Танцы иллюзии в лабиринтах смерти

Я сделал всё, что ты хотела! Я забрал ребёнка, как ты просила! Ты меня боялась — и я тебя пугал! Я переставил время! Я перевернул мир вверх тормашками, и всё это ради тебя!
                                                                                                Персонаж: Джарет. Фильм «Лабиринт (Labirinth)». Великобритания, США 1986

Мне нужна благородная бледность лица
И остывший от знания взгляд,
Равнодушие к миру судьбы мертвеца
И безумье минутных услад.
Я ищу обречённых без будущих дней,
К созиданью забывших пути,
Не желающих стен, не носящих цепей,
Чтобы вместе лететь - не идти.
Простодушие дебрей непуганых стай.
От вторжений погибло навек.
В безграничных иллюзий нетронутый кпай (*)
Уплыву по течению рек.
Реки снов... Брызжет берегом белый табун,
Чёрный ворон развеял крыло,
Чтоб в таинственном храме невидимых лун
Сотни раз во сто крат повезло.
Нет народа, который любил бы меня.
Мне по роду быть только вождём.
Не зажечь в эфемерном желанья огня,
Лишь по снам его облик знаком.
Он несёт в руках звёзды, поёт свою мысль,
Отметая плащом звуки льстивых речей,
А за ним - лёгким шлейфом прозрачная жизнь,
И слуга его, ветер, ловит каждый каприз,
А над ним вьётся танец летучих мышей.
И я ищу обречённых без будущих дней

                                                                          Танец летучих мышей
                                                                       Автор: Майя Вашиадан 2
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) иллюзий нетронутый кпай - Кпай.  Ключевые показатели эффективности (KPI) — это числовые показатели деятельности, которые помогают измерить степень достижения целей или оптимальности процесса.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

На следующий день он с утра ожидал, когда тётя спросит его, не хочет ли он к маме; но тётя не спросила. Не спросил и дядя. Вместо того оба они смотрели на Валю так, точно он очень сильно болен и скоро должен умереть, ласкали его и привозили большие книги с раскрашенными картинками.

Женщина более не приходила; но Вале стало казаться, что она караулит его около дверей и, как только он станет переходить порог, она схватит его и унесёт в какую - то чёрную, страшную даль, где извиваются и дышат огнём злые чудовища.

По вечерам, когда Григорий Аристархович занимался в кабинете, а Настасья Филипповна что - нибудь вязала или раскладывала пасьянс, Валя читал свои книги, в которых строки стали чаще и меньше. В комнате было тихо - тихо, только шелестели переворачиваемые листы да изредка доносился из кабинета басистый кашель дяди и сухое щёлканье на счетах. Лампа с синим колпаком бросала яркий свет на пёструю бархатную скатерть стола, но углы высокой комнаты были полны тихого, таинственного мрака.

Там стояли большие цветы с причудливыми листьями и корнями, вылезающими наружу и похожими на дерущихся змей, и чудилось, что между ними шевелится что - то большое, тёмное.

Валя читал. Перед его расширенными глазами проходили страшные, красивые и печальные образы, вызывавшие жалость и любовь, но чаще всего страх. Валя жалел бедную русалочку, которая так любила красивого принца, что пожертвовала для него и сёстрами, и глубоким, спокойным океаном; а принц не знал про эту любовь, потому что русалка была немая, и женился на весёлой принцессе; и был праздник, на корабле играла музыка, и окна его были освещены, когда русалочка бросилась в тёмные волны, чтобы умереть. Бедная, милая русалочка, такая тихая, печальная и кроткая.

Но чаще являлись перед Валей злые, ужасные люди - чудовища. В тёмную ночь они летели куда - то на своих колючих крыльях, и воздух свистел над их головой, и глаза их горели, как красные угли. А там их окружали другие такие же чудовища, и тут творилось что - то таинственное, страшное. Острый, как нож, смех; продолжительные, жалобные вопли; кривые полёты, как у летучей мыши, странная, дикая пляска при багровом свете факелов, кутающих свои кривые огненные языки в красных облаках дыма; человеческая кровь и мёртвые белые головы с чёрными бородами…

Всё это были проявления одной загадочной и безумно злой силы, желающей погубить человека, гневные и таинственные призраки. Они наполняли воздух, прятались между цветами, шептали о чём - то и указывали костлявыми пальцами на Валю; они выглядывали на него из дверей тёмной комнаты, хихикали и ждали, когда он ляжет спать, чтобы безмолвно реять над его головою; они засматривали из сада в чёрные окна и жалобно плакали вместе с ветром.

