Парадоксы или разговор с Терпсихорой

Не подзаборные мы люди,
День поминая словом злым.
Пить, как заядлые не будем,
А просто так употребим,
В лечебных целях, для порядка,
Чтоб улыбнулась осень нам,
А то в душе, простите, гадко,
Апчхи, и в мыслях пыльный хлам,
И солнце выглянет, согреет,
И лужи высохнут вокруг.
Дружище, лей полней смелее,
Не выпускай бутыль из рук.
Закуска корчится на блюде
С вином игриво - молодым.
Пить, как заядлые не будем,
А просто так употребим.

                                                                Употребим
                                                  Автор: Анатолий Мамычев

Повесть Альбера Камю «Посторонний» полна парадоксов, которые под определённым углом зрения могут показаться правдой. Если кто не знает ничего про экзистенциализм и прочтёт стостраничный текст как обыкновенный читатель, то у него сложится впечатление, что автор выступает за отмену смертной казни. Но это, скорее всего, не так, поскольку «Посторонний» опубликован впервые в оккупированном Париже в 1942 году.

       Повесть построена по схеме романов Достоевского «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы». Схема такова: накануне преступления, само преступление, суд и последующее наказание. У Достоевского есть мотивы преступления, у Камю они полностью отсутствуют, у Достоевского есть подготовка к убийству, у Камю её нет. Герои Фёдора Михайловича погружены в лихорадочные философические думы, главный персонаж «Постороннего» размышляет мало или же голова его занята мыслями о мелких и убогих удовольствиях. То, что 30 - летний господин Мерсо убивает не сделавшего ему никакого зла араба пятью пулями из револьвера, преподносится как цепь роковых случайностей.

Преступление состоялось, но угрызений совести, раздумий по этому поводу у убийцы не нашлось. Бездушность суда – чисто кафкианская, но об этом позже.

       Герой Камю полностью лишён чувства собственной важности, он никому не завидует, ни о чём не мечтает, не замечает нищеты вокруг. Действие книги происходит в Алжире (в его одноименной столице) 1938 - 39 годах, когда данная территория считалась полноправной частью Франции. Мерсо недоучился в университете, но работает в приличной фирме. Шеф предлагает ему перебраться во французскую столицу, откуда он родом, в интересах расширения бизнеса. Но Мерсо отказывается от заманчивого предложения, уверяя, что здесь и там – одно и то же, только «в Париже – все белые». (Сегодня и этого отличия не обнаружишь).

       Не таковы Раскольников, Иван Карамазов и Смердяков: у них непомерно завышенная самооценка и чудовищные амбиции. У Мерсо отсутствует самооценка вообще и амбиций не имеется никаких. Бывает ли так в жизни? Бывает, если верить жизнеописаниям святых. Но Мерсо – отнюдь не святой. Вот в чём ещё один парадокс. Раскольникова, Карамазова и Смердякова нельзя упрекнуть в том, что они не понимают разницы между злом и добром, хотя и считают первое намного сильнее второго. Для Мерсо этой разницы вообще не существует.

      Повесть начинается с того, что главный герой едет в богадельню на похороны матери. Он не помнит, сколько ей лет, но, скорее всего, не больше шестидесяти. Почему же она в доме престарелых? Есть два объяснения. Одно: не было денег нанять сиделку. Второе: они настолько стали чужими, что и поговорить им было не о чем.

      Многочасовой маршрут Мерсо преодолевает в душном автобусе через пустыню (это ведь Африка, хотя и   французская территория). Он очень утомлён. И, кроме тихого раздражения, траурные мероприятия у него не вызывают никаких эмоций. Находясь в крохотном городке, он думает лишь о том, как бы поскорее оттуда удрать. Он не проливает ни единой слезы, не просит открыть крышку гроба, чтобы взглянуть на усопшую, засыпает на ночном бдении. Иными словами, не соблюдает тех формальностей, которые приняты в обществе.

