И вроде, пока живём...  (©)

Пустая скамейка в дорожке огней.
Пустая скамейка несколько дней.
Пара влюблённых - не повстречал,
снег в одиночку топтал.

А снегопад то слабей, то сильней
гасит все контуры полутеней.
Вечер сегодня без радостных встреч.
Вечер, который не нужно беречь.

Парк опустевший, парк без людей.
И потому холод  стал холодней.
Где-то те двое не вместе сейчас,
и я болею любовью за вас.

Парень с букетом стоит перед ней.
Нет никого на дорожке огней.
Я удалился и ветром затих,
                как мой стих.

                                                            Пустая скамейка
                                                     Автор: Андрей Ведищев

Мария угощала соседку пирогами на кухне, когда в избу вошёл муж Иван.

- Здравствуй, Ваня, - тут же заулыбалась соседка. - А я тут у вас чаёвничаю.
- Здравствуй Настасья, - кивнул Иван ей, и с печалью посмотрел на жену. - Ну, что Мария, пришла пора нам проститься.
- Проститься? - насторожилась Мария.
- Да, проститься. Ухожу я, всё - таки...
- Куда? - дрогнул голос у жены.
- Туда, - показал рукой Иван в сторону окна.
- Ах, туда... - Мария обречённо кивнула - Значит, решился...
- Решился, - кивнул муж, и присел на свободный табурет. - Давай, посидим, что ли, на дорожку, да пойду я...

Соседка, открыв рот, молча наблюдала за этим странным диалогом, затем не выдержала, и осторожно спросила:

- Эй, Мария, а что здесь происходит?
- Уходит он, - глухим голосом сказала Мария.
- Куда?
- Куда-то туда.
- И надолго?
- Навсегда.
- Как навсегда? - Соседка с изумлением уставилась на Ивана. - Вы чего это, соседи? Из ума выжили? Пятьдесят лет вместе прожили, и расходитесь?
- Не расходимся мы, - буркнул Иван.
- Ах, не расходитесь...
- Да. Просто ухожу я. Без развода.
- Это как?
- А зачем нам развод? - пожала плечами Мария. - Мне лично развод не нужен. Я замуж снова не собираюсь.

- Вот, - кивнул Иван. - И мне другая жена не нужна. Просто уйду я, и всё.
- Да зачем же, Господи?
- Надо.
- И зачем надо?
- А душа моя потому что просит.
- Чего она у тебя просит?
- Свободы.
- И что? - почти простонала в недоумении соседка.
- Ну и вот, - пожал плечами Иван. - Отправляюсь я, наконец-то, в поисках свободы.
- Какой ещё свободы?! - почти закричала соседка. - Ты, Иван, точно сдурел! Сходи к врачу, проверься, пока не поздно!

- Да нет, не сдурел он, - замотала головой Мария. - Не ругай его зря.
- Как это не сдурел? - закричала соседка и на Марию. - И ты его ещё защищаешь? Он свободы хочет, а ты на его сторону встаёшь? Как так можно?
- А тебе, Настасья, разве свободы никогда не хотелось? - спросил вдруг Иван.
- А чего её хотеть, если я и так свободна! Я же вдова давно.
- А когда твой Николай жив был? Не хотела свободы?
- Ну, хотела иногда. И что? Я же от мужа не уходила. И даже не собиралась уходить.
- Потому что детей у тебя было семеро по лавке, вот и не собиралась, - недовольно произнёс Иван и встал с табурета. - А у нас с Марией дети выросли, теперь можно немного свободным побыть. - Всё, посидели перед дорожкой, можно идти. Прощай, Мария. - Он картинно отвесил жене глубокий поклон до земли.

Мария тоже поднялась со стула, и тоже поклонилась Ивану.

- Прощай Ваня. Если что, не поминай лихом.
- Ладно. Всё. Счастливо всем оставаться.
- Эй... - Соседка напряглась, словно готовясь к броску. - Мария, и ты тоже сдурела, что ли? Он ведь и правда сейчас уйдёт.
- Уйдёт, - согласилась Мария.
- А чего ты тогда сидишь? Хватай его. А ещё лучше, ухват хватай, да огрей как следует мужа. Чтобы он, наконец, в себя пришёл.

Но Иван уже неспешно открыл дверь и скрылся в сенях.

