Ферзь виноградной лозы
Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю, и там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья. (©)
Не стесняйся делать ход такой,
Ведь игра напоминает бой.
Тот, кто белым войском управляет,
Первым ходом битву начинает.
А подряд два хода можно? Нет!
Нужно ждать противника ответ.
Так, за ходом ход, идёт сраженье,
Наступленье или отступленье.
Игроки же видят цель одну:
Шахматную выиграть войну.
И дают приказ своим солдатам -
Постараться кончить дело матом.
(Что такое мат, - потом узнаешь,
Когда книжку эту дочитаешь.)
Партия - запомнить ты готов? -
Из отдельных состоит ходов.
Что такое ход? Сейчас узнаем.
Вот фигурку мы передвигаем
С одного квадрата на другой -
Делаем свой ход очередной.
А порой противника фигура
Высится на поле, как скульптура,
Не даёт твоей фигуре встать.
Как тут быть? С доски фигуру снять!
На освободившийся квадратик
Встанет твоей армии солдатик.
Шахматы 4
Автор: Виктория Касьянова
Шахматный спектакль Карпов - Корчной, глазами зрителя ©
Тот не шахматист, кто, проиграв партию, не заявляет, что у него было выигрышное положение.
Илья Ильф (Файнзильберг Илья Арнольдович), русский писатель
В 1974-ом году в Москве, в Колонном зале Дома союзов, должен был состояться финальный матч претендентов на звание чемпиона мира по шахматам. Отстояв несколько утомительных часов у кассы предварительной продажи билетов, я купил пять на нечётные партии – из-за того, что был свободен от работы, по сменам, только в эти дни. Места с 1-го по 7-ой ряд включительно были предназначены для многочисленной прессы (нашей и зарубежной) и почётных гостей, и мне все билеты достались в 8-ом ряду от сцены...
Открытие было очень торжественным: после официальной части и жеребьёвки состоялся эстрадный концерт, в котором мне запомнились своей неординарностью фокусник Акопян-старший и будущая звезда эстрады Евгений Петросян. Последний поразил меня способностью мгновенно сочинять четверостишия на случайный набор отдельных слов, которые предлагали ему зрители. Делал он это не только талантливо, но и смешно; такие четверостишия - экспромты называются буримЕ (до концерта я о них не слышал)...
Но основной спектакль ждал зрителей впереди: на их глазах будет разворачиваться действо, которому бы и Шекспир позавидовал. Этот поединок являлся как бы инсценировкой известной легенды древности, в которой Давид победил Голиафа, с той лишь разницей, что в реальной жизни (пусть и шахматной) победитель и побеждённый поменялись местами: в упорной борьбе, с перевесом всего в одно очко победил Анатолий Карпов –«Голиаф» взял реванш у «Давида»...
Меня в этих встречах волновала не сама игра (хотя и она была чрезвычайно интересной), а то, что происходило вокруг неё, непосредственно на сцене и в зале. Карпов, обдумывая свой ход, изредка вскидывал глаза на партнёра: тот от этих взглядов-молний чувствовал, видимо, себя не в своей тарелке – уже перед третьей партией зал оживился, увидев Корчного в тёмных очках (с ними он уже не расставался до конца матча). Потом последует объяснение для прессы: Карпов - де его ...гипнотизировал...
Кстати, о гипнозе. Я учился в 9-ом классе, когда в наш посёлок Бабынино приехал гастролёр-гипнотизёр; под светом юпитеров он демонстрировал зрителям в полутёмном зале блестящий шарик, а те должны были, сцепив пальцы рук за головой, этот шарик созерцать. По истечении пары минут гипнотизёр предложил всем пальцы расцепить; тех, у кого это не получалось, он пригласил на сцену для демонстрации своих опытов. В числе примерно десятка человек на сцену поднялся и я: мне показалось, что пальцы моих рук разжать невозможно…
Ведун московский посадил всех на стулья, выставленных в один ряд, и стал бормотать заклинания: «Вы очень хотите спать, ваши веки закрываются, вы засыпаете...» и т. д. Я добросовестно закрыл глаза, имитируя погружение в глубокий сон, но в ответ на следующее заклинание «Вы на лугу, вы косите траву» я, вместо того, чтобы энергично «косить», приоткрыл веки и увидел всех сидящих на стульях в роли «косцов». Сработала моя природная весёлость, и я ...прыснул со смеху, за что и был тут же выдворен в зал. Но с оставшимися «кудесник» творил всё, что хотел; потом я расспрашивал некоторых из них: все в один голос утверждали, что ничего не помнят...