       По возвращении в столицу Мерсо встречается с Мари – девушкой, которая раньше работала в их фирме. Они идут на пляж, купаются в море, потом отправляются домой к главному персонажу и занимаются любовью. Это воскресенье (похороны были в субботу) завершается походом в кино на комедию с участием Фернанделя (*).

       Затем наступают будни с напряжённой работой, кратким досугом, скромной едой, постоянной выпивкой, с бесконечными сигаретами. Автор даёт точные и подробные описания серости тамошнего бытия.

      Интрига завязывается тогда, когда на сцену выходит некий Раймон – сосед по коммуналке, 50 - летний сутенёр. Он неожиданно приглашает Мерсо на ужин к себе в комнатушку без окон. Они едят жареную кровяную колбасу, запивая двумя литрами красного вина. Приглашение связано с просьбой подтвердить полиции, что Раймон не избивал одну из работавших на него проституток. По происхождению – арабку. (Сейчас эту книгу вряд ли удалось бы издать, я даже не уверен, что её можно купить в современной Франции).

       Мерсо соглашается и проходит свидетелем по этому сомнительному делу. А затем обоих начинают тайно сопровождать по городу небольшие группы арабов, среди которых и брат избитой девушки. Хотят ли они напугать или у них другие намерения, остаётся не выясненным.

      Раймон предлагает Мерсо и Мари посетить в выходной день бунгало у моря, где проводит лето его знакомый из Парижа. После пикника они идут на дальний пляж и встречают брата потерпевшей и ещё одного араба. Вспыльчивый сутенёр передает Мерсо револьвер на хранение и избивает до крови родственника своей жертвы, отделавшись ножевым порезом губы.

Арабы убегают. Раймона отправляют в больницу для наложения шва. Мерсо спустя какое - то время с револьвером возвращается на место потасовки и вновь застает там злополучного брата. Тот показывает нож для самозащиты и получает в ответ пять выстрелов…

      Повесть «Посторонний» разделена на две части. Вторая целиком посвящена процессу над Мерсо и приговору. Суд вызвал большой интерес, и на нём присутствовали журналисты из Парижа. Обвинение пыталось не без успеха навязать присяжным мысль о том, что подсудимый уже проявил преступные наклонности по отношению к собственной матери. Чиновникам это было выгодно и по той причине, что следующее судебное разбирательство касалось отцеубийцы. И получалась такая как бы последовательная и взаимосвязанная история. Мерсо, сам того не осознавая, подыгрывал судопроизводству откровенными признаниями в нелюбви к усопшей.

       Подсудимый и адвокату, и следователю, и прокурору, и позднее тюремному священнику упрямо твердил, что не верит в Бога. Подобные откровения в то время во Франции были ещё не приняты. И правоохранители по долгу службы возмущались, говоря: «Как тебе не стыдно? Христос за всех нас пострадал на кресте». В этой до сих пор общепринятой фразе нет понимания христианства, она, как и многое иное, его подтачивает. Ведь если Он – Бог, то не мог пострадать, если пострадал, то – не Бог.

Суть христианства в личном примере Спасителя. Всё Его земное поприще – яркое свидетельство служения ближним через многочисленные исцеления, через правду о том, что мир задыхается от лицемерия и воровства, которые делают каждого из насельников земли несчастными и бессмысленными людьми. Суть христианства в том, что Учитель из Назарета прочертил чёткую границу между добром и злом. Никто ни до, ни после Него этого так ясно и доходчиво сделать не сумел.

       Данная граница постоянно размывается. И когда - нибудь от неё не останется и следа. Вот что ужасно…

       Господин Мерсо не способен внятно объяснить, зачем он убил араба. Из - за скуки? Из - за дурного настроения? Из - за чрезмерной жары в роковой день? Он и сам не знает – почему. И, скорее всего, полагает Альбер Камю, здесь речь может идти лишь о случайном переплетении обстоятельств. Но судейские, присяжные, журналисты не сомневаются в преднамеренности. Автор намекает на то, что они сделали бы то же самое. Но «они» – сейчас вне зоны риска, в полной безопасности и «им» приятно быть «привилегированной кастой».

       Приговор суда присяжных – высшая мера, гильотина.