- Ушёл... - простонала соседка... - Мария, чего-то я не пойму. Чего у вас такое здесь произошло?
- Ничего не произошло...
- Как ничего? Ты почему сидишь такая спокойная?
- А чего беспокоиться?
- Так от тебя же муж ушёл.
- Ушёл. Но недалеко.
- Как не далеко?
- Так. До скамейки он ушёл. Посидит до ночи, и обратно вернётся.
- Да ты что? - Соседка метнулась к окну, потом вернулась обратно. - И правда, на скамейке сидит. Это чего такое значит?

- Этот ролевые игры, Настасья, - улыбнулась вдруг Мария.
- Какие ещё ролевые игры?
- А такие. Хочется человек свободы, так зачем ему мешать. Пусть поиграет немного в свободного человека.
- А если он и правда уйдёт?
- Уйдёт? А куда ему идти, Настасья?
- К какой - нибудь другой юбке.

- Нет, Настасья. Он посидит - посидит и вернётся. И будет у нас с ним сцена встречи после долгого расставания. Уж очень это приятная сцена, я тебе скажу.
- Чего? - соседка с недоумением уставилась на хозяйку. - Ну, Мария... Гляди, гоиграетесь вы когда - нибудь в такие игры....
- Ничего - ничего... - Улыбнулась Мария. - Мы в эти игры уже не первый раз играем. И вроде, пока живём...
- Малахольные вы, я, вам так скажу... - сокрушенно закачала головой соседка, и встала со стула. - Никогда бы про вас такое не подумала... Пойду и я... От греха подальше...

- Погоди, - опомнилась Мария. - Я тебе сейчас с собой пирога отрежу. И ещё один кусочек - для Вани.
- Чего? Для какого ещё Вани?
- Для моего. Пойдёшь мимо скамейки, сунешь ему в руку. Он ведь там до ночи будет сидеть, свободой дышать. А с пирогом в руках свободой наслаждаться слаще.
- Да? - И соседка, неожиданно для себя, вдруг расхохоталась.

                                                                                                                                                                                    Ролевые игры
                                                                                                                                                                    Источник: Рассказы Анисимова

Бегом ... от этого кошмара

Он – обаятельный мерзавец,
Разбивший миллион сердец.
Он – фаворит у всех красавиц.
Он – восхитительный подлец.

Без чести, без любви, без правил,
С лавиной шарма через край,
Он, словно ветер, своенравен.
С таким о счастье – не мечтай.

С таким пылает кайфом полночь,
Дрожат в экстазе небеса.
Он – притягательная сволочь.
Горят огнём его глаза.

Он – грешный демон - искуситель,
С ним невозможно слово нет.
Он – доминант и обольститель,
В его харизме – весь секрет.

С ним отношения – как танец:
Влеченье – страсти – всё, конец.
Он – восхитительный мерзавец
И обаятельный подлец...

                                                                Обаятельный мерзавец
                                                                  Автор: Натали Данс

— Ты сыграешь роль моей девушки, — он напирает, намеренно пугает меня.
— Не приближайся ко мне! Этого не будет! — горло саднит, я кричу так, что голос срывается.

— Мы оба останемся в плюсе.

— Оставь меня в покое, — шепчу одними губами. Обнимаю себя руками, чтобы закрыться от нахального взгляда.
— Включи мозги, — он не слушает меня. Подходит так близко, что я чувствую его горячее дыхание на губах. — Я тебе нужен, признай уже это.

— Ты. Мне. Не нужен!..
— Опять потерялась, Потеряшка?

Рубашка расстёгнута на пару верхних пуговиц, галстук ослаблен.

Мой ночной кошмар сверлит меня взглядом и насмешливо выгибает бровь, переводя его на собранный в спешке чемодан.

Я прячу глаза.

Мне хочется провалиться на месте здесь и сейчас. Кажется, я и на ад согласна…

— Ты меня боишься, что ли? — Ян делает пару шагов ко мне, но останавливается, когда я дёргаюсь назад и врезаюсь спиной в стойку ресепшена.

Локтём сношу ручку на подставке и ночной звонок.

— Я вроде не давал повода. Или ты из-за своего побега? Выдохни, крошка, я женщин не бью.

Его самоуверенная ухмылка немного успокаивает. Точнее, она меня выбешивает, но я хотя бы перестаю трястись, как в первую минуту.

— Серьёзно, малышка, после того, что было между нами…
— Ничего не было, — вкладываю всю свою серьёзность в голос. — Я тебя не знаю.

