Как ему, мальчишке, к абрикосу перебраться ?

Как ему, мальчишке, к абрикосу перебраться ? - Культурная отсылка. ))

Ох, люблю я абрикосы -
Как в варенье, так и просто!
И сухую курагу
Класть во всю еду могу.

Крупную люблю черешню.
Зреет та порою вешней.
Сладкая до помраченья!
Свежей ем я - не варенье.

Обожаю виноград.
Но не всякий, не подряд -
Только тот, что без костей.
Ну, кишмиш, сказать верней.

И чтоб чёрный, не зелёный.
Выбираю сорт я оный.
Не люблю зато изюм
(Не властитель моих дум!).

Ведь его кладут повсюду.
Подают к любому блюду.
Надоел за много лет.
И изыска в нём уж нет.

Привязалась я к хурме.
Пусть язык не вяжет мне!
Дыни и арбузы тоже
В ряд любимцев будут вхожи.

Но про кислу алычу
Я, конечно, промолчу.
А шелковицы так много,
Как и пыли на дорогах...

                                               Только дай! (отрывок)
                                        Автор: Татьяна Пан - Воробьёва

Часть I.  XLVII. Месса по случаю победы при Лансе ( Фрагмент )

Полнейшая свобода царила среди этой бесчисленной народной массы.

Всякие мнения высказывались открыто, и, если можно так выразиться, в народе трезвонили о бунте, а тысячи колоколов со всех церквей трезвонили о мессе.

Порядок в городе поддерживался самими горожанами.

Ничьи угрозы не мешали единодушному проявлению всеобщей ненависти и не замораживали брань на устах.

Всё же около восьми часов утра полк гвардии королевы, под командой Гито и его помощника и племянника Коменжа, с трубачами и барабанщиками впереди, стал развёртываться между Пале - Роялем и собором.

Горожане, всегда падкие до военной музыки и блестящих мундиров, спокойно смотрели на этот манёвр.

Фрике нарядился в этот день по-праздничному, и под предлогом флюса, которым он мгновенно обзавёлся, засунув за щеку бесчисленное количество вишнёвых косточек, получил от своего начальника Базена отпуск на целый день.

Сначала Базен ему отказал: он был не в духе, во-первых, от того, что Арамис уехал, не сказав ему куда, затем потому, что был вынужден прислуживать на мессе по случаю победы, которой он сам никак не мог радоваться.

Базен, как мы знаем, был фрондёр, и если бы при подобном торжестве причётник мог отлучиться, как простой мальчик из хора, то Базен, конечно, обратился бы к архиепископу с той же просьбой, с какой обратился к нему Фрике.

Итак, сначала он отказал наотрез.

Но тогда, на глазах у Базена, опухоль Фрике так выросла в объёме, что стала угрожать чести всего хора, который был бы, несомненно, опозорен таким уродством.

Базен в конце концов, хотя и ворча, уступил.

Едва выйдя из собора, Фрике выплюнул всю свою опухоль и сделал в сторону Базена один из тех жестов, которые обеспечивают за парижскими мальчишками превосходство над мальчишками всего мира.

Он, понятно, освободился и от своих обязанностей в трактире под предлогом, что ему надо прислуживать на мессе в соборе.

Итак, Фрике был свободен, и, как мы уже сказали, он нарядился в самое роскошное своё платье.

Главным украшением его особы была шапка, один из тех не поддающихся описанию колпаков, которые представляют нечто среднее между средневековым беретом и шляпой времён Людовика XIII.

Этот замечательный головной убор смастерила ему мать: по прихоти ли или за нехваткой одинаковой ткани, она мало заботилась о подборе красок; и потому это чудо шляпочного искусства XVII века было с одной стороны жёлтое с зелёным, а с другой — белое с красным.

Но Фрике, вообще любивший разнообразие в тонах, только гордился этим.

Отделавшись от Базена, Фрике бегом направился к Пале - Роялю и прибежал туда как раз в ту минуту, когда из ворот дворца выходил гвардейский полк.

Так как Фрике явился сюда для того, чтобы насладиться зрелищем и послушать музыку, то он сейчас же присоединился к музыкантам и начал маршировать рядом с ними, сначала изображая барабанный бой с помощью двух грифельных досок, затем подражая губами звукам трубы с искусством, которое не раз доставляло ему похвалу любителей подражательной музыки.

Этого развлечения хватило от заставы Сержантов до Соборной площади, и Фрике всё время испытывал истинное наслаждение.

Но когда полк пришёл на место и роты вошли в Старый город и, развернувшись, построились до самого конца улицы Святого Христофора, вблизи улицы Кокатри, где жил советник Брусель, Фрике вспомнил, что он ещё не завтракал, и задумался над тем, куда бы ему направить свои стопы для выполнения этого важного акта в программе дня.

По зрелом размышлении он решил поесть за счёт советника Бруселя.

Поэтому он пустился бегом, запыхавшись прибежал к дому советника и стал стучать в дверь.

Ему отворила его мать, старая служанка Бруселя.

— Что тебе надо, бездельник, — спросила она, — и почему ты не в соборе?

— Я был там, мамаша Наннета, — ответил Фрике, — но я видел, что там происходят вещи, о которых следовало бы предупредить господина Бруселя. И с разрешения господина Базена — вы ведь знаете господина Базена, нашего причётника? — я пришёл сюда, чтобы поговорить с господином Бруселем.

— Что же ты хочешь сказать господину Бруселю, обезьяна?

— Я хочу поговорить с ним лично.

— Этого нельзя: он работает.

— Ну, я подожду, — сказал Фрике, которого это устраивало тем лучше, что он знал, как использовать своё время.

С этими словами он быстро поднялся по ступеням крыльца, обогнав Наннету.

— Что ж тебе надо наконец от господина Бруселя? — спросила она.

— Я хочу сказать ему, — отвечал ей Фрике, крича во всю глотку, — что с той стороны идёт целый гвардейский полк. А так как все говорят, что двор настроен против господина Бруселя, то я пришёл предупредить, чтобы он был настороже.

Брусель услышал слова юного плута и, растроганный таким усердием, спустился в нижний этаж; он действительно работал у себя в кабинете, во втором этаже.

— Мой друг, — сказал он, — что нам за дело до гвардейского полка? Ты, верно, с ума сошёл, что поднял такой переполох? Разве ты не знаешь, что эти господа всегда так делают и что по пути короля всегда выстраивают рядами этот полк?

Фрике изобразил на своём лице удивление и начал мять в руках свою шапку.

— Ничего нет удивительного, что вы это знаете, господин Брусель, вам ведь известно всё, — сказал он, — но я, клянусь богом, ничего не знал и думал услужить вам. Не сердитесь на меня за это, господин Брусель.

— Напротив, мой милый, напротив, твоё усердие мне нравится. Наннета, — обратился Брусель к служанке, — достаньте-ка абрикосы, которые прислала нам госпожа де Лонгвиль из Нуази, и дайте полдюжины вашему сыну вместе с краюхой свежего хлеба.

— Ах, благодарю вас, — воскликнул Фрике, — благодарю вас! Я как раз очень люблю абрикосы.

                           из историко - приключенческого романа французского писателя Александра Дюма - «Двадцать лет спустя»

( кадр из фильма «О бедном гусаре замолвите слово» 1980 )