ТРАВИЛИ ЯДОМ ЭФУ
Акростих: Травили ядом Эфу
Текила с чили — бар,
Реакция поджога.
Адам огня вобрав,
Взрастил пороки.
Изгоем из рая — жил
Любви её грехами,
Играя и транжиря.
Яблок горек плод.
Дерзко Божество
Отравлено гадом.
Морфинное апноэ.
Эскиз катастроф
Формирует эпоху,
Убогих душ приют.
***
I
Тоскующая дева у ручья.
Ей страх не позволяет сном забыться.
Как получилось, что она не чья?
И не дано желаньям женским сбыться.
Любовь не может счастья означать.
А духовник ей вторит причаститься.
С крестом, на пальце плоская печать.
Что должно обязательно случится.
И убежать, глупее только смерть.
Лицо врага из памяти стереть.
И попытаться жизнь начать сначала.
Был спрятан ключ, имуществом владеть,
А беженка в кулак его зажала,
Рукой слезу украдкой утирала.
II
Рукой слезу украдкой утирала.
Еще перед глазами смерть отца,
А в теле след булатного кинжала,
Кровь капает с фамильного венца.
Цепляясь по подвалу выбиралась,
И вся в пыли, и с запахом сырца,
Явиться свету в виде том осталось,
Пролив слезу горючую в сердцах.
Отчаянье гнало куда не знамо,
Движеньем в забытьи вело упрямо,
Желудок пел, предательски урча.
Она шептала, что-то непрестанно.
Глаза смотрели в никуда, молясь.
А солнце — на чело её, лучась.
III
А солнце — на чело её, лучась,
Дивилось силой девушки продрогшей.
А тень, накрыла хворью, подбочась,
Маяча ветками и цветом расторопши.
О, как не приголубить cгоряча,
Глаза опухшие — речные квакши,
Ныряют в тьму стеклянного зрачка.
Ястребом беды над свободой ракши.
В янтарном обрамлении ресниц —
Опасность нарушения границ.
Быть ей в плену еще не доставало.
Решителен раздумий краткий блиц,
А перспектива обходиться малым,
Во тьму раздумий, свет не посылало.
IV
Во тьму раздумий, свет не посылало,
Закрыв глаза на бравурную честь,
Расчетами довольствоваться мало,
Алтын к алтыну, собирая месть.
Сейчас ей сокрушаться не пристало.
Туманит разум вражеская весть.
И жжет огонь фамильного кристалла,
Лобзая каждой гранью тельный крест.
Продумывая каждый свой поступок,
Оценивая здраво больше суток,
Риск просчитать, а не рубить сплеча.
О, как же трезв был мстительный рассудок.
Кружились мошки, оберег чертя,
И небо оплывало, как свеча.
V
И небо оплывало, как свеча,
Зубчатой мглой окутало беглянку.
Густые заросли и крик сыча —
Опасность в виде бедной голодранки.
Её погнала в поисках жилья,
Манила огоньком, как чужестранку.
Измученную поиском харча,
Замёрзшую, помятую служанку.
Рука тянулась к корке, чтоб поесть,
А тело кралось к стулу, чтоб присесть.
Яблочным сидром душу согревала.
Жаль, не хоромы, номер не бог весть.
И за окном рассветное зерцало,
Лиловым смогом над водой играло.
VI
Лиловым смогом над водой играло,
Юродивых кувшинок полотно.
Болото пледом ярким накрывало.
Воистину, что не cбежишь в окно.
И каждый день ей начинать сначала.
Езда — забота для дурёхи, но
Ёлки и палки, чтобы замолчала.
Глядит всё в лес, но выйти не можно.
Разутая — не убежать от стреги.
Её одежда — пеньюарчик пегий,
Халатик, наготой её светясь.
Абсцесс труда на розовой прорехе.
Мелькают перцы, под копирку мчась,
И всполох дня, над берегом мечась.
VII
И всполох дня над берегом мечась,
Гроши стыда в копилку собирая,
Развратом в безысходности лечась,
Азарт кутил, вином подогревая.
Яствами скромными смешно кичась,
И на десерт конфетой заедая,
Трактирщица любила девок клясть,
Разбойно чаевые отнимая.
Анжу в харчевню заскочил не зря.
Наелся до отвала, матерясь.
Жирдяя в кураже так сотрясало.
И в комнату с красоткой проберясь,
Разделся и с запасом плотным сала,
Явил заката узкое забрало.
VIII
Явил заката узкое забрало.