                                                                                                                                                                                       Ты мне не нужен
                                                                                                                                                                                      Автор: Софи Росс

Любовь до серых облаков

Он говорил, что любит многих женщин
И что не может ей принадлежать,
Что он свободен, слишком переменчив,
Не стоит ждать его и ревновать.

Она смотрела вдаль, не отвечала,
Лишь сигаретный дым клубил в окно,
И улыбалась, словно вспоминала,
Что где-то это видела в кино.

А он сказал: "Ты нравишься мне, детка!
Давай побудем вместе пару дней.
Ты, правда, не блондинка, а брюнетка,
И я люблю - немного похудей..."

Вздохнула, затушила сигарету,
К нему прижалась, нежно обняла,
В глаза взглянула, привыкая к цвету,
Добавив поцелуями тепла.

Он понял, что она не возражает:
"Наверно, много знала ты мужчин? -
Добавил, - Как твой запах возбуждает!
И гибкая ты, словно пластилин".

И, уходя, сказал: "Всё было мило!
Пусть это будет только тэт - а - тэт!"
Предупредил, чтоб только не звонила:
"Я сам перезвоню тебе! Привет!"

Она кивнула и рукой смахнула
Пылинки незаметные с плеча,
Опять ему в глаза на миг взглянула,
И дверь закрыла с помощью ключа.

                                                               Он говорил, что любит многих женщин (отрывок)
                                                                    Источник: "Стихи от Марины Бойковой"

3 3. Жить, чтобы жить (Фрагмент )

Крылья, которые до сих пор волочились за ней по пыли, были не нужны.

Она подошла к краю тротуара, огляделась по сторонам и нырнула в кусты.

Там она присела, сунула руку за плечо, поймала ладонью основание крыла и изо всех сил дёрнула. Ничего не произошло – крыло держалось слишком прочно.

Марина дёрнула второе, и тоже безрезультатно.

Тогда она наморщила лоб и задумалась.

– А, ну да, – пробормотала она и открыла сумочку. Первым, что попалось ей под руку, был небольшой напильник.

Пилить крылья было не больно, но всё же неприятно; особенно раздражал скребущий звук, от которого в лопатках возникало подобие зубной боли.

Наконец крылья упали в траву, и от них остались только выступы возле лопаток и две дыры в кофточке.

Марина сунула напильник в сумку, и в её душу вернулся радостный покой.

Она вынырнула из кустов на залитую светом набережную.

Мир вокруг был прекрасен.

Но в чём именно заключалась эта красота, сказать было трудно: в предметах, из которых состоял мир, – в деревьях, скамейках, облаках, прохожих, – ничего особенного вроде бы не было, но всё вместе складывалось в ясное обещание счастья, в честное слово, которое давала жизнь непонятно по какому поводу.

У Марины внутри прозвучал вопрос, выраженный не словами, а как-то по-другому, но означавший несомненно:

«Чего ты хочешь, Марина?»

И Марина, подумав, ответила что-то хитрое, тоже не выразимое словами, – но вложила в этот ответ всю упрямую надежду молодого организма.

– Вот такие песни, – прошептала она, глубоко вдохнула пахнущий морем воздух и пошла по набережной навстречу сияющему дню.

Вокруг прохаживалось довольно много муравьиных самок; они ревниво поглядывали друг на друга и на Марину, на что она отвечала такими же взглядами; впрочем, смысла в этом не было, потому что различий между ними не существовало абсолютно никаких.

Не успела Марина подумать, что надо бы чём - нибудь себя занять, как увидела прибитую к деревянному столбу стрелку с надписью:
__________________________________________________

КООПЕРАТИВ «А / О ЛЮЭС»

Видео бар с непрерывным показом
французских художественных фильмов
__________________________________________________

Стрелка указывала на тропинку, ведущую к большому серому зданию за деревьями.

Видео бар оказался затхлым подвалом с кое - как подмалёванными стенами, пустыми сигаретными пачками над стойкой и мерцающим в углу экраном.

Сразу за дверью Марину остановил выпуклый мужик в спортивном костюме и потребовал два шестьдесят за вход.

Марина полезла в сумку и нашла там маленький кошелёк из чёрного дерматина; в кошельке оказались два мятых рубля и три двадцатикопеечные монеты.

Она пересыпала их в мускулистую ладонь, которая сжала деньги тремя пальцами, а четвёртым указала на свободное место за столиком.

Вокруг большей частью были недавно приземлившиеся девушки в дырявых на спине блузках.