Для человека нет ничего страшнее смерти, как бы ни была скудна конкретная жизнь. Этому страху Камю посвящает несколько убедительно написанных страниц, когда в ожидании казни Мерсо начинает задумываться над происходящим, над тем, что до него жили миллиарды людей и все они были избранными. Но Кем?

      От себя добавлю, что страх смерти будет расти по мере усиления безбожия. Однако для уныния нет достаточных оснований. Кто внимательно читал Евангелие и уяснил, чем там дело закончилось, вспомнит слова Иисуса Христа о том, что Его уход обернётся радостью возвращения.

                                                                                                                                                                           Парадоксы Постороннего
                                                                                                                                                                          Автор: Михаил Кедровский
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) завершается походом в кино на комедию с участием Фернанделя -  Фернандель (настоящее имя — Фернан Жозеф Дезире Контанден) — французский актёр, один из величайших комиков театра и кино Франции и Италии. Для зрителей нашей локации Фернандель наиболее известен по фильму «Закон есть закон» (La loi c’est la loi, 1958), в котором он сыграл роль таможенника, которому выпала серия мытарств  из - за невозможности точного позиционирования героя относительно франко - итальянской государственной границы.

Сюрприз для удивительного места

Набери мой номер..Ах, ну да..
Ведь ты его не знаешь..
В пустоту вселенной набираешь,
Тихо произносишь ты  АЛЛО..

В голове пульсация большая,
Знаешь, а ведь слышу я тебя..
Я в ответ тебе же набираю..:
" Да, я слушаю тебя.."

Тихо..молча дышим в трубку духом..
И ТЕПЕРЬ КАК МОЛНИЯ В НОЧИ,
Ты ответишь.." не молчи.."
Не молчу родной, тебе кричу,
Как увидеть вновь тебя хочу,
Как оковы с сердца я снимаю,
Как душой лечу к тебе..лечу..!

Тут связь снова пропадает,
Тут теперь на троне тишина...
Я в надежде снова набираю...
Как ХОЧУ услышать вновь тебя..!

                                                        НАБЕРИ МОЙ НОМЕР ..
                                                           Автор: vasilisa83

Всякую книгу, естественно, встречают по обложке. Конечно, не следует преувеличивать роль оформления книги, хотя кое-кто и утверждает, что даже одна лишь удачная обложка может обеспечить успех книги.

Что же, успех – может быть она и обеспечит, но содержания-то книги обложка изменить не в силах. Плохая книга в хорошей обложке всё равно не останется даже в десятилетии, как бы гениально её не оформили. Но что всё-таки можно сказать об оформлении книги?

В Советском Союзе преобладали однотонные обложки. На сером, чёрном или коричневом фоне выписывались название произведения и имя автора: вот и всё оформление. Для научных книг такое оформление, может, и годилось, но для художественных текстов, оно, конечно, не кажется удовлетворительным. Не хочется брать в руки книгу просто как какой-то предмет, обладающий определённым весом, попросту как кирпич, внутри которого заложена какая-то информация.

Сейчас, конечно, ситуация изменилась. Каждое издательство предлагает не только свой особый спектр издаваемой литературы, но и свои варианты обложек для тех или иных книг.

Вариантов оформления может быть несколько. Во-первых, акцент может делаться на авторе и тогда первое, что вы видите – это его фотография. Такое оформление уместно, когда произведение носит автобиографический характер. Что же, в таком случае фотография работает, если только масштаб личности автора годится для того, чтобы он выставлял себя на обозрение, и если фотография сделана не из рук вон плохо.

Во-вторых, это может быть картина, не имеющая прямого отношения к произведению. Например, одна из лучших обложек, которую я встречал, принадлежала «Завтраку у Тиффани» Трумена Капоте, и на этой обложке была изображена картина А. Дейнека «Парижанка»: женщина в красном платье и в красной шляпке с пером (опять-таки красным; вообще красная тональность преобладает (дополняясь телесно-розовой)) и прядь выбивающихся из под шляпки белокурых волос.

