Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Кунсткамера расплывшегося восприятия


Кунсткамера расплывшегося восприятия

Сообщений 51 страница 60 из 77

51

Здесь живёт девочка

Земля усыпана костями,
Живого места нет на ней.
Копилось это всё веками,
И вот дошло до наших дней.
Лес вырубается, чтоб только
Погосты новые открыть.
Никто не скажет вам насколько
Могилок может там хватить.
Наступит время, всю планету
Покроют чёрные кресты.
И вот тогда-то землю эту
Ничто не сможет уж спасти.

                                                          Земля усыпана костями...
                                                    Автор: Людмила Александрова

Кунсткамера расплывшегося восприятия

Солнце уже высоко взошло, и давно настал момент труда.

Поэтому Чиклин и Прушевский спешно пошли на котлован по земляным, немощёным улицам, осыпанным листьями, под которыми были укрыты и согревались семена будущего лета.

Вечером того же дня землекопы не пустили в действие громкоговорящий рупор, а, наевшись, сели глядеть на девочку, срывая тем профсоюзную культработу по радио.

Жачев ещё с утра решил, что как только эта девочка и ей подобные дети мало - мало возмужают, то он кончит всех больших жителей своей местности; он один знал, что в СССР немало населено сплошных врагов социализма, эгоистов и ехидн будущего света, и втайне утешался тем, что убьёт когда - нибудь вскоре всю их массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство.

— Ты кто ж такая будешь, девочка? — спросил Сафронов. — Чем у тебя папаша - мамаша занимались?
— Я никто, — сказала девочка.
— Отчего же ты никто? Какой - нибудь принцип женского рода угодил тебе, что ты родилась при советской власти?
— А я сама не хотела рожаться, я боялась — мать буржуйкой будет.
— Так как же ты организовалась?

Девочка в стеснении и в боязни опустила голову и начала щипать свою рубашку; она ведь знала, что присутствует в пролетариате, и сторожила сама себя, как давно и долго говорила ей мать.

— А я знаю, кто главный.
— Кто же? — прислушался Сафронов.
— Главный — Ленин, а второй — Будённый. Когда их не было, а жили одни буржуи, то я и не рожалась, потому что не хотела. А как стал Ленин, так и я стала!
— Ну, девка, — смог проговорить Сафронов. — Сознательная женщина — твоя мать! И глубока наша советская власть, раз даже дети, не помня матери, уже чуют товарища Ленина!

Безвестный мужик с жёлтыми глазами скулил в углу барака про одно и то же своё горе, только не говорил, отчего оно, а старался побольше всем угождать.

Его тоскливому уму представлялась деревня во ржи, и над нею носился ветер и тихо крутил деревянную мельницу, размалывающую насущный, мирный хлеб.

Он жил в недавнее время, чувствуя сытость в желудке и семейное счастье в душе; и сколько годов он ни смотрел из деревни вдаль и в будущее, он видел на конце равнины лишь слияние неба с землею, а над собою имел достаточный свет солнца и звёзд.

Чтобы не думать дальше, мужик ложился вниз и как можно скорее плакал льющимися неотложными слезами.

— Будет тебе сокрушаться-то, мещанин! — останавливал его Сафронов. — Ведь здесь ребёнок теперь живёт, иль ты не знаешь, что скорбь у нас должна быть аннулирована!
— Я, товарищ Сафронов, уж обсох, — заявил издали мужик. — Это я по отсталости растрогался.

Девочка вышла с места и оперлась головой о деревянную стену.

Ей стало скучно по матери, ей страшна была новая одинокая ночь, и ещё она думала, как грустно и долго лежать матери в ожидании, когда будет старенькой и умрёт её девочка.

— Где живот-то? — спросила она, обернувшись на глядящих на неё. — На чём же я спать буду?

Чиклин сейчас же лёг и приготовился.

— А кушать! — сказала девочка. — Сидят все, как Юлии какие, а мне есть нечего!

Жачев подкатился к ней на тележке и предложил фруктовой пастилы, реквизированной ещё с утра у заведующего продмагом.

