Простая просьба / A Simple Favor

Триллеры с элементами детектива или детективы с элементами триллера про хороших женщин и плохих мужчин, или наоборот, с острыми поворотами в сюжете в последнее время довольно популярны. Как правило, это адаптации произведений англоязычных писательниц, таких, как Гиллиан Флинн, Лиана Мориарти, Пола Хокинс и прочих, снятые для большого экрана или кабельного телевидения. В основном, эти произведения принимают тепло и критики, и зрители. Некоторые из них пожинают урожай из престижных наград. 'Простая просьба', основанная на романе Дарси Белл, обещала стать очередным хорошим блокбастером...

Простая просьба (2018)

Фильм снят красиво: тихий пригород, роскошные дома и небольшие уютные домики, зелень, модно одетые женщины и мужчины. Приятная музыка на французском, которую так любит Эмили, напоминает отечественные поп-хиты конца девяностых-начала нулевых. Гардероб Эмили отражает ее натуру и ее образ жизни, то же самое можно сказать и о Стефани. Но опыт нам подсказывает, что за красивым фасадом всегда спрятано много грязи.

Сюжет фильма содержит все, что мы ожидали и уже видели в таких картинах, как 'Исчезнувшая', 'Девушка в поезде', 'Большая маленькая ложь' и мн. др. Сценаристы при этом старались нагрузить историю неожиданными поворотами, но ближе к концу их стало слишком много. В результате от детектива, и тем более, триллера, к финалу не осталось почти ничего, а все действие, скорее, превратилось в комедию. Последние несколько минут напомнили фильм 'Смерть ей к лицу' (не сюжетом, а общей атмосферой). Главная загадка перестает быть загадкой примерно в середине, но большинство зрителей догадается намного раньше. А можно было бы сделать немного интереснее, не буду писать как, во избежание спойлеров.

Большая часть персонажей: и главная героиня Стефани, и писатель-неудачник Шон, и мамочки - члены центрального комитета по сплетням, и детки, и дизайнер со всеми его подчиненными - все чересчур плоские, одномерные. От них почти не ожидаешь чего-то чрезвычайного. Некоторую глубину показала лишь Эмили в исполнении Блейк Лайвли. Анна Кендрик, конечно же, с ролью справилась превосходно. Актеры, сыгравшие сыновей Эмили и Стефани, немного подкачали, особенно в сцене с дракой.

В целом, если воспринимать 'Просьбу' не как остросюжетный триллер, а скорее как комедию, и даже пародию на работы подобного жанра, то впечатление от фильма будет неплохим. И это была бы именно хорошая пародия, так как американское кино приучило нас к тому, что пародии в 99% случаев наполнены сортирным юмором и пошлятиной. Но вопрос в том, сознавали ли создатели фильма, что снимают пародию.

Подарок / Echelon Conspiracy

Когда Максу Питерсону (Уэст) в руки попадает навороченный телефон, якобы подаренный кем-то таинственным. Макс со временем начинает понимать, что с помощью телефона можно извлекать выгоду, ведь приходящие на него инструкции дают возможность главному герою зарабатывать легкие деньги. Вот только рано или поздно за все приходится расплачиваться и за Максом начинает охоту служба безопасности казино, где он сорвал джекпот, а также агенты ФБР, ведь Питерсона подозревают во взломе суперсистемы ЦРУ под названием «Эшелон».

Как и фильм «На крючке», «Подарок» сосредотачивается на теме тотального контроля граждан со стороны правительства и всеми вытекающими отсюда последствиями. Но если во «Враге государства» и «На крючке» эта тема очень подробно и четко расписывалась, мотивы тех, кто ратовал за глобальную слежку были объяснимы, а действия главных действующих лиц расписывались так, что зритель мог изучать каждый их шаг, то в «Подарке» все сложные эпизоды упрощены. В связи с этим просто и незатейливо показаны сцены с «прошивкой» телефона российским хакером в Москве, взломом системы в старом ангаре, где установлена мощная ОС, даже сцены с выигрышами в казино сведены к молниеносному достижению результата. Этот аспект конечно не дает подробного представления о показанных событиях, ведь детали в таких сюжетах крайне важны.

Подарок / Echelon Conspiracy (2009)

Но с другой стороны создатели «Подарка» за счет того, что нюансы упускают за скобки повествования, выдерживают зрелищность фильма на приличном уровне, не давая зрителю заскучать. Другими словами, они постарались недостатки в виде каких-то сценарных белых пятен превратить в преимущество, чтобы зритель просто сидел и смотрел за приключениями главных героев.

