Он ................... рассказывает

Его голос не громче шелеста травы за твоим окном, не громче шороха штор. Он лишь шепчет, но каждое слово будто бы звучит в глубине тебя, оставляя след своего присутствия в твоей душе и мыслях. Его слова почти не слышны, но ты чувствуешь их, будто они осязаемы. Ты не слышишь его слов – ты читаешь их в своей душе. Он начинает говорить и из линий его слов сплетаются узоры рассказа, в котором иной взгляд на жизнь заставляет всколыхнуться даже самые запылившиеся и затерянные воспоминания. Конечно же, невозможно описать в одних словах то, что он рассказывает на языке чувств и воспоминаний, не потеряв при том большую часть рассказа. Да и то, что в итоге получится, будет лишь осколками от огромного витража его рассказа, который чарует и завораживает слушателя глубиной откровений и четкостью образов. Осколки расскажут не много, и все же и в их изломанных линиях можно кое-что увидеть, пусть даже просто не четкий контур всего витража того рассказа, и все-таки это уже что-то…

                                                                                                                                                                Автор: Dred - "Ночной ветер". Избранное.

Вкусы

Танька сказала, что я родилась при советской власти и поэтому у меня испорчен вкус. (А сама она при королеве Виктории родилась как будто или на прошлой неделе! Но я все равно её люблю).

                                                                                                                                                                                                      Катя Метелица

Наша Таня громко плачет –
Уронила в речку мячик…
Тише, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке мяч!
Мы поедем за водой,
И достанем мячик твой.

                                  Агния Барто

На первый, поверхностный взгляд, произведение, как бы, посвящено описанию печали героини и причин возникновения данной ситуации. Этакий аляпистый пасторальный пейзажик. Река, девочка и удаляющаяся на волнах игрушка.
Но! Лишь прикоснувшись к первой, внешней вуали коротенького детского, казалось бы, стишка, просвещенный читатель открывает бездну вселенской мудрости.
Первое же слово произведения "Наша" соединяет автора, читателя и героиню в единый нерушимый эгрегор. Окончательно и бесповоротно "Наша". Росчерком пера, как сабельным ударом, "Наша" отсекает любые разночтения!
Используемая автором форма «Таня», очевидно, символизирует чистоту и непорочность. Но только ли? Персонифицированное имя собственное в данном контексте звучит, как позывной и звание. Простое рядовое звание, нарочито заурядный позывной на который возложена высокая жертвенная миссия.
Мяч, он же шар – идеальная форма, олицетворяет идеалы, присущие детской неосведомленности о сложности и жестокости реалий, удаляющаяся на волнах реки, в которую, как всем нам известно «нельзя войти дважды». Не океана, не лужи, не озера… Именно реки – динамичного потока!!! Практически неприкрытый философский символ. Символ утраты идеалов…
В ответ на детскую непосредственность выражения своего разочарования, ведь Таня «громко плачет…», автор предупреждает героиню, «тише…», как бы давая понять со своей более зрелой позиции, что излишняя эмоциональность восприятия может иметь нежелательные последствия. С точки зрения здравомыслящего наблюдателя, потеря не заслуживает столь высокой степени разочарования, и ответственно заявляет о том, что истинные идеалы не подвластны каким бы то ни было течениям!
Но почему в последней паре строк автор обращается к читателю от первого лица во множественном числе? Кто эти «Мы», якобы для сохранения ритмического рисунка стиха, поставленные первым словом строки стихотворения? Да! Да! «Мы» с заглавной буквы!!!
Приоткрывая иллюзорную завесу инфантильности, на первом уровне девуализации послания… (Именно послания, ибо теперь уже не вызывает сомнения действительное содержание произведения…) компетентный читатель задастся вопросом: «Означает ли это, приглашение, прикоснутся, черпнуть от упомянутого потока?»
Нет, нет и еще раз, нет! Напускной альтруизм выше обозначенных «Мы», монопольно черпающих из упомянутого источника, при рассмотрении в свете просвещения, оборачивается другой стороной, в хищной ухмылке скаля свое истинное лицо…
Возвратят ли таинственные «Мы» утраченные идеалы? "Наши" утраченные идеалы!
Сознательно ли умалчивает об этом автор?
Или действительно не знает?
Либо автору нечего сказать?
Тайна...
Падёт ли тайна под бременем времени?
Тайна в тайне покрытая тайной!