Этот очень нежный женственный образ, в общем, имеющий мало что общего с во многом мальчишеской Холли Голайтли (*), тем не менее великолепно дополнил книгу, он можно сказать, дополнил Холли, хотя в итоге она все равно оказалась (предположительно) в Африке, а не в Париже.

В-третьих, это может быть картина, имеющая непосредственное отношение к произведению. Тут одной из лучших обложек, какие я встречал, является иллюстрация к «Ворону» Эдгара По Гюстава Доре: серый скелет с косой, на более светлом фоне серого шара (земной шар, на котором и восседает торжествующая смерть) и более тёмном сером фоне звёздного неба.

Идеальный вариант для оформления книги под названием: «Spitits of the dead» (**).

Самым же неудачным видом книжного оформления представляется его окиношивание. Вышел фильм, и вот уже обложки пестреют актёрами и актрисами. Если ещё экранизация была успешной… но даже если она успешная, то это – не книга, а кино. Это – разные вещи. Пусть кино останется кино, а книга – книгой. Пусть живут самостоятельной жизнью.

                                                                                                                                            Книга без содержания. Эпизод первый: Обложка
                                                                                                                                                                             Автор: antonrai
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  женственный образ, в общем, имеющий мало что общего с во многом мальчишеской Холли Голайтли - «Завтрак у Тиффани» (англ. Breakfast at Tiffany's) — романтическая комедия 1961 года, снятая режиссёром Блейком Эдвардсом с участием Одри Хепбёрн и Джорджа Пеппарда. Экранизация одноимённой повести Трумена Капоте.
Фильм адаптирован из одноимённого романа Капоте, опубликованного в 1950 году. В нём рассказывается история Холли Голайтли, фермерской девушки, которая хочет жить великосветской жизнью, но, пережив различные перемены, наконец находит счастье в обычной жизни.

(**) Идеальный вариант для оформления книги под названием: «Spitits of the dead» - Spitits of the dead» (англ.) - Духи умерших.

Печенье

Доброе утро! И на случай, если я вас больше не увижу — добрый день, добрый вечер и доброй ночи!
                                                                                                                                                                           (The Truman Show)

В одном диком - предиком лесу, в самой его гуще солнце прорезало поляну, где пригрелась небольшая избушка, в ней поселилась старушка, которая лучше всего на свете умела печь песочное печенье. Это было её любимое дело, печенье выпекала она утром, днём, вечером и ночью. Старушка эта никогда не спала – да и как тут спать, когда печенье печётся утром, днём, вечером и ночью. Для своего печенья она брала самые простые формы, а тесто делала всегда разное: утреннее, дневное, вечернее и ночное.

Для утреннего теста старушка собирала росу, замешивала её цветочным нектаром, горным мёдом, пыльцой с крыльев бабочки, добавляла желание ростка пробиться сквозь толщу земли к солнцу, ещё немного жужжания трудолюбивой пчелы и в качестве приправы – каплю свежего воздуха. Тесто получалось нежное, бархатистое, разноцветное. Из такого старушка выпекала печенье-цветы. Напечёт цветов поутру, как откроет заслонку, вынет печенье из печи – так по всему лесу цветы просыпаются, потягиваются, бутоны раскрывают, пчёл в гости ожидают.

Только готово утреннее печенье – пора уж месить тесто на дневное песочное печенье. Соберёт старушка в руку солнечных зайчиков и, пока они в кадке прыгают, добавит к ним испарины с широких тёмно-зелёных листьев, жара с раскрасневшихся углей, приправит знойным дыханием ветра и стрекотом цикад. Замесит тесто крутое. И напоследок перед отправкой в печь ; ещё щепотку белого света. Дневное тесто получалось пышное, бело-румяное, горячее, круглое. Выпеченные кругляши брала она в руки, подбрасывала высоко вверх – и по всему небу над каждым уголком леса целый день светило солнце.

Посмотрит старушка на дневное печенье, что светит с неба, пожмурится на солнцепёке, вытрет пот со лба крепкой рукой и принимается за вечернее печенье.