Потерянная душа / Anima persa

По словам Цицерона (ссылающегося на Аристотеля), этрусские пираты практиковали страшную пытку: живого человека привязывали к разлагающемуся трупу - руку к руке, ногу к ноге, уста к устам - и ждали, пока в 'зловонье и ненависти объятьях' жертва не начнёт разлагаться, пока между ней и трупом не установится жутко-плотская, червями и опарышами созданная связь, пока границы между живым и мёртвым не сотрутся до такой степени, что непонятно станет, кто из них где. Позже, при убийце Каракаллы императоре Марке Макрине, этот вид казни переняли римляне, и она дожила, мутируя и видоизменяясь, до Ренессанса под названием Nupta Contagioso (или Nupta Cadavera) - свадьба с мертвецом, если буквально. У этой пытки была своя пугающая эмблема - женщина, приказом сюзерена 'брачно' привязанная к прокаженному или сифилитику, ей были посвящены десятки средневековых апокрифов, и Эко упоминает её сквозным мотивом во всех своих больших романах. 'Потерянная душа' Дино Ризи - тоже, по сути, об этом: один из главных его персонажей открыто проговаривает чудовищную метафору. За одним модернистским исключением: в истории Ризи до конца неясно, кто жив, а кто умер, кто заразен, а кто - до поры - чист, и есть ли там живые, чистые - неясно тоже. Город, Венеция, двоит, размывает, растворяет смыслы и характеристики, и к тому же 'всё хранит в ней явный след прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет'.

'Потерянная душа' - лучший, пожалуй, фильм о загробной и жалкой магии венецианских зеркал. Он и вообще переполнен эффектами венецианской оптики, менее телескопической, чем микроскопической, призванной в нормальном мире проникать в суть вещей, но над Венеции 'катафалком водяным' - умертвляющей, распинающей на стекле препарата, кишащей мышами под крышкой погибших в сырости клавикордов, висящей медузами муранских люстр в недоступных простому смертному палаццо вдоль Большого Канала, белеющей пустой, над живым, могильной плитой на Сан-Микеле, ржавеющей брошенным танкером в топкой лагуне, превращающей умелым close-up'ом портрет Веермера - в сезанновский натюрморт, а тот - в браковский кубизм с глумливой присказкой для учащейся живописи молодёжи о том, что ничего-то нового они, мертворожденные, бесплодные, в сравнении с титанами прошлого создать не в состоянии. Присказка, приобретающая во дворце Пезаро дельи Орфеи пятнадцатого великолепного века, ко времени съёмок только-только превращенного в музей последнего своего хозяина, опаленного историей, растворившегося в истории художника и модельера Фортуни - привкус растления не менее явный, чем история любви зрелого мужчины к девочке в панталончиках и с бантиками, любви, с фаустовской настойчивостью требующей остановки прелестного биологического мгновения - чужого, не своего, разложения-то не остановишь. В обоих случаях речь - о Nupta Cadavera, о насильственном привязывании румяного - к тронутому гниением, о заражении собственным тлением живого, чтобы двухутренний цветок увял, едва полураскрытый.

Потерянная душа 1977

И как от смерти праздничной уйти? - Мертвец-Венеция, 'окаменевшая в минувшем блеске', крепко держит своих в трупных объятиях, одним обаянием держит ('могила, да, но отчего ж порой ты хороша, пленительна, могила?'), в этом городе никакие узы не требуют дополнительных обоснований - ни токсично, бесполезно, разорительно брачные, ни унизительно исторические вроде лающей устрелым немецким памяти об австрийском господстве, ни привязывающие к заведомо гибельным привычкам - всё идёт в ход, лишь бы слиться с прекрасной покойницей, лишь бы тонкий воздух кожи, синие прожилки, белый снег, узорная парча. Неполноценен здесь нормальный, неуместен здоровый, глуп здравомыслящий, бессмысленно здесь пытаться приносить пользу обществу или даже себе самому - всё равно не выйдет, и все похвальные начинания закончатся в ночном и нищем 'Флориане', дешёвом борделе у Риальто, на воняющей вчерашней рыбой рыночной площади. Это - иная форма существования, недоступная тем, кто не потерял своей души. Да и из тех, кто потерял - лишь самым картинно красивым.

Новые центурионы / The New Centurions

Как известно, все «плохие парни» из полиции катаются на крутых тачках, крушат все что ни попадя, за что получают легкий нагоняй, никогда не промахиваются и всегда выходят сухими из воды. Стереотип крутого копа навязывался зрителю планомерно и успешно. В сознание аудитории уже давно врос яркий, стильный и запоминающийся образ героя-полицейского в каких угодно интерпретациях (от комедийной до трагической), за исключением той, которая ближе всего к истине. Однако в 1972 году, когда полицейские фильмы только набирали обороты, а «Грязный Гарри» в образе господина Иствуда едва успел сделать свой первый выстрел, многоопытный ветеран кинематографа Ричард Флейшер попытался направить жанр полицейского боевика в русло истины и реализма.