Телевизор, в который они завороженно глядели, очень напоминал небольшой аквариум, по единственной прозрачной стене которого время от времени пробегала радужная рябь.

Марина устроилась поудобней и тоже стала глядеть в аквариум.

Внутри плавал мордастый мужчина средних лет в накинутой на плечи дублёнке.

Подплыв к стеклу, он влажно поглядел на Марину, а потом сел в машину красного цвета и поехал домой.

Жил он в большой квартире, с женой, и похожей на Жанну д’Арк юной служанкой, которая по сюжету вроде не была его любовницей, но немедленно заставила Марину задуматься – трахнул он её во время съёмок или нет.

Мужчина любил очень многих женщин, и часто, когда он стоял у залитого дождём окна, они обнимали его за плечи и задумчиво припадали щекой к надёжной спине.

Тут в фильме было явное противоречие – Марина ясно видела, что спина у мужчины очень надёжная (она даже сама мысленно припала к ней щекой), но, с другой стороны, он только и делал, что туманным утром бросал заплаканных женщин в гостиничных номерах, и на надёжности его спины это не сказывалось никак.

Чтобы его напряжённая половая жизнь обрела необходимую романтическую полноту, вокруг иногда возникали то африканские джунгли, где он, чуть пригибаясь под пулями и снарядами, брал интервью у командира наёмников, то Вьетнам, где он в кокетливо сдвинутой каске, с журналистским микрофоном в руке, под дивную французскую песню – тут Марине на глаза навернулись прозрачные слёзы – брёл среди призывно раскинувшихся трупов молоденьких американцев, которым мордастый мужчина, несмотря на возраст, совсем не уступал в отваге и мужской силе.

Словом, фильм был очень тонкий и многоплановый, но Марину интересовало только развитие сюжета, и она с облегчением вздохнула, когда герой снова оказался в старом добром Париже, в гостиничном номере, за окном которого было туманное утро, и к его широкой и надёжной спине припала окончательная щека.

Под конец Марина так ушла в свои мечты, что толком не заметила, как погас волшебный аквариум и она оказалась на улице; в себя она пришла от ударившего в глаза солнца, поспешила в тень и пошла по кипарисовой аллее, примеряя к своей жизни самые понравившиеся кусочки фильма.

Вот она лежит в кровати, на ней жёлтый шёлковый халат, а на тумбочке рядом стоит корзина цветов. Звонит телефон, Марина снимает трубку и слышит голос мордастого мужчины:

– Это я. Мы расстались пять минут назад, но вы позволили звонить вам в любое время.
– Я уже сплю, – грудным голосом отвечает Марина.
– В это время в Париже сотни развлечений, – говорит мужчина.
– Хорошо, – отвечает Марина, – но пусть это будет что-то оригинальное.

Или так: Марина (в узких тёмных очках) запирает автомобиль, и остановившийся рядом мордастый мужчина делает тонкое замечание об архитектуре. Марина поднимает глаза и смотрит на него с холодным интересом:

– Мы знакомы?
– Нет, – отвечает мужчина, – но могли бы быть знакомы, если бы жили в одном номере…

Вдруг Марина позабыла про фильм и остановилась.

«Куда это я иду?» – растерянно подумала она и поглядела по сторонам.

Впереди была одинокая белая пятиэтажка с обвитыми плющом балконами, перед пятиэтажкой – иссечённый шинами пыльный пустырь, на краю которого пованивала декоративная белая мазанка придорожного сортира.

Ещё была видна пустая автобусная остановка и несколько глухих каменных заборов.

Марина совершенно чётко ощутила, что вперед ей идти не надо, оглянулась и поняла, что возвращаться назад тоже незачем.

«Надо что-то сделать», – подумала она.

Что-то очень похожее на ампутацию крыльев, но другое – вроде бы она только что это помнила и даже шла по аллее с туманным пониманием того, куда и для чего она направляется, но сейчас всё вылетело из головы.

Марина ощутила то же томление, что и на набережной.

– Если бы мы жили в одном номере, – пробормотала она, – в одном но… О господи.

Она хлопнула себя по лбу. Надо было начинать рыть нору.

                                                                                                                                         из романа Виктора Пелевина - «Жизнь насекомых»

Жизнь строит на нас долгосрочные планы

Мы строим планы, как наброски
картины жизни, наперёд.
В них - ствол и дерева отростки,
а на листах - янтарный  мёд.