— Ешь, бедная! Из тебя ещё неизвестно что будет, а из нас — уже известно.

Девочка съела и легла лицом на живот Чиклина. Она побледнела от усталости и, позабывшись, обхватила Чиклина рукой, как привычную мать.

Сафронов, Вощев и все другие землекопы долго наблюдали сон этого малого существа, которое будет господствовать над их могилами и жить на успокоенной земле, набитой их костьми.

                                                                                                                                  из философской повести Андрея Платонова - «Котлован»

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

52

На троих .. по ненавистной советской привычке

При этом используется особое "чувство кворума" – нечто вроде химического голосования, когда определённое критическое число поданных сородичами химических "голосов" меняет поведение бактерий.

      -- Александр Марков - «Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы» (Цитата)

Кунсткамера расплывшегося восприятия

Вы помните, как появились жвачки,
Красивые и с разным вкусом?
И девочка была конечно с плюсом,
А рядом обзавидовался мальчик.

А ну ка покажи, как можешь?
И та из пузыря им вытянула нитку,
А Шурик мой схватил рукою прытко
И на троих ребят раздал! О, боже…

Девчонка в слёзы, с жалобой пошла,
А пацаны жуют, ещё смеются,
Их нитки тонкие и рвутся,
Девчонка с воспитателкой пришла.

И та сказала грозно им – Отдать!
И вот они собрали жвачку в кучку,
Что делать получили взбучку,
А жадина давай опять жевать.

Они молчат, а ей то скучно
И Шурик с нею больше не играет,
Предателей вообще он презирает,
А та соплёй шмыгнула звучно.

Но что дороже может быть,
Чем дружба ребятишек,
Тем более друзей мальчишек
И вот она решила жвачку поделить.

                                                                        Жвачка
                                                             Автор: Татьяна Червова

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

53

С гордостью не по чину или головокружение от внимания

Белая ночка проказница,
Сонную марь не буди,
Время такое всем блазница*,
К балу крути бигуди.

Стройным берёзкам красавицам,
Липам в пушистых манто,
Тополь в кудряшках им нравится,
Только он шепчет:"Пардон.

Сердце моё деревянное -
Пылкость запретна в груди,
Ваша любовь дико странная,
Пламенем ярким чудит.

Не полюблю, не бесчувственный,
Глазки не стройте вдали,
Нет, не чурбан, не искусственный,
Гордый, как все короли".

Бальное платье жемчужное
Ночь приодела, смотри -
Дамам кокетство не чуждое,
Плавит мужчин изнутри.

Тополь с чудесною ночкою
В чувствах пылают костром,
И под небесной сорочкою
Пьют сладострастия ром.

*Блазнится - кажется,видится, чудится.

                                                                                Чурбан
                                                                     Автор: Елена Бельдей

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

54

Шеврон для со автора

Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжёт, и губит!

Мы любим всё — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…

Мы помним всё — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далёкий аромат,
И Кёльна дымные громады…

                                                                  Скифы (отрывок)
                                                              Поэт: Александр Блок

Жизнь .. Жизнь..

5 Всех жалко. Фрагмент.

В Оппельне выгрузились. Рэм стоял со своими, разглядывал вокзал.

Хотя город в конце января был взят с боя, здание уцелело.

Пузатое, гробообразное, с пирамидальной крышей и краснокирпичными башенками, оно казалось Рэму олицетворением Германии.

Такою он её себе и представлял. Чужой, массивной, мрачной.

На перрон спрыгнул Уткин. Закинул на плечо вещмешок, пристроил поудобнее свои шины.

– Вы чего тут кучкуетесь?

Рэм объяснил: Петька Кличук, у кого список направленных на Второй Украинский, пошёл к начальнику станции выяснять, куда им теперь.

– А, ну давай пять. – Жорка сунул руку. – Счастливо тебе, Ким, повоевать.
– Я Рэм.
– Извиняй, перепутал. Короче, как у нас говорят: чтоб тебе бабы давали и кряк не оторвали. Фрица дожмём и домой. Ты откуда сам-то? – рассеянно спросил старлей уже на ходу.
– Из Москвы.