За основу сценария он взял мемуары сержанта в отставке Джозефа Уомбоя, не одно десятилетие вычищавшего грязные улицы «Города Ангелов» от преступных нечистот. Нужно заметить, что фильм и сегодня поражает своей документальной точностью и натуралистической достоверностью, но прежде всего, конечно, самобытностью, идущей вразрез с 95% картин данного направления. Флейшер стремится к тому, чтобы показать, что такое на самом деле работа в полиции. Работа в полиции – это когда ты замазываешь укусы старой алкоголички, которая тушила сигареты о своего младенца, пишешь рапорт на тридцать страниц за лишний использованный патрон, стираешь с лица слюну проститутки, которая «плевать хотела на законы», перерываешь четыре заполненных доверху мусорных бака, в тщетных попытках найти обрывок чека, который бы являлся вещественным доказательством, когда случайное ранение даже из мелкокалиберного револьвера полностью переворачивает весь твой характер, меняет судьбу и отдает дрожью в руках до конца жизни, когда некогда крепкие семейные узы разрушаются на глазах, а все физические и моральные усилия, которые могли бы их восстановить, забрал двухметровый сутенер, вступивший в рукопашную или грабитель банка, взявший заложницу, когда на секунду замешкавшись, ты случайно убиваешь прохожего и до самой гробовой доски винишь себя в его смерти…Но уже следующей ночью ты снова на посту, ловишь очередного психа, стираешь очередные плевки, заполняешь очередные рапорты, надеясь на то, что тебе повезет дожить до рассвета.

Новые центурионы (США, 1972) криминальная драма, советский дубляж без вставок закадрового перевода

Помимо потрясающей репрезентации истинной жизни американского полисмена, картина Флейшера богата идеологическими подоплеками. Преодолевая все жанровые барьеры, режиссер смело входит в область метафизики и онтологии. Будничная действительность обыкновенного копа обрастает почти религиозными коннотациями и становится своеобразным крестными или что точнее – «проклятым» путем. Вникнуть в его сущность нам позволяет кульминационный диалог двух главных героев, придерживающихся прямо противоположных точек зрения на свою профессию. Тертый калач Киллвинский, стоящий в двух шагах от выхода на пенсию, сравнивает деятельность полисмена с фокусами экзорцистов. По его мнению зло в мире абсолютно и неуничтожимо, а сама по себе преступность подобна гидре, которая на каждую отрубленную голову отращивает две новых. Однако вопреки столь пессимистическим взглядам на собственную работу, персонаж ежегодно отодвигает уход на пенсию, не в силах расстаться с привычным занятием, в то же время предаваясь грезам о спокойной жизни. Но, наконец оставив службу, он понимает, что попал в ловушку и попросту не приспособлен к нормальной жизни. Однако и продолжать работу сил уже не осталось. Выход из подобного экзистенциального коллапса, характерного для героев Сартра и Камю, как известно только один. И работает он безотказно.

Напарник Киллвинского – молодой и амбициозный Рой Феллер, ученик колледжа с большими перспективами и обширными познаниями в области юридических отношений, придерживается прямо противоположных взглядов. По его мнению, служба является неким предназначением, продиктованным высшими понятиями долга и справедливости. Анализируя прогнившую до основания законодательную систему и продажность судебных инстанций, он сравнивает сложившуюся ситуацию с временами падения римской империи и нашествия варваров. Именно в эпоху абсолютного хаоса и надвигающейся анархии, особенно остро возникает нужда в «новых центурионах», вопреки всем обстоятельствам, блюдущим нормы права и справедливости. Однако, жестокая жизнь быстро разрушает честолюбивые теории Феллера, который стремительно погружается в пучину нравственного безразличия. Вскоре он начинает прозревать истину слов Киллвинского, мимоходом приобщаясь к тому же «проклятому пути». Также, как и от старшего товарища, от Феллера уходит супруга и забирает с собой ребенка, он забрасывает учебу, принося в жертву работе не только свою жизнь (в прямом и переносном смысле), но и, казалось бы, нерушимые заповеди. И вот, некогда хороший парень «преобращается» в оборотня, «плохого лейтенанта», то и дело прикладывающегося к бутылке и упругой попке какой-нибудь обторчавшейся шлюхи.