Со счастьем призрачным не густо -
мгновений дюжина за год.
Бывало радостно и пусто,
и всуе - тысяча забот.

Был образ милый, жаль, что в книгах.
Разлуки были не с руки...
И уходили разом тихо
в реку желаний ручейки.

Печали, горечи, обиды
слеза к прощеньям  унесла.
Душе  остались счастья виды.
Ещё на память - два весла.

Уже и тризна на подходе.
Сама. Одна. И нет тех рук.
А думы снова в хороводе
прекрасных чувств и  прежних мук.

                                                        Мы строим планы. как наброски картины жизни
                                                                                   Автор: Вера Коваленко

1943 год, март (Фрагмент)

Случается, и довольно часто, люди, занятые своими обычными, будничными делами, не имеют представления о том, что где-то далеко от них происходят события, которые рано или поздно так или иначе повлияют на их судьбу, изменят их жизнь подчас круто.

В начале марта 1943 года в Москве, в одном из кабинетов дома два на площади Дзержинского, комиссар государственной безопасности третьего ранга вызвал секретаря, отдал ему листок из блокнота:

— Прошу как можно быстрее навести справку, где сейчас живёт и что делает этот товарищ.

На листке ровным прямым почерком комиссара было написано: «Мартынов Андрей Михайлович, 1898 года, член партии с 1918 года, уроженец гор. Шуи».

Комиссара государственной безопасности третьего ранга звали Алексей Михайлович Мальгин.

Директор алексинской средней школы Андрей Михайлович Мартынов в начале марта 1943 года был занят крайне важным делом — добывал торф для отопления школы.

По его подсчёту, запаса топлива при строжайшей экономии могло хватить, самое большее, на десять дней.

На ближайшем торфяном предприятии «Мартово — Объединение» сухого, пригодного для топки торфа не было — весь вывезли к электростанции ещё осенью.

Электростанция, считавшаяся до войны предприятием местного значения, в военное время выручала промышленность двух областей.

Сухой торф можно было ещё получить на небольшом полукустарном торфяном предприятии «Чёрный мох», но оно находилось от Алексина в двадцати семи километрах, а школа никаким транспортом не располагала.

Председатель колхоза Евдокия Королева, которую вся округа называла Королихой, хотела помочь школе, но у неё самой на всё про всё было семь лошадей, да и те стояли без корма.

Обещали помощь в МТС, но Мартынов не верил, что из этого что - нибудь выйдет — в МТС дела шли плохо.

Ждать чуда Мартынов не мог, в конце марта рухнет дорога, и тогда всё — до тепла закрывай школу. И Андрей Михайлович собрался в районный отдел народного образования.

Мартынов проснулся рано. До районного центра от Алексина на дорогу уходило часа полтора, а Андрею Михайловичу хотелось прийти к началу рабочего дня — дел хватало и помимо торфа.

За последнее время первой мыслью у Мартынова была мысль о сыне...

Весной сорокового года Феликс окончил педагогический институт.

При распределении его послали не в школу, а в редакцию областной газеты — об этом, позаботился редактор, так как Феликс ещё студентом много писал, его охотно печатали.

Подпись под очерками « ~ Ф. Мартынов» часто мелькала на страницах.

Последнее письмо от сына пришло в октябре сорок первого года: он сообщил, что добровольно вступил в народное ополчение. Штамп на конверте стоял московский — Феликс опустил письмо уже по пути на фронт.

И с тех пор ни одной строчки. Полтора года томительной, тяжкой неизвестности.

Андрей Михайлович считал сына погибшим.

Он никогда не говорил это жене и младшим детям — шестнадцатилетней Маше и тринадцатилетнему Мише.

Надежда Ивановна тоже была уверена, что Феликса нет в живых, и всё же часто справлялась в сельсовете, нет ли письма, хотя отлично понимала, что, если бы какое - нибудь известие пришло, передали бы немедленно.

В январе сорок второго года к Мартыновым приехала неожиданная гостья — сотрудница областной газеты Марина Часова, привезла чемодан Феликса.

Она рассказала, что давно, ещё со студенческой поры, дружила с Феликсом.

До войны Марина также работала в комсомольской газете, и они часто вместе ездили в командировки. «Он вам разве не рассказывал?»

Марина закончила разговор неожиданным признанием, что выходит замуж и ей теперь неудобно хранить у себя вещи Феликса. «Вы уж, пожалуйста, извините...»

Вечером Марина уехала. Надежда Ивановна проплакала всю ночь.

