Любовь до серых облаков
Он говорил, что любит многих женщин
И что не может ей принадлежать,
Что он свободен, слишком переменчив,
Не стоит ждать его и ревновать.
Она смотрела вдаль, не отвечала,
Лишь сигаретный дым клубил в окно,
И улыбалась, словно вспоминала,
Что где-то это видела в кино.
А он сказал: "Ты нравишься мне, детка!
Давай побудем вместе пару дней.
Ты, правда, не блондинка, а брюнетка,
И я люблю - немного похудей..."
Вздохнула, затушила сигарету,
К нему прижалась, нежно обняла,
В глаза взглянула, привыкая к цвету,
Добавив поцелуями тепла.
Он понял, что она не возражает:
"Наверно, много знала ты мужчин? -
Добавил, - Как твой запах возбуждает!
И гибкая ты, словно пластилин".
И, уходя, сказал: "Всё было мило!
Пусть это будет только тэт - а - тэт!"
Предупредил, чтоб только не звонила:
"Я сам перезвоню тебе! Привет!"
Она кивнула и рукой смахнула
Пылинки незаметные с плеча,
Опять ему в глаза на миг взглянула,
И дверь закрыла с помощью ключа.
Он говорил, что любит многих женщин (отрывок)
Источник: "Стихи от Марины Бойковой"
3 3. Жить, чтобы жить (Фрагмент )
Крылья, которые до сих пор волочились за ней по пыли, были не нужны.
Она подошла к краю тротуара, огляделась по сторонам и нырнула в кусты.
Там она присела, сунула руку за плечо, поймала ладонью основание крыла и изо всех сил дёрнула. Ничего не произошло – крыло держалось слишком прочно.
Марина дёрнула второе, и тоже безрезультатно.
Тогда она наморщила лоб и задумалась.
– А, ну да, – пробормотала она и открыла сумочку. Первым, что попалось ей под руку, был небольшой напильник.
Пилить крылья было не больно, но всё же неприятно; особенно раздражал скребущий звук, от которого в лопатках возникало подобие зубной боли.
Наконец крылья упали в траву, и от них остались только выступы возле лопаток и две дыры в кофточке.
Марина сунула напильник в сумку, и в её душу вернулся радостный покой.
Она вынырнула из кустов на залитую светом набережную.
Мир вокруг был прекрасен.
Но в чём именно заключалась эта красота, сказать было трудно: в предметах, из которых состоял мир, – в деревьях, скамейках, облаках, прохожих, – ничего особенного вроде бы не было, но всё вместе складывалось в ясное обещание счастья, в честное слово, которое давала жизнь непонятно по какому поводу.
У Марины внутри прозвучал вопрос, выраженный не словами, а как-то по-другому, но означавший несомненно:
«Чего ты хочешь, Марина?»
И Марина, подумав, ответила что-то хитрое, тоже не выразимое словами, – но вложила в этот ответ всю упрямую надежду молодого организма.
– Вот такие песни, – прошептала она, глубоко вдохнула пахнущий морем воздух и пошла по набережной навстречу сияющему дню.
Вокруг прохаживалось довольно много муравьиных самок; они ревниво поглядывали друг на друга и на Марину, на что она отвечала такими же взглядами; впрочем, смысла в этом не было, потому что различий между ними не существовало абсолютно никаких.
Не успела Марина подумать, что надо бы чём - нибудь себя занять, как увидела прибитую к деревянному столбу стрелку с надписью:
__________________________________________________
КООПЕРАТИВ «А / О ЛЮЭС»
Видео бар с непрерывным показом
французских художественных фильмов
__________________________________________________
Стрелка указывала на тропинку, ведущую к большому серому зданию за деревьями.
Видео бар оказался затхлым подвалом с кое - как подмалёванными стенами, пустыми сигаретными пачками над стойкой и мерцающим в углу экраном.
Сразу за дверью Марину остановил выпуклый мужик в спортивном костюме и потребовал два шестьдесят за вход.
Марина полезла в сумку и нашла там маленький кошелёк из чёрного дерматина; в кошельке оказались два мятых рубля и три двадцатикопеечные монеты.
Она пересыпала их в мускулистую ладонь, которая сжала деньги тремя пальцами, а четвёртым указала на свободное место за столиком.