Остановился, обернулся.

– Иди ты! – И заинтересованно: – А откуда? Я тоже московский.
– Из Хамовников. С Пуговишникова переулка.

Жорка присвистнул.

– Кря твою мать! Соседи! Я с Усачёвки! Электросветские бараки знаешь?
– Серьёзно? – обрадовался и Рэм. – Конечно знаю! Это от нас доплюнуть.

В бараках завода «Электросвет», по ту сторону Мандельштамовского парка, жили так называемые «заводские», шпана шпаной: брюки в сапоги, кепарики на глаза. Туда лучше было не заходить – наваляют. Но сейчас, на войне, встретить человека с Усачёвки – это было настоящее чудо.

Не мог поверить и Уткин.

– Эх, кряк, вот о чём надо было тереть, пока ехали! Слушай, Рэмка, чего тебе тут на платформе вялиться? Сейчас вас, зелёнку, погонят в кадровое управление, там в два счёта распихают по частям. И ту - ту, пишите письма. Айда со мной. У тебя командировочное на руках?

Рэм кивнул.

– Ну и всё. Ты офицер, сам себе начальник. Отметим знакомство, погутарим про Москву, а завтра явишься за назначением.
– Даже не знаю…

Рэм заколебался. Ребята вообще-то тоже собирались не сразу в штаб, а сначала где - нибудь «погулять», проститься. Но с Уткиным, конечно, будет интереснее.

– Чего «не знаю»? Даёшь рейд по тылам! Эй, парни! Сделайте Рэмке ручкой. Я его забираю! – гаркнул Жорка.

Было немножко обидно, что товарищи, с которыми восемь месяцев хлебал гороховый суп и орал «Катюшу», попрощались как-то между делом, даже не обнял никто. Хотя в принципе понятно: все возбуждены, все на нерве.

Ну и ладно. По правде сказать, Рэм в училище близкими друзьями не обзавёлся. Были неплохие ребята, но нормально поговорить было не с кем.

Уткин поставил его под фонарём.

– Жди тут. За вещами приглядывай, особенно за шинами.
– А ты куда?
– Языка буду брать.
– Какого языка?
– Кто знает, где тут наливают. – Огляделся. – Нужен объект, чтоб, первое, без вещей, то есть местный. Второе – чтоб фронтовик, а не тыловой кряк, к ним доверия нету. А третье – кто в теме. Тут психология нужна. Без неё нашему брату разведчику хана.

Жора вертел головой, приглядываясь к вокзальной публике, сплошь состоявшей из военных, ни одного гражданского.

– Вон идёт, без вещмешка, с орденами, – показал Рэм.
– Не, – махнул Уткин, едва глянув. – Тыловой. Ордена по блату получил. Фронтовики с пузечком не бывают.
– А майор? С усами который?
– Рожа протокольная. Замполит или особист. Он тебе так нальёт – объикаешься. Ага! Вот кадр правильный. Стой тут, земеля.

Жора быстро подошёл к сапёрному лейтенанту в драной ушанке и прожжённом ватнике. Что-то сказал. Тот остановился. Закурили и долго, минут десять, разговаривали, время от времени заливаясь смехом.

Потом Уткин хлопнул сапёра по плечу и пошёл. Тот крикнул вслед: «Два раза, запомнил? С первого не откроют!»

– Нормально всё, – сказал Уткин. – Разведка доложила точно. Есть хорошее местечко. Немчура из города вся сдрызнула, но поляки остались. А где поляки, там и «коварная» – так по-ихнему кафе называется, и пьют там не кофе. Адресок есть. Самое главное – хозяин не только рубли, но и злотые берёт. У меня их крякова туча. Нарубил в очко.
– А в кафе нам разве можно? – удивился Рэм. – Частный сектор же. И вообще – какие кафе рядом с штабом фронта?
– У нас в школе в актовом зале картина висела. Философская. «Всюду жизнь» называлась.
– Знаю. И чего?
– А того. Запомни, щегол: где есть живые люди, там обязательно где - нибудь наливают. Особенно у поляков. Адрес: Бисмаркштрассе 10. Это, стало быть, от вокзальной площади прямо, третий поворот направо, потом налево, и за разбомбленной аптекой во двор. Там ход в подвал. Стучать три раза. Никто не отзовётся. Досчитать до двадцати и ещё раз. Тогда откроют. Запомнил?

На всякий случай Рэм повторил.

Сдали шины в комендантскую камеру хранения, пошли.

Город был немаленький, солидный. С прямыми улицами, большими красивыми домами, с деревьями на тротуарах.

Но сразу за сохранившимся вокзалом начались развалины. Груды щебня, обгорелые стены, вывороченная танковыми гусеницами брусчатка.

Потом совсем целый кусок – прямо кино из заграничной жизни. Витрины повыбиты, но вывески целы.

Рэм шевелил губами, с трудом разбирая готический шрифт. А Уткин обращал внимание на другое.

– Это из танкового орудия крякнули, – говорил он. – Прямо в окошко второго этажа. Ювелирно… А тут «зис-3», семидесятишестимиллиметровочка поработала. Пулемётное гнездо в подвале было, не иначе.

Но беседе про Москву эти наблюдения не мешали. Разговаривать про родной район обоим было приятно.

– Кряк твою, первый раз за всю войну кого-то из Хамовников повстречал! – всё поражался Жора. – Главное, не спроси я, откуда ты, так и разошлись бы.
– Да, вероятность крошечная. – Рэм сразу стал высчитывать: – Население Москвы – два процента населения СССР. Наш Фрунзенский район – это где-то пять процентов москвичей. Хамовники – одна пятая фрунзенцев… Две сотых процента. Один шанс из пяти тысяч.
– Математик, – оскалился Жора. – Сороковая школа, чистюли. Эх, гоняли мы вас, заманденышей!

                                                                                          из четвёртой книги цикла «Семейный альбом» Бориса Акунина - «Трезориум»

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

55

Он - Боб .. он так , знаете ... видит  ))

Красные розы, большие шипы. Я — шизофреник, такой же как вы.

                                                                                                   -- из фильма «А как же Боб?» 1991 (Цитата)

Маршрут

Проходят дни и месяца
Мы ничего не успеваем
Не в такт стучат наши сердца
Находим меньше чем теряем.

Но нет, наверно не теряем
Песочек моем золотой
Коль попадётся оставляем,
А если нет, то с глаз долой.

Чтобы грамм золота найти
Мы тонны грунта промываем
Так и на жизненном пути
Людей, как грунт перебираем.

Да, наше мнение субъективно
Различен наш менталитет
Хорош для вас, а мне противно
Я вижу тьму, ты видишь свет.

Скажите кто вас окружает
Каков твой друг таков и ты,
Но кто-то слышу, возражает,
- А чем же удобрять цветы.

Я как цветок среди навоза
От своих близких отличаюсь.
- Но дурно пахнет ваша роза
И с вами лучше попрощаюсь.

                                                                 Грунт
                                                 Автор: Андрей Коротаев

( кадр из фильма «А как же Боб?» 1991 )

Маршрут

0

56

Пати. ОЛЛИ. Фейс - Контроль.

Эх, была бы моя воля, запретила б без контроля, мысли в голову впускать… и была бы благодать. Мысли хмурые и злые, и дорогу бы забыли… в буйну голову мою… а хорошие… в строю шли бы с радостью, надеждой, но, увы и так, как прежде лезут в больше-то шальные, и греховно - озорные. Вот по этому, страдаю — фейсконтроля не хватает!

                                                                                                                                                                                 — Людмила Щерблюк

Посторонним вход воспрещён. "
Стёрты маски, забыты лица.
Лишь остатки росы на ресницах 
И тобой недосказанный сон.
"Посторонним вход воспрещён."
Слишком много в сказках ошибок,
Слишком много лживых улыбок,
Слишком мало честных имён.
"Посторонним вход воспрещён."
Убежать, улететь, замечтаться...
Дверь закрыта, прошу не стучаться -
"Посторонним вход воспрещён."

                                     © Copyright: Девочка Полли

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

57

В санаторий .. порешать все вопросы

Память, лечить ты можешь или ранить,
Уйти, ни слова не сказав.
Память, ты можешь в прошлом нас оставить,
Событий череду прервав.

Память, к тебе мы взоры обращаем,
Песок часов перевернув.
Память, тебя хранить, мы обещаем,
И не страдаем, обманув.

Память, мы о себе тебя оставим,
Когда настанет скорбный час.
Память, тебя уже мы не исправим.
Добром ли, злом, помянут нас?

Память, основа ты всего живого.
Беспамятство – всему конец.
Память. В начале было только слово,
Но это слово – Наш Отец.

                                                             Память
                                                        Автор: Сусля

ЛУНА - Огонёк - 2017 - Официальный клип - Full HD 1080p - группа Танцевальная Тусовка HD / Dance Party HD

Мальчики и санаторий.

Папа, папочка, а что такое санаторий? – прозвучало от мальчика из-под стола, у которого там был склад игрушек. – Па, ну скажи!

- Санаторий? – задумчиво произнёс папа, которому захотелось потянуться на стуле и вольной птичкой выпорхнуть в домашних тапочках на волю. – Санаторий, сыночек, это такой очаг пассинарности и свободы, когда снова хочется быть молодым, несмотря на свои болячки и вечные обязанности. Санаторий, это уникальная возможность сорваться из дома под видом больного, чтобы вернуться здоровым. Там лечат от всего, чем болеешь дома и на работе, при этом кормят и компот дают. А уникальность санатория состоит в том, что процедуры никакой пользы не приносят, но возвращаемся мы домой здоровыми и помолодевшими!

- А чем ты болеешь, папочка, если нихрена не делаешь, ещё и денег домой не приносишь?
- Это мама тебе сказала? – возмутился папа и начал метаться по комнате с папиросой в зубах. - Я всю жизнь отдал любимому делу!! Но, меня не оценили, и я теперь мечтаю о кроссовках Найк. Ношу при этом пять лет свои старые, даже спать в них ложусь, иногда. Так я их люблю, душой к ним прирос, сыночек.

- Папуль, а за какой хрен ты ездишь в санаторий, если дома никогда нет денег? – спросил мальчик и прицелился из рогатки в люстру.
- Профсоюз. Он мне всё оплачивает! Это не семейные деньги, - выпалил папа и было видно, что он не врёт.

- Не забудь ребёнку сказать, что я тебе на карманные расходы в санатории отдаю свою полугодовую пенсию, зятёк, - из-под дивана послышался голос дедушки, который очень любил своего зятя.
- Деда, а нахрена папе столько денег в санатории?

- На харей спускает твой папочка деньги и на водку с колбасой, - спокойно ответил дедушка, читая под диваном очередной номер газеты «Правда».
- Ладно, тогда и я расколюсь. Женюсь на днях! - выпалил скороговоркой мальчик. - Будем у вас жить, под столом, с Анжелкой я все вопросы порешал. Пропитанием вы нас обеспечите, а мы будем в школу ходить и заниматься сексом по ночам. Осталось с её родителями договориться – они против. К тому же мама у неё в санаторий уезжает, это тоже оттягивает нашу свадьбу.

- Зятёк, ты когда в санаторий отваливаешь? – пыхтел папиросой под диваном дедушка.
- В субботу.
- И Анжелкина мама тоже в субботу отчаливает в санаторий, - выстрелил в люстру из рогатки мальчик и попал в плафон.

- Ты что делаешь, стервец? Я тебе сейчас дам ремня! – возмутился папа и вспомнил, что все штаны у него на резинке, а ремень он подарил дедушке.
- Метко стреляешь, внучёк! Молодец! Давай по очереди – раз ты, раз я из ППШ. Будем соревноваