабона - набираться волнующей Силы до Самайна, когда вдруг на волю из Холмов хлынет буйство Охоты... Рог Владыки споет небу трижды... Дань свою заберут снова Лорды, на мир хлынув дождями капризными. И опустятся птицами гордо, шелком крыл поднимая с трав рОсы - звонким голосом звездной свободы разрывая ткань мира на полосы!
Костры над Холмами - кровавыми маками, Все ведьмы танцуют в Самайновом сне. И лунные руны - вещими знаками На лицах их пляшут, как черти в огне.
Смотри, Аннабель, как прекрасен дар леса - В руках у тебя аконит и паслен... Под звуки волшебные фей древних песен Ты варишь к котле яд для тех, кто влюблен.
Струится сок млечный из ягод рябины, В кровь крася замшелые камни в лесу. Храм старых богов в час полночи карминной Всегда открывает души наготу.
Все руки - в крови нежно сорванных ягод, И травы в котле - сизым паром утрат. Ты веришь, вплетая в косы отраву, Что древний Король будет в плен любви взят.
Но вот протрубил рог полночной Охоты, Багряные листья - под ноги коням... Бежишь по тропе от белеющей своры В объятия Владыки, к холодным глазам...
Жужжанье пчел…звук чистых голосов… И шелест трав, цветов и шелка платьев. О странник, сколько лиг же ты прошел, Чтобы достичь земель обетованных!
Миры не раз раскрыли тебе Дверь, Но ты все шел, сменяя облик и одежды… И вот пришел за тридевять земель В родной свой Дом, где оставлял надежду…
Ты долго ждал и карты все чертил, Играл со временем, с богами и пространством. Искал ответ – где хвост кусает Змей, Где вход туда, где нужно постоянство…
Вот сброшен плащ запыленных дорог, Слетела изможденность – старца маска… Ты снова юный сказочный Король, И жизнь теперь – бессмертных сидов сказка.
На золоте волос – венок цветов, Корона и немного алых ягод. Твой конь прекрасней белых жемчугов, А платье – серебро и пурпур маков!
Теперь окончен Путь, ты – снова Ты… В тебе огонь бессмертного народа. И слышен звон хрустальных бубенцов В лесах, где начинается Охота!..
Я пройду на рассвете дорогой шаманских тайн, Я достану ключи, против солнца их проверну... И откроется черный, как Кэльпи спина, Самайн, И откроются двери в особенную страну.
Соберу всю тоску, и по ветру ее пустив, Стану лесу петь песню осеннего волшебства! И слетит позолота с рыдающих вечно ив, Завихрится, танцуя, оранжевая листва, И сплетутся ветвями десятки древесных пар, Ляжет изморозь тихо, дороги посеребря, Будет гладить мне щеки иней, и сизый пар Изо рта заклубится дыханием ноября.
Знает каждый шаман: без зимы не наступит май! Я достану ключи, проверну против солнца их, И откроется черный, как Кэльпи спина, Самайн.
Как любил я ее, свою нежную, светлую Этну - Дикой розой цвела она в замке, что спрятался в чаще лесной, Свое сердце бродяге даря, - одинокому южному ветру, - Каледонка с фиалковым взглядом и черной косой. Как смеялась она! Колокольчики словно звенели... А как пела! Казалось, ручей где-то рядом журчит. Но в своем восемнадцатом нежно-прекрасном апреле Моя Этна сказала, что время пришло уходить… Уходить ей в холмы, позабыв все тропинки к деревне, Уходить за туманы, в беззвездную горькую ночь. Я ей нож дал железный – от зла защитит ведь он, верно? Но она улыбнулась, подарок мой выбросив прочь. И когда она шла легкой тенью, тревожным виденьем По дороге лесной, белым платьем цепляя кусты, Мне хотелось завыть одиноким израненным зверем - Оттого, что не видеть мне больше ее красоты. Оглянулась она, в свою косу ромашки вплетая, А глаза цвет сменили – бедовая зелень горит... И я понял тогда, что уходит прочь фея лесная – И что взгляд ее больше меня никогда не узрит. Увели мою Этну прекрасные сидхе весною, Оттанцуют забытые тени у майских костров, А я осени жду, поздней осени – той, что Самайном завоет, И тогда я за Этной уйду по тропе грешных снов. …Черный плащ мой укроет меня от невзгод и печали, Верный конь тряхнет гривой и вдаль унесет мою тень, В отраженье реки ярко-алые флаги дрожали, И тотчас мир подземный закрыл от меня белый день. За волшебными водами, скрывшими след моей Этны, Там, где сидхе кружат над курганами стаей ворон, Я нашел на зеленой траве белоснежные ленты И услышал из зёва пещеры прерывистый стон. Быстро спешившись, я захлебнулся отчаянным мраком, И сомкнулась пещера удушливым темным мешком. Дикий смех, визг волынки, и песни – дрожал я от страха, Но все так же, ведомый любовью, вперед непреклонно я шел. И награда ждала меня там, на лугах дикотравных, Едва вышел из мрака пещеры на белый я свет… Моя Этна стояла на поле, во взгляде – фиалки, Ни следа колдовства на лице ее трепетном нет. Мы ушли, взявшись за руки, прочь из волшебного леса, Песни сидхе вели нас в цветущий и юный Бельтайн, - Верный рыцарь и Этна, его молодая принцесса… В старых сказках остался холодный и жуткий Самайн.
Когда приближается год к зиме и осень берёт права, Круг завершает свой Колесо и сердце стучит "Пора!". Когда отпразднован был Ламмас, прошёл чередой Мабон, Душа замирает. Пришёл Самайн и гулко стучится в дом.
Когда чарует ночная мгла и шорох ковра листвы, Закончен сбор урожая и трав, большие горят костры. Когда накрывает безмолвья тишь поля и леса вокруг, Выходят люди, творя обряд, за руки смыкая круг.
Когда печётся домашний хлеб, готовы орехи, мёд, Для старой Богини налью вино, рубином оно сверкнёт. Когда открывается грань миров и предки приходят в дом, Я ставлю на скатерть ещё прибор и духов жду за столом.
Когда осыпан зерном алтарь, к Самайну украшен дом, Я с душами проговорю всю ночь, забуду совсем про сон. Когда в последний день октября из тыквы в руках фонарь, Я отдаю всё долги за год, прощаю и мне не жаль.
Ледяные костры и свинцовая пуля Луны... В эту ночь, средоточие всех не случившихся тайн, Мы уже не мертвы, но еще не совсем рождены - Сквозь сознание красной строкою струится Самайн.
Мы проходим сквозь тени - и тени проходят сквозь нас. Мы подносим к губам обжигающий горло настой. Этой ночью живой вместе с мертвым пускается в пляс, Нахлебавшись Самайном, как стылой осенней водой.
За распахнутой дверью - Ночь Памяти палит костры, Отражения пляшут в распахнутых настежь глазах. Эта ночь в мертвый узел связала иные миры, Растворилась Самайном в разбавленных ветром слезах.