Вокруг большей частью были недавно приземлившиеся девушки в дырявых на спине блузках.
Телевизор, в который они завороженно глядели, очень напоминал небольшой аквариум, по единственной прозрачной стене которого время от времени пробегала радужная рябь.
Марина устроилась поудобней и тоже стала глядеть в аквариум.
Внутри плавал мордастый мужчина средних лет в накинутой на плечи дублёнке.
Подплыв к стеклу, он влажно поглядел на Марину, а потом сел в машину красного цвета и поехал домой.
Жил он в большой квартире, с женой, и похожей на Жанну д’Арк юной служанкой, которая по сюжету вроде не была его любовницей, но немедленно заставила Марину задуматься – трахнул он её во время съёмок или нет.
Мужчина любил очень многих женщин, и часто, когда он стоял у залитого дождём окна, они обнимали его за плечи и задумчиво припадали щекой к надёжной спине.
Тут в фильме было явное противоречие – Марина ясно видела, что спина у мужчины очень надёжная (она даже сама мысленно припала к ней щекой), но, с другой стороны, он только и делал, что туманным утром бросал заплаканных женщин в гостиничных номерах, и на надёжности его спины это не сказывалось никак.
Чтобы его напряжённая половая жизнь обрела необходимую романтическую полноту, вокруг иногда возникали то африканские джунгли, где он, чуть пригибаясь под пулями и снарядами, брал интервью у командира наёмников, то Вьетнам, где он в кокетливо сдвинутой каске, с журналистским микрофоном в руке, под дивную французскую песню – тут Марине на глаза навернулись прозрачные слёзы – брёл среди призывно раскинувшихся трупов молоденьких американцев, которым мордастый мужчина, несмотря на возраст, совсем не уступал в отваге и мужской силе.
Словом, фильм был очень тонкий и многоплановый, но Марину интересовало только развитие сюжета, и она с облегчением вздохнула, когда герой снова оказался в старом добром Париже, в гостиничном номере, за окном которого было туманное утро, и к его широкой и надёжной спине припала окончательная щека.
Под конец Марина так ушла в свои мечты, что толком не заметила, как погас волшебный аквариум и она оказалась на улице; в себя она пришла от ударившего в глаза солнца, поспешила в тень и пошла по кипарисовой аллее, примеряя к своей жизни самые понравившиеся кусочки фильма.
Вот она лежит в кровати, на ней жёлтый шёлковый халат, а на тумбочке рядом стоит корзина цветов. Звонит телефон, Марина снимает трубку и слышит голос мордастого мужчины:
– Это я. Мы расстались пять минут назад, но вы позволили звонить вам в любое время.
– Я уже сплю, – грудным голосом отвечает Марина.
– В это время в Париже сотни развлечений, – говорит мужчина.
– Хорошо, – отвечает Марина, – но пусть это будет что-то оригинальное.
Или так: Марина (в узких тёмных очках) запирает автомобиль, и остановившийся рядом мордастый мужчина делает тонкое замечание об архитектуре. Марина поднимает глаза и смотрит на него с холодным интересом:
– Мы знакомы?
– Нет, – отвечает мужчина, – но могли бы быть знакомы, если бы жили в одном номере…
Вдруг Марина позабыла про фильм и остановилась.
«Куда это я иду?» – растерянно подумала она и поглядела по сторонам.
Впереди была одинокая белая пятиэтажка с обвитыми плющом балконами, перед пятиэтажкой – иссечённый шинами пыльный пустырь, на краю которого пованивала декоративная белая мазанка придорожного сортира.
Ещё была видна пустая автобусная остановка и несколько глухих каменных заборов.
Марина совершенно чётко ощутила, что вперед ей идти не надо, оглянулась и поняла, что возвращаться назад тоже незачем.
«Надо что-то сделать», – подумала она.
Что-то очень похожее на ампутацию крыльев, но другое – вроде бы она только что это помнила и даже шла по аллее с туманным пониманием того, куда и для чего она направляется, но сейчас всё вылетело из головы.
Марина ощутила то же томление, что и на набережной.
– Если бы мы жили в одном номере, – пробормотала она, – в одном но… О господи.
Она хлопнула себя по лбу. Надо было начинать рыть нору.
из романа Виктора Пелевина - «Жизнь насекомых»
