Часть 3 — А кольцо то непростое!

Вот свои босые ноги
Окунула Глаша в грязь,
На поверхность к ней двурогий
Появился змеев Князь.

Посмотрел и удивился,
Кто посмел ему мешать
И сердитым притворился,
Чтобы всё про всё прознать.

Ну, а Глаша не боится,
Ту траву в болотце жнет
И змеиная водица
Глашу смелую не жжет!

Тут и князь с ней подружился,
Расспросил и все узнал,
Восвояси удалился
И кольцо на память дал.

А кольцо то непростое
В нем тот самый есть секрет
Всё в сапфирах, золотое
И ему немало лет!

Для хозяина наградой
Все желанья исполнять,
Служит верою и правдой,
Но нельзя его терять!

Наша Глаша невредима
На пороге у купца,
Марья тут заголосила
Причитая без конца.

«Как же так, ну удивила,
Где трава и где секрет?
Ладно, нынче победила,
Так держи скорей ответ!»

«Никакого там секрета
Не сыскала только я,
О болотце есть примета,
Сберегла она меня.

Там березонька кудрява,
Я равнялась на неё,
Шла я по болотцу прямо,
Говорила про своё.

А потом я и запела,
Ох, и змей же было там,
Их разжалобить сумела,
Те поверили слезам!

Ну, а после Князь змеиный
Дурочкой меня назвал
И ругаясь очень сильно,
Угрожал и проклинал!

Попросил для змей покоя,
Чтоб не пела песни им,
Так ушла домой живою,
Радуюсь теперь своим!

А в награду за молчанье
Подарил одно кольцо,
Потеряла я случайно,
Как запнулась о крыльцо!

А колечко- непростое
Может, в нем и есть секрет
Всё в сапфирах, золотое
И ему немало лет!

Для хозяина наградой
Все желанья исполнять,
Служит верою и правдой,
Но нельзя его терять!»

Тут приказ — найти колечко
Обыскали — нет кольца
Марья тает, словно свечка,
Жилы тянет из отца.

Автор: Есения


Немного Нервно – Гравитация

Далеко к созвездью Гончих Псов...

Давным-давно на свете жил один правитель Наг и, как положено, держал охотничьих собак. Их все любили при дворе, но Наг был зол и скуп, и на своих домашних псов давно точил он зуб: морил их голодом, кричал и палкой им грозил, гонял по лесу допоздна, чтоб выбились из сил. Никто из слуг не понимал, откуда эта злость, и псам давали иногда то вырезку, то кость.

Но годы шли, и наконец терпенье истекло. Однажды ночью, перебив оконное стекло, веселый повар отпустил измученных собак. «Бегите в небо! Только там бессилен злобный Наг!» — сказал он тихо, отперев заржавленный засов, и убежала в облака вся свора гончих псов.

Но Наг проснулся, услыхав сквозь сон собачий лай. Он генералу закричал: «Чего ты ждешь? Стреляй! Скорей, скорей, не дай сбежать моим проклятым псам! Ну, что ты медлишь? Ничего, я сделаю все сам!»

О, никогда свирепый Наг не был так зол и лют! Всю ночь придворные его смотрели на салют, а Наг стрелял, не зная сна и смыслу вопреки, пуская в небо до утра цветные огоньки.

С тех пор собаки этот миф с пеленок узнают и громко лают каждый раз на праздничный салют. И шум становится мощней на сотни голосов, летя сквозь время, далеко к созвездью Гончих Псов.

Анна Кантер

Созвездие Гончих Псов

А за оградой желтели змеи́цы глаза...

Упреждали мя – «Красна девица! Во полях змей со зме́ицей женятся, лобызаются – с ночи до утра. Ты не кличь беду, не сходи с двора, ведь заметят коль – заберут с собой, с ними кольца вить под седой луной, да вовек тебе вновь не свидеть свет…».

Но смеялася с высоты сих лет, да тайком с зарей бегала в поля, где под щебет птиц песни пела я, и плела венки из пахучих трав. Мой кляла родня непокорный нрав, да на дверь мою вешала замок. Я в окно – босой, не жалея ног, вновь туда рвалась, да ныряла в стог; мне простор был милей, а закат был высок, и не видела змей среди стеблей осок, а они, миловаясь, не видели мя. Я под ночь возвращалась – ругалась семья, и отец обещал не пустить на порог. Я ему улыбалась – «какой в этом прок?» – и в ладонях моих догорала свеча. Мать отца обнимала, касалась плеча; он, вздохнув, уступал. Отступал – стар и строг. Говорил – «догуляешься, сманят в гнездо», но не верилось мне, кто бы что ни сказал.

…а за оградой желтели змеи́цы глаза.

*
И спалось с той поры мне тревожнее: во полях я, забыта и брошена, в пальцах цепких – цветы, по колено – роса, и чрез толщи земли слышу я голоса, но идти не хочу, понимаю – нельзя. И от криков моих просыпалась семья; суетилась вокруг, освещала порог. И блестела в огне чешуя вдоль дорог, да горели во мгле дивно-страшно глаза. Мать к отцу, да на шею; седая, в слезах… но да толку теперь? Полоз-Царь приползал – я следы его видела, чудилось – звал: на крыльцо, да к нему – под немые поля, где извечно темно, где сырая земля, и такие, как он. Где любить обещал; от шипенья сего я тряслась, трепеща, только в уши дурманом – змеиный хмель. Говорил – «отыщу и средь ста земель», говорил – «злата дам, что не вместит подол», говорил – «обниму, ежель выйдешь во двор, и отдам – все отдам – лишь бы стала моей». И зачарована им, открывала я дверь; через сени, да в ночь, по пути из камней, и кричали восле́д «не ходи и не верь!», но слова его – слаще, чем дикий мёд, и идти устала, да грудь неймёт, и так ноет, и тянет – к нему ведёт, да нагой приятней, чем ткани гнёт, и железом калёным, да сквозь меня

платьем свадебным
режется
чешуя.

Женя Любич - Колыбельная тишины