Бурый, как свёкла, громко захрапел.
Лицо его в подушке утопало,
Он каждым вдохом песню страсти пел.
Кровать в такт с дребезжанием стонала.
Гитарным звуком весь трактир гудел.
Одежду, деньги девушка украла.
Рискованный побег был крайне смел.
Её пропажи кинулись не сразу,
Коварная сгребла ночную кассу.
Пожалуй, что хозяйка не права.
Лукаво дурой, называя Лайзу,
Отнимет и поймает чёрта с два.
Дымились трав прибрежных рукава.
IX
Дымились трав прибрежных рукава.
Её галопом лошадь уносила.
Ручаться за наследные права,
Закона, справедливости просила.
Коварная, как ведьма! Какова?
Отца сгубила, впопыхах сбежала.
Бесстыднице найдут в ответ слова.
Одна рука с другой кровь отмывала.
Жестокость и невиданная смелость.
Ей получить всего скорей хотелось.
Соблазн понятен, честно говоря.
Так завралась, что отпадает челюсть.
В неё все тычили, как во врага.
От рук не поднималась голова.
X
От рук не поднималась голова.
Теперь, в потоке праведных свидетельств,
Развратной оказалась красота,
А нож убийцы в списке доказательств.
Вельможная поведала вдова:
Летала, дескать, на метле намедни,
Еще и чуть ни голая едва.
Напрасно возражать, что это сплетни.
Она пропала прочь из этих мест.
Гранатовый фамильный её крест.
А опознать её, кто здесь решится?
Довольно рассыпать всем ложь и лесть.
О, как же к черствым душам ей пробиться?
Мокрели снова на глазах ресницы.
XI
Мокрели снова на глазах ресницы.
Откуда ни возьмись — толстяк Анжу.
Разбой и кража светской этой львицы.
Факты за фактами, всё расскажу.
И правда не замедлила пролиться.
Наш пострадавший, словно на духу
Немыслимое нам открыл о жрице,
Ограбившей пьянющего в труху.
Его рассказ явил негодованье.
Ах, значит лживы все её признанья!
Права была о ней людей молва.
Не получить ей божьего прощенья,
Отнюдь не избежать теперь суда.
Эол принёс последние слова.
XII
Эол принёс последние слова:
"Сама в свои же сети угодила.
Кому врала? Себя оговорила.
И честь свою так дёшево ценила."
Зияли дыр земные покрова,
Кристаллы слёз над ранами саднили.
А жизни предпоследняя глава:
Торжественно преступницу казнили.
Акт у зевак жестоких на глазах:
Сожжение и превращенье в прах.
Треск от костра и вопли: "Сжечь убийцу!"
Реальной жертвы исступлённый крах.
О, как искажены злорадством лица...
Фиалок запах, аромат душицы...
XIII
Фиалок запах, аромат душицы.
Отказ от жалких мелочных страстей.
Распитье и распятие на спице.
Мироточивость веры и елей.
Искусство благолепного провидца,
Ристалище за царствие идей,
Успех, которым рады подавиться.
Ещё бы, промах свой всегда острей.
Так век за веком наперегонки,
Экспансия, осада, городки.
Поток воспоминаний очевидцев.
Опять соврут лихие дураки.
Хотя, не принесёт и смерть убийцы,
Успокоение сердцу чаровницы.
XIV
Успокоенье сердцу чаровницы,
Блуждающей в тех гибельных краях,
Отважится дать современный рыцарь,
Гарцует, что в заклёпках и цепях.
Из пепла, словно феникс возродится.
Халвою сладкой тая на устах,
Девица эта часто ночью снится,
Усладой приходя в волшебных снах.
Широких плеч могучая защита.
Потомки рода от беды привиты.
Решительно на мотоцикле мча.
И прошлое трагичное забыто.
Юдоли образ, как удар бича:
Тоскующая дева у ручья.
***
XV
Акромагистрал: Травили ядом Эфу
Тоскующая дева у ручья,
Рукой слезу украдкой утирала,
А солнце — на чело её, лучась,
Во тьму раздумий, свет не посылало.
И небо оплывало, как свеча,
Лиловым смогом над водой играло.
И всполох дня, над берегом мечась,
Явил заката узкое забрало.
Дымились трав прибрежных рукава.
От рук не поднималась голова,
Мокрели снова на глазах ресницы.
Эол принёс последние слова,
Фиалок запах, аромат душицы,
Успоконенье сердцу чаровницы.
Автор: Римарева Ирина