Для замеса вечернего теста наберёт старушка в кадку прохладного тумана, стелющегося над землёй, тихого пения птиц на вечерней зорьке, щебета их птенцов, засыпающих в гнёздах, звонкого эха от кваканья лягушек на соседнем болоте, добавит горсточку перламутра с крыльев светлячков и сверху посыплет запахом трав, наполненных соком и послеполуденным паром.

Вечернее печенье выпекала старушка в виде звёзд. Как только вынимала она печёные звёзды из печи – на небе загоралась первая звезда, за ней вторая, третья ; и так над лесом зависали тысячи небесных глаз, всё смотрели вниз и любовались красотой земного мира.

Старушка, наглядевшись на звёздное небо вдоволь, возвращалась в дом и начинала месить ночное тесто. На него нужна была особая вода с озера, её старушка зачерпывала вместе с отражёнными звёздами. В ту воду насыпала сонное мурлыканье кота, разлёгшегося на завалинке, полёт из сна сына дровосека из соседнего леса, плеск плавников рыб, которые никогда не спят. Добавляла золотого сияния, сохранившегося в лепестках ночной красавицы ещё с прошлой ночи.

Тесто получалось густое, тягучее, оно меняло цвет от серебристо - белого до золотисто - грушевого. Выпекала его старушка полумесяцем, вынимала из печи, шла на берег озера, пускала печенье - месяц по ночной водной глади. От него оставался зыбкий след на воде, по этой лунной дорожке месяц взбирался на небо и светил всю долгую ночь.

Старушка в избушке не знала устали и печали, выпекая утреннее, дневное, вечернее и ночное песочное печенье. Выпекать волшебное печенье было её любимое дело. И по сей день она печёт своё печенье. Цветы цветут, солнце сияет, звёзды хороводят, месяц светит.

                                                                                                                                                                                        Песочное печенье
                                                                                                                                                                                  Автор: Клементьева Алла

Больше трёх ...   

              «А ежели более трёх человек из подлых, хотя и с фонарём пойдут, и тех брать под караул» - из инструкции, данной 9 июля 1722 года императором Петром I московскому обер - полицмейстеру полковнику М. Т. Грекову.

Больше трёх не собираться,
А иначе это митинг!
Нам не надо демонстраций,
Лучше дома посидите!
А иначе вирус злобный
Вас безжалостно убьёт,
Для того и создан, чтобы
Подчинить себе народ!
Не хотите подчиняться?
Значит будет наказание
И от благ цивилизаций
Вас (потомкам в назидание)
Отлучат рукою строгой,
Больше трёх не собираться
И подвое ненадолго!

                                           Больше трёх не собираться
                                                Автор: Паша Боханов

Ритуал служит сохранению и стабильности. В фильме Тарковского "Жертвоприношение", посвящённому ритуалу прозвучала мысль о том, что ритуал способен не только сохранять, но и воздействовать на систему, изменять предопределённый ход событий. По меньшей мере - устранять уклонения и возвращать течение жизни в прежнее русло. Тот же смысл имеет религиозное действие - мольба.

Глобальное значение ритуала мы встречали у Айзека Азимова (<Конец вечности>). Из - за неисполнения ритуала рушится всё - время, материя.

6. Искусство и жизнь

Жизнь человека при всём её разнообразии подчиняется определённым законам, вписана в рамки и правила, которые нельзя игнорировать, от которых нельзя уклониться. Это значит, что её можно рассматривать как исполнение ритуала, заданного неким иным, более высоким уровнем реальности, в которую человек погружен. В свете изложенного не кажется парадоксальным и сумасбродным имеющееся в одном из направлений мнение о том, что жизнь человека как таковая может стать произведением искусства.

Искусство пронизывает все стороны нашей жизни. Оно шире, выше, глубже, дальше того, что мы можем своим взором наблюдать. Оно уходит в бесконечность, обитель метафизики. Но есть в нём также инстинктивное, источник и адресат которого - биологическое человека. Искусство содержит в себе разумное, земное и божественное. Мы черпаем из этого источника разное своё, кому что нравится.

    7. Три составляющие культуры.

Искусство, наука, религия - три составляющих нашей культуры, три очень разных способа познания.

Наука - это способ познания неочевидного на основе логических построений, берущих своё начало от очевидного - аксиом или от признанных как достоверность фактов.

Религия - это способ познания реального и трансцендентного посредством веры, что означает включение в собственный внутренний мир внешних идей (культивируемых церковью).

Искусство - это тоже способ познания реального и трансцендентного, но исключительно на основе внутренних ощущений, лишённых прямых внешних влияний.

Искусство как способ познания далеко отстоит от науки, также как и религия, а может быть даже ещё дальше. Искусствоведение представляется наукой более описательной, более дистанцированной от собственно искусства, чем богословие от религии. Оно приоткрывает покровы тайны в произведениях искусства, что может снизить их непосредственное эмоциональное восприятие. Но, с другой стороны, оно расширяет горизонты, и это даёт оправдание искусствоведению.

"Оккультные" науки имеют давнюю историю и традицию, но они не стали существенным элементом культуры, они остались на её обочине. Эти науки используют способ познания (внутренние ощущения), характерный для искусства, но объект познания - земное, физическое, не трансцендентное. Т.е. это нечто обратное богословию - иррациональные суждения о рациональном.

В этих терминах (приближенно): богословие - рационально об иррациональном, наука - рационально о рациональном, искусство - иррационально об иррациональном.

Строго говоря, вера - это не способ познания, это знание очевидного. Вера (в заданные правила, отношения, алгоритмы) входит в оккультизм как необходимая составляющая. К каким - либо формам искусства оккультизм не обращается (кроме искусства переработки исходных данных и применения правил), но ищет обоснования у науки. Религия - напротив, очень тесно связана с искусством, науку (богословие) принимает только для решения собственных задач, другое готова игнорировать. Наука не претендует на суждения о бесконечном, но вера присутствует в её основаниях - в аксиомах. Она очень хорошо (лучше других) знает своё место.

Исторически наука выросла из (словесного) искусства. Сочинения Платона имеют самое прямое отношение к становлению науки, но это также первоклассные художественные произведения. Ещё долгое время после Платона научные трактаты писали поэты. И это понятно. То, что первоначально существовало на уровне субъективных ощущений, т.е. существовало как искусство, впоследствии получило логическое, формальное обоснование и стало наукой.

В цепочку инстинкт - ритуал - искусство мы готовы включить следующее звено - науку, несмотря на то, что её методы и истоки очень уж не похожи на все предшествующее. Можно ли обнаружить следы бессознательного в науке, в этом логически стройном сооружении?

Тому, кто когда  - нибудь занимался наукой хорошо знакомо чувство, которое можно назвать <ощущение мысли>. Когда уже чувствуешь результат, знаешь, что должно получиться, ещё не предпринимая никаких исследований. Потом проходят дни, месяцы мучительных поисков безупречной логической цепочки, чтобы доказать то, что знал и без этого. Возможно, что то первоначальное знание всплывает оттуда, из бессознательного. Ещё Платон обратил на это внимание. В одном из диалогов он показал, как актуализируется знание, возникающее <ниоткуда>. Он определил это как <припоминание>.

Религия включает в свои каноны (как <откровения>) знания, почёрпнутые из бессознательного. Источник этих знаний - Бог. Учитывая рассуждения о том, что бессознательное не принадлежит человеку, но исходит от других, более высоких уровней реальности, следует с этим согласиться, ничуть не умаляя принятую рационалистическую позицию. Как и наука, религия содержит догматы, принятые на веру и знания, полученные логическим развёртыванием этих аксиом. Различие в приоритетах. Для религии первичное, непререкаемое - догматы, и если есть проблемы с их логическим согласованием, то это - проблемы логики. Наука - напротив, всегда готова подвергнуть сомнению и изменить свои аксиомы. Увы, включая аксиомы логики.

                                                                                                     Метафизические блуждания у оснований культуры (Отрывок)
                                                                                                                                             Автор: Олег Ханов