И стелется гарь ... (©) The «Его Игры»
Когда заря
собою озаряет полмира
И стелется гарь
От игр этих взрослых детей
Ты скажешь: "Друзья чу!
Я слышу звуки чудной лиры!"
Милый, это лишь я пою
Песнь вычерпывающих людей
Есть книги для глаз
И книги в форме пистолета
Сядь у окна
И слушай шум больших идей.
Но если ты юн, то ты -
Яростный противник света. А это -
Ещё один плюс
Песням вычерпывающих людей!
Есть много причин
Стремиться быть одним из меньших!
Избыток тепла всегда
Мешает изобилию дней.
Я очень люблю лежать
И, глядя на плывущих женщин,
Тихо
Мурлыкать себе
Песни вычерпывающих людей...
Аквариум - Песни вычерпывающих людей (Отрывок)
Автор: Андрей Барышев
В палисаднике было очень весело. Игра в разбойники шла как нельзя лучше; но одно обстоятельство чуть - чуть не расстроило всего.
Серёжа был разбойник: погнавшись за проезжающими, он споткнулся и на всем бегу ударился коленом о дерево, так сильно, что я думал, он расшибётся вдребезги.
Несмотря на то, что я был жандарм и моя обязанность состояла в том, чтобы ловить его, я подошёл и с участием стал спрашивать, больно ли ему. Серёжа рассердился на меня: сжал кулаки, топнул ногой и голосом, который ясно доказывал, что он очень больно ушибся, закричал мне:
— Ну, что это? после этого игры никакой нет! Ну, что ж ты меня не ловишь? что ж ты меня не ловишь? — повторял он несколько раз, искоса поглядывая на Володю и старшего Ивина, которые, представляя проезжающих, припрыгивая, бежали по дорожке, и вдруг взвизгнул и с громким смехом бросился ловить их.
Не могу передать, как поразил и пленил меня этот геройский поступок: несмотря на страшную боль, он не только не заплакал, но не показал и виду, что ему больно, и ни на минуту не забыл игры.
Вскоре после этого, когда к нашей компании присоединился еще Иленька Грап и мы до обеда отправились на верх, Серёжа имел случай еще больше пленить и поразить меня своим удивительным мужеством и твёрдостью характера.
Иленька Грап был сын бедного иностранца, который когда-то жил у моего деда, был чем-то ему обязан и почитал теперь своим непременным долгом присылать очень часто к нам своего сына.
Если он полагал, что знакомство с нами может доставить его сыну какую-нибудь честь или удовольствие, то он совершенно ошибался в этом отношении, потому что мы не только не были дружны с Иленькой, но обращали на него внимание только тогда, когда хотели посмеяться над ним.
Иленька Грап был мальчик лет тринадцати, худой, высокий, бледный, с птичьей рожицей и добродушно-покорным выражением.
Он был очень бедно одет, но зато всегда напомажен так обильно, что мы уверяли, будто у Грапа в солнечный день помада тает на голове и течёт под курточку. Когда я теперь вспоминаю его, я нахожу, что он был очень услужливый, тихий и добрый мальчик; тогда же он мне казался таким презренным существом, о котором не стоило ни жалеть, ни даже думать.
Когда игра в разбойники прекратилась, мы пошли на верх, начали возиться и щеголять друг перед другом разными гимнастическими штуками.
Иленька с робкой улыбкой удивления поглядывал на нас, и когда ему предлагали попробовать то же, отказывался, говоря, что у него совсем нет силы.
Серёжа был удивительно мил; он снял курточку — лицо и глаза его разгорелись,— он беспрестанно хохотал и затеивал новые шалости: перепрыгивал через три стула, поставленные рядом, через всю комнату перекатывался колесом, становился кверху ногами на лексиконы Татищева, положенные им в виде пьедестала на середину комнаты, и при этом выделывал ногами такие уморительные штуки, что невозможно было удержаться от смеха.
После этой последней штуки он задумался, помигал глазами и вдруг с совершенно серьёзным лицом подошёл к Иленьке: «Попробуйте сделать это; право, это нетрудно». Грап, заметив, что общее внимание обращено на него, покраснел и чуть слышным голосом уверял, что он никак не может этого сделать.
— Да что ж в самом деле, отчего он ничего не хочет показать? Что он за девочка... непременно надо, чтобы он стал на голову!
И Серёжа взял его за руку.
— Непременно, непременно на голову! — закричали мы все, обступив Иленьку, который в эту минуту заметно испугался и побледнел, схватили его за руку и повлекли к лексиконам.
— Пустите меня, я сам! курточку разорвёте! — кричала несчастная жертва. Но эти крики отчаяния ещё более воодушевляли нас; мы помирали со смеху; зелёная курточка трещала на всех швах.
Володя и старший Ивин нагнули ему голову и поставили её на лексиконы; я и Серёжа схватили бедного мальчика за тоненькие ноги, которыми он махал в разные стороны, засучили ему панталоны до колен и с громким смехом вскинули их кверху; младший Ивин поддерживал равновесие всего туловища.
Случилось так, что после шумного смеха мы вдруг все замолчали, и в комнате стало так тихо, что слышно было только тяжёлое дыхание несчастного Грапа. В эту минуту я не совсем был убеждён, что все это очень смешно и весело.
— Вот теперь молодец,— сказал Серёжа, хлопнув его рукою.
Иленька молчал и, стараясь вырваться, кидал ногами в разные стороны. Одним из таких отчаянных движений он ударил каблуком по глазу Серёжу так больно, что Серёжа тотчас же оставил его ноги, схватился за глаз, из которого потекли невольные слёзы, и из всех сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на землю и от слёз мог только выговорить:
— За что вы меня тираните?
Плачевная фигура бедного Иленьки с заплаканным лицом, взъерошенными волосами и засученными панталонами, из-под которых видны были нечищеные голенища, поразила нас; мы все молчали и старались принуждённо улыбаться.
Первый опомнился Серёжа.
— Вот баба, нюня,— сказал он, слегка трогая его ногою,— с ним шутить нельзя... Ну, полно, вставайте.
— Я вам сказал, что ты негодный мальчишка,— злобно выговорил Иленька и, отвернувшись прочь, громко зарыдал.
— А-а! каблуками бить да ещё браниться! — закричал Серёжа, схватив в руки лексикон и взмахнув над головою несчастного, который и не думал защищаться, а только закрывал руками голову.
— Вот тебе! вот тебе!.. Бросим его, коли он шуток не понимает... Пойдёмте вниз,— сказал Серёжа, неестественно засмеявшись.
Я с участием посмотрел на бедняжку, который, лежа на полу и спрятав лицо в лексиконах, плакал так, что, казалось, ещё немного, и он умрёт от конвульсий, которые дёргали всё его тело.
— Э, Сергей! — сказал я ему,— зачем ты это сделал?
— Вот хорошо! .. я не заплакал, надеюсь, сегодня, как разбил себе ногу почти до кости.
«Да, это правда,— подумал я. — Иленька больше ничего как плакса, а вот Серёжа — так это молодец... что это за молодец!..»
из автобиографической трилогии Льва Толстого «Детство, Отрочество, Юность». «Детство». Глава XIX «ИВИНЫ» (Отрывок)