                                                                                                                  Русс Рахметов - О чем плачет Таня?

Конструктор маленькой Пифии:

Модальности; уважаемые; урегулирование;  имплементация; партнёры; процессы; координационный, мирное; центр, тётушка.

Здравствуй, дорогая, любимая тётя! Как многое хочется сказать и пожелать! Но всего буквами не передашь. А чем же можно сделать это? Разве что лучами солнца, чтобы показать, как ты согреваешь меня одним своим присутствием. Ароматом цветов, чтобы выразить, сколько нежности и красоты в твоих глазах. Теплыми булочками с корицей – как твоя обо мне забота и уют, который дарит твой дом каждому гостю. Множество приятных мелочей жизни способны сказать больше, чем самые выразительные и красноречивые слова.

                                                                                                                                                                                        из открытки

Должно быть какое -то название, но его нет.

Всего несколько лет назад она ещё сетовала на себя, ещё способна была на героические поступки, а вот теперь научилась приспосабливаться к собственным ошибкам. Она знала, что у других людей происходит то же самое: они до такой степени привыкают к своим просчетам и промахам, что постепенно начинают путать их со своими достоинствами

                                                                                                                                                                                        Пауло Коэльо

На сладкое налетели осы, и между ними одна пчела, кругленькая, бархатная, точно барыня между суетливыми, поджарыми горничными.

Я боюсь до смерти шершней, ос и пчёл. Но мне стыдно, что боюсь, и я только незаметно стараюсь отодвинуться от розовых корок арбуза, хотя бы на солнце.

Автоном не замечает моего маневра: слишком солиден. Я люблю его, конечно, «ни за что», просто люблю, но иногда кажется, что за солидность тоже; он и со мной говорит, как с таким же солидным человеком, и я это жутко и гордо ценю.

– Автоном, – говорю я, желая наконец приступить к делу, – а ты исповедуешься?

Автоном медленно подымает на меня не удивленные глаза. Он никогда не удивляется.

– А то как же?

– Летом?

– Зачем? В посту.

– А теперь есть пост?

– А то как же?

– Другой, значит? Потому что знаешь, Автоном, тётя сказала, что она меня повезёт теперь исповедоваться, в церковь, в Захиленье. Мне уж восемь лет, а я ни разу не исповедовался. У меня уж грехи.

– Эге? – одобрительно качнул головой Автоном. – Конечно ж, грехи.

Мне стало несколько страшно. Главное, я не знал, какие бывают грехи для открытия их на исповеди, что, собственно, грех и что нет. Были соображения, но уверенности не было.

– Ну, какие же, однако, грехи? – спросил я с притворной небрежностью. – Какой я грех скажу, даже не знаю, что и выдумать.

– Зачем выдумывать? Это ж и есть грех. Попу надо правду. Здесь батька не строгий, а вот служил я когда, так был строжайший. Такое лицо, – все нутренности вывернет.

– Это когда ты солдатом был, Автоном? – спросил я, замирая. Еще бы! Внутренности иногда выворачивают на исповеди. – Ну что ж он?

– Да что? Уж давно это, уж не помню. А наш батька не строгий. Идите себе, по закону.

– Я и пойду. Только вот какие, собственно, грехи? Ты как думаешь?

Автоном перевернулся на другой бок и вздохнул.

– Мало ли? Всякий грешен. А вы, панычу, небось что против дяденьки с тетёнькой сделали – вот вам и грех. Они велят одно, а вы сейчас по-своему, да потихоньку напротив им, вот грех.

Я свистнул.

                                                                                                                                                                                  Гиппиус Зинаида Николаевна
                                                                                                                                                                                                      Автоном и Надя. Избранное.