Я понял тогда, что есть небольшая категория людей, с ослабленной психикой, которые поддаются гипнозу. Виктор Корчной такого впечатления не производил: это была, скорей всего, попытка объяснить свой проигрыш воздействием на него каких-то магических сил. После проигрыша другого матча с тем же Карповым, в Багио, он будет утверждать, что проиграл исключительно из-за того, что в команде его противника был парапсихолог, который излучал в его сторону отрицательные мысли, сбивающие с толку... Чушь собачья, конечно! Но нельзя исключить и того, что сама имитация такого воздействия может оказать психологическое давление – вызвать раздражение, что объективно будет отвлекать от обдумывания ходов, но это уже вопрос психологической закалки, а это, как говорится, уже проблемы самого шахматиста... Чтобы гипноз достиг цели, надо самому испытуемому очень верить в положительный результат; я, когда выходил на сцену, очень скептически относился к опыту – исход был налицо!..
Но вернёмся, как говаривали древние, к «нашим баранам», в Колонный зал. Публика, в подавляющем большинстве – мужская, наблюдала за борьбой по большой демонстрационной доске, где юноша-разрядник после каждого хода партнёров воспроизводил их тем, что длинной палочкой с крючочком перемещал (или удалял побитые) фигуры. Многие зрители на своих мини - досках тут же производили те же манипуляции и начинали лихорадочно гадать о следующем ходе, обмениваясь с рядом сидящими своими вариантами, но стопроцентно каждый раз «попадали пальцем в небо» – слишком велика была разница в классе участников матча и зрителей...
Неожиданные, красивые ходы встречались короткими аплодисментами, которые тут же пресекались страшной миной судьи со сцены и появлением на табло у рампы светового сигнала «Тихо!»…
Карпов и Корчной вели себя по-разному: первый, записав и сделав свой ход с нажатием на кнопку часов, поднимался с кресла и невозмутимо мерил сцену шагами, изредка бросая взгляд на демонстрационную доску, второй же вставал только затем, чтобы совершить вояж в комнату для спецнужд, да иногда отвинчивал колпачок-кружку небольшого термоса, наливал туда горячего кофе и пил, смакуя каждый глоток; его сопернику симпатичная девушка в униформе буфетчицы приносила на подносе стакан сока, по виду – томатного...
Болельщики вели себя в соответствии с симпатиями к тому или другому участнику баталии: как-то соседом моим справа оказался капитан первого ранга, яростно болеющий за Корчного явно по национальному признаку, чего и не скрывал, посылая шёпотом проклятия в адрес Карпова с ярко выраженной русофобией; сосед слева от меня с таким же усердием поливал иногда Виктора Львовича, подпуская антисемитские шпильки. Но такие «фанаты» были редкостью: подавляющая часть зрителей (и я в том числе) болели за эту мудрую игру, одинаково тепло встречая удачные ходы с обеих сторон...
С левой стороны зала, перед самой сценой почти, в пристроенной галёрке появлялись на время и исчезали знакомые мне по шахматной периодике лица; вооружённый биноклем с десятикратным увеличением, помимо двух действующих лиц на сцене, рассмотрел «в упор» и Тиграна Петросяна, 9-го чемпиона мира в истории шахмат, который поприсутствовал минут пять, к концу одной из партий...
Поражала удивительная стойкость поклонников шахмат: за пять часов действа никто не выходил из зала из опасения пропустить самый-самый ход; в театрах предусмотрены антракты для всяческих нужд зрительских, а тут хоть бантиком что-нибудь завязывай, но не моги позволить себе роскоши перекура, но уж после окончания партии WC не бездействовали, атакуемые очередями...
На выходе из Колонного зала счастливчиков ждала толпа неудачников, не сумевших достать билеты, и сыпался град вопросов от последних, с целью выяснить нюансы по ходу игры. У Большого театра тебя не встретят глупостью, вроде: «Как там Лемешев, не дал петуха?», а здесь живо обсуждались подробности, мало имеющие отношение к шахматам...
Шахматы хороши ещё и тем, что объединяют в великое братство даже незнакомых друг с другом, разных по возрасту и характеру, людей; мне самому в день приходило до десятка и более писем, когда я вёл переписку по обмену шахматной литературой, с участниками конкурсов решений и с ведущими шахматных разделов в периодических изданиях – среди них, как правило, было много интересных людей...