И всё это злое, страшное принимало образ той женщины, которая приходила за Валей. Много людей являлось в дом Григория Аристарховича и уходило, и Валя не помнил их лиц, но это лицо жило в его памяти. Оно было такое длинное, худое, жёлтое, как у мёртвой головы, и улыбалось хитрою, притворною улыбкою, от которой прорезывались две глубокие морщины по сторонам рта. Когда эта женщина возьмёт Валю, он умрёт.

                                                                                                                                                                   из рассказа Леонида Андреева  - «Валя»

Вот тебе, бабушка (Валя), и Юрьевы дни (© ?)

Я почему вредный был? Потому что у меня велосипеда не было!

                                                      Персонаж: Печкин. Мультфильм «Трое из Простоквашино». Мультсериал. СССР 1978 г. 

1. Хорошо быть кошкою,
Хорошо - собакою.
Где хочу - пописаю,
Где хочу - покакаю.

Лапкой ямку вырою,
Положу какашку.
И не надо попу
Вытирать бумажкой!

                                    Автор: Илья Резник
.......

.......

2. Хорошо быть птичкою, хорошо вороною:
Я своей фекалией стану Вам короною...
Хорошо быть яблочком червячком укушенным:
Вроде и попортили, да ещё не скушали...
Хорошо быть ласточкой и летать над озером:
Главное, чтоб осенью сильно не морозило...
Хорошо быть толстою, неуклюжей хрюшкой:
Я бы в грязной лужице прятал своё брюшко...
Хорошо быть мрачным и большим верблюдом:
Я бы плюнул смачно в лица мерзким людям...
И, вообще, так здорово, тварью быть живучею:
Всё равно кого - нибудь я собой помучаю...

                                                                 Автор: Денис Краморов

Перинатальный Центр  Бесконечного Воспроизводства

Посреди огромной залы,
Где скользит вечерний свет,
Грамотеи - радикалы
Собралися на совет.
Бродит мысль по лицам важным,
Хмуры брови, строгий вид, —
И лежал пред мужем каждым
Букв российских алфавит.
Час настал, звонок раздался,
И суровый, как закон,
Перед обществом поднялся
Председатель Паульсон.
Двери настежь, и квартальный
Вводит связанную рать —
Букв российских ряд печальный
Счётом ровно тридцать пять.
Для позора, для допросов
Привели на стыд и срам
Буквы те, что Ломоносов
Завещал когда - то нам.
Не скрывайте ж тайных мук вы,
Не сжимайте бледных губ;
Не одной прекрасной буквы
Мы увидим хладный труп.

                                Педагогический приговор (Орфографическая легенда)  Отрывок
                                                                 Автор: Дмитрий Минаев

Я продолжал сидеть в своем кабинете и курить сигарету за сигаретой. В конце концов я позвонил в музей и спросил, кто заведует отделом энтомологии. Мне назвали имя — Бертрам Либермэн, и я попросил его к телефону. У него был приятный голос. Я представился, назвав свою фамилию Морган. Еще сказал, что я писатель, и Либермэн вежливо заметил, что слышал обо мне и даже читал что-то из моих вещей.

Я попросил Либермэна назначить мне встречу, если это возможно. Он ответил, что сегодня очень занят и спросил меня, нельзя ли перенести на завтра.

— Боюсь, что нам необходимо встретиться незамедлительно, — твёрдо сказал я.
— О! Вам нужно получить какую-нибудь информацию?
— Нет, я хотел бы показать вам один экземпляр.
— О!
— Я думаю вас это заинтересует.
— Это насекомое? — мягко спросил Либермэн.
— По крайней мере мне так кажется.
— О? Большое?
— Довольно большое, — ответил я.
— Одиннадцать часов вас устроят?
— Я буду, — сказал я.
— Ещё один вопрос. Это насекомое — мёртвое?
— Да, мёртвое.

Кабинет Либэрмэна был большим и квадратным. Кроме него здесь были двое: человек из ФБР Фицджеральд и сенатор Хоппер.

Мы обменялись рукопожатиями, и Либермэн спросил меня, указывая на корзину:

— Это то самое?
— Да.
— Я могу посмотреть?
— Пожалуйста, — ответил я. — Я ничего не собираюсь от вас скрывать. Я могу даже вам его подарить.
— Спасибо, мистер Морган, — сказал Либермэн. Он открыл корзину и заглянул внутрь. Потом резко выпрямился, и Фицджеральд и Хоппер вопросительно посмотрели на него. Либермэн кивнул:
— Да.
— Как вы думаете, что это, мистер Морган? — спросил меня Либермэн.
— Мне кажется, вам это должно быть лучше известно.
— Да, конечно. Я только хотел узнать ваше мнение.
— Это — муравей. Таково моё впечатление. Но я впервые вижу муравья, длиной в четырнадцать-пятнадцать дюймов. И я надеюсь, что в последний.
— Понятное желание, — кивнул Либермэн.

Фицджеральд обратился ко мне:

— Могу я спросить вас, как вы убили его, мистер Морган?
— Клюшкой. Я имею в виду клюшку для гольфа. Я рыбачил с друзьями на озерах Сейнт Реджис в Адирондаке и взял с собой клюшку для коротких ударов. Короткие удары — самое слабое место в моей игре. Когда друзья уехали, я собирался тренироваться в коротких ударах по четыре-пять часов в день. Вы понимаете…
— Нет необходимости вдаваться в такие подробности, мистер Морган, улыбнулся Хоппер.
— Я мирно лежал в постели и читал, и вдруг увидел его на ножке кровати. Рядом со мной была клюшка…
— Я понимаю, — кивнул Фицджеральд.
— Вы стараетесь теперь не смотреть на него, — заметил Хоппер.
— А вы не могли бы сказать, мистер Морган, почему вы его убили, спросил Либермэн.
— Почему?
— Да, почему?
— Я не понимаю вас, — сказал я.
— Садитесь пожалуйста, мистер Морган, — кивнул Хоппер. — Постарайтесь расслабиться.
— Я не спал с тех пор. Мне очень бы хотелось отоспаться, а потом я бы рассказал вам, какой это было пыткой.
— Мы совсем не хотели огорчить вас, мистер Морган, — сказал Либермэн. Но мне кажется, что некоторые детали этого происшествия очень важны. Именно поэтому я и спрашиваю вас, почему вы его убили. У вас, наверное, была причина. Может быть, он нападал на вас?
— Нет.
— Сделал какое-нибудь неожиданное движение по направлению к вам?
— Нет. Он спокойно сидел на ножке моей кровати.
— Почему же тогда?
— Это не умышленно, — вмешался Фицджеральд. — Мы знаем, почему он убил его.
— Правда?
— Ответ очень прост, мистер Морган. Вы убили его потому, что вы человек.
— О?
— Да. Вы понимаете меня?
— Нет, не понимаю.
— Тогда почему же вы его убили? — снова задал этот вопрос Хоппер.
— Я до смерти перепугался.

Либермэн поднялся с кресла.

— Вы умный человек, мистер Морган, и я хочу вам кое-что показать.

Он открыл один из стенных шкафов, и я увидел восемь банок с формальдегидом, и в каждой из них был заспиртован точно такой же экземпляр, как мой. И все без исключения они были изуродованы, что говорило о насильственной смерти.

Либермэн закрыл шкаф.

— И это всего за пять дней, — сказал он и пожал плечами.
— Новый вид муравьёв, — довольно глупо пробормотал я.
— Нет, это не муравьи. Подойдите сюда!

Либермэн пригласил меня к столу. Фицджеральд и Хоппер присоединились ко мне. Либермэн достал из ящика стола набор анатомических инструментов и, воспользовавшись одним из них, перевернул насекомое и показал на нижнюю часть туловища, похожую на грудную клетку.

— Видите, какое тут приспособление, мистер Морган.
— Да.

При помощи двух скальпелей Либермэн нашел бороздку и отделил заднюю часть туловища. Она оказалась полой, как жерло бомбометателя, и была похожа на контейнер, который носило на себе насекомое. В нём находились четыре своеобразных и удивительно гармоничных капсулы, напоминающие орудия, каждая около полутора дюймов длиной.

Сейчас я видел муравья во всех деталях и понимал, что раньше толком не рассмотрел его. Мы никогда как следует не видим того, что страшит нас или вызывает чувство брезгливости. Сквозь омерзение ничего не увидишь. Но теперь, когда страх и ненависть отступили, я внимательно вглядывался в это существо и понимал, что передо мной был не муравей, хотя и очень походил на него.

— Я не знал! Что можно ожидать от человека при виде насекомого таких размеров?

Либермэн кивнул головой.

— Скажите мне ради бога, как оно называется!
— Мы не знаем, — сказал Хоппер. — Мы представления не имеем, что это такое.

Либермэн показал нам разбитый череп, из которого вытекала белая жидкость.

— Что-то подобное мозгу, — сказал он, — и в большом количестве.
— Это было, наверное, очень умное существо, — предположил Хоппер.

Либермэн рассуждал вслух:

— Совершенно ясно, что это насекомое с развивающейся структурой. Мы очень мало знаем об умственных способностях насекомых. Это не совсем то, что мы обычно понимаем под умом. Скорее совокупное явление — такое, как если бы приходилось задумываться над составляющими тела человека…

Хоппер и Фицджеральд с одобрением слушали Либермэна. Я задал вопрос:

— Что было бы, если бы это было возможно?
— Что?
— Проявление того вида совокупного ума, о котором вы говорите.
— О? Трудно сказать. Это было бы за гранью наших самых смелых предложений. Во всяком случае человек по сравнению с таким муравьем не представлял бы из себя ничего.
— Не верю, — отрезал я.

Мои собеседники невозмутимо ответили:

— Мы тоже не верим. Мы предполагаем.
— Но если это существо такое умное, почему оно не употребило ни одного из своих орудий против меня?
— А это было бы признаком ума? — мягко спросил Хоппер.
— Возможно, ни одна из этих капсул не является орудием, — заметил Либермэн.
— Вы не знаете этого точно? Разве у других таких существ не было таких же капсул?
— Были, — коротко ответил Фицджеральд.
— Откуда всё-таки они взялись? Кем они были?
— Мы не знаем, — сказал Либермэн.
— Но вы можете это выяснить. У вас есть учёные, инженеры, и, слава Богу, мы живём в век фантастической техники. Разберите его на части!
— Мы это уже сделали.
— И что вы выяснили?
— Ничего.
— Вы хотите сказать, — спросил я, — что вы не в состоянии сделать никаких выводов относительно этих приспособлений — ни что это такое, ни как они работают, ни для какой цели существуют?
— Совершенно верно, — подтвердил Хоппер. — Ничего, мистер Морган.
— Но наверное они должны действовать как своего рода орудия.
— Почему? — спросил Либермэн. — Посмотрите на себя, мистер Морган. Вы культурный и умный человек и всё-таки вы не можете представить себе такой склад ума, который исключал бы оружие как предмет первой необходимости. А ведь оружие — необычная вещь, мистер Морган. Это инструмент убийства. Мы никогда не задумываемся об этом, потому что оружие стало символом мира, в котором мы живём. Признаком цивилизации, мистер Морган? Или оружие и цивилизация в конечном счёте несовместимы? Вы можете представить себе уровень мышления, при котором концепция убийства представляется невозможной или совсем не существует? Люди воспринимают окружающее субъективно. Почему тогда подобные существа, к примеру, не могут действовать, исходя из их уровня субъективности? Они идут на сближение с людьми — и в результате погибают. Почему? Скажите, мистер Морган, что может объяснить существование таких высокоорганизованных существ, как это? — Либермэн рукой показал на лежащее на столе насекомое. — Я самым серьёзным образом спрашиваю вас. Какое вы можете дать этому объяснение?
— Несчастный случай, — пробормотал я.
— Восемь банок в моём шкафу? Восемь несчастных случаев?
— Я думаю, доктор Либермэн, — сказал Фицджеральд, — вы в конце концов найдёте объяснение.

Я сел и закурил сигарету. Мои руки дрожали. Хоппер извиняющимся голосом сказал мне:

— Мы были довольно грубы с вами, мистер Морган. Но буквально за несколько дней ещё восемь человек сделали то же, что и вы.
— Но скажите мне, откуда всё-таки появляются эти существа?
— Почти не имеет значения, — честно сказал Хоппер. — Может быть, с другой планеты — с Луны или Марса, может, из недр земли. Неважно.
— Тогда почему вы не сообщите о них миру? Нужно положить этому конец, пока дело не зашло слишком далеко!
— Мы уже думали об этом, — признался Фицджеральд. — Но подумайте, что тогда начнётся — истерия, паника, дикие предположения, что это результат атомной бомбы?
— Они могут совсем уйти, — сказал я.
— Могут, — подтвердил Либермэн. — Но если у них нет чувства смерти, у них, возможно, нет и чувства страха.
— Я склонен думать, что они всё же уйдут, — вставил Фицджеральд. Должен же у них в конце концов быть инстинкт самосохранения, доктор!
— Надеюсь, — согласился Либермэн. — Надеюсь…

                                                                                                                         из рассказа Говарда Фаста - «Чудовищный муравей»