В чемодане оказался костюм Феликса, рубашки, две записные книжки, папка с газетными вырезками и будильник, купленный Надеждой Ивановной, когда сын уезжал в институт.

Вот и всё, что осталось от первенца.

Андрей Михайлович перечитал всё, что успел опубликовать сын. Судя по началу, из него вышел бы неплохой журналист. Из записных книжек отец понял — Феликс мечтал стать писателем.

— Когда? — спросила Надежда Ивановна, наливая мужу чай.
— Часам к семи, — ответил Андрей Михайлович, поняв, что жена спрашивает, когда он возвратится из района..
— Я поздно, — сказала Надежда Ивановна. — Опять просидим.

Мартынов знал: сегодня у жены заседание правления колхоза, где она работала бухгалтером.

— Не забудешь?

Мартынов догадался, что жена волнуется, как бы он не забыл заглянуть в райвоенкомат — вдруг там окажется что - нибудь о Феликсе?

— Что ты!..

Андрей Михайлович надел рюкзак, постоянный спутник походов в районный центр, поцеловал жену.

Ещё не рассвело. Хрустнул ледок на замёрзшей за ночь луже около калитки.

Идти было легко, привычно.

Мартыновы жили в Алексине больше десяти лет. К ним все привыкли, считали Андрея Михайловича хорошим учителем и организатором, — на третий год его назначили директором школы.

Преподавал он историю и немецкий язык. Надежда Ивановна слыла толковым экономистом.

Никому и в голову не приходило, что Мартынов в молодости работал с Дзержинским, много раз видел Владимира Ильича, разговаривал с ним.

О работе Мартынова в ВЧК знали по документам лишь работники учётного отдела райкома партии, но эти люди разговорчивостью не отличаются.

Сам Андрей Михайлович о своей боевой молодости никому не рассказывал.

Орден Красного Знамени, полученный за участие в подавлении кронштадтского мятежа, лежал в красной коробочке, а когда в торжественные  дни Мартынов появлялся с орденом, на расспросы, за что он его получил, кратко отвечал:

— В гражданскую...

Жизнь Мартынова круто повернулась после кронштадтских событий. Тяжело раненный, он больше двух месяцев провёл в петроградском госпитале. По приезде в Москву Андрей Михайлович явился в ВЧК и узнал, что о нем несколько раз справлялся Дзержинский.

Феликс Эдмундович принял Мартынова немедленно, поздравил с наградой, спросил про здоровье и неожиданно предложил:

— Я, Андрей, по совместительству теперь ещё и председатель комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей... Мне очень нужны энергичные, беспокойные люди. Хотите мне помочь?

Так Мартынов стал инспектором комиссии по улучшению жизни детей.

Вскоре он понял: без образования дальше жить нельзя.

Это было время, когда возвратившиеся с фронта красноармейцы и красные командиры садились за парты, партизаны шли на рабфаки, комсомольские и партийные работники умоляли укомы и губкомы «отпустить на учёбу».

Андрей Мартынов на всю жизнь запомнил стихи:

Из вымуштрованных бойцов
Мы превратились в геометров
И променяли жаркий пламень слов
На холод цифр и строгость метров.

Мы строим крепкие на диво этажи
На диво крепкими руками,
И стали партизанские ножи
Послушными хозяйскими ножами...

Хотя деткомиссия являлась учреждением штатским, Андрей по привычке написал не заявление, а рапорт и передал его через секретаря Дзержинскому.

На другой, день Феликс Эдмундович, встретив Мартынова в коридоре, сухо сказал:

— Зайди!

У Андрея ёкнуло сердце: «Откажет!» Дзержинский достал из папки рапорт и вслух прочёл:

— «Прошу откомандировать меня на учёбу. Обязуюсь после получения образования вернуться обратно на работу».

Поднял глаза на Мартынова. Андрей заметил в них весёлые искры и облегчённо подумал: «Отпустит!»

— Сколько лет учиться собираетесь?
— Пять... Два года на подготовительном, три на основном...
— Значит, считаете, что мы с детской беспризорностью за пять лет не справимся?
— Наверное, раньше...
— Тогда зачем написал, что обратно придёшь?
— Я про ВЧК...
— Если бы мне сейчас было столько же лет, как тебе!

Красным карандашом написал на рапорте: «Согласен».

                                                                                                      из романа Аркадия Васильева - «В час дня, Ваше превосходительство»

( кадр из фильма «Пацаны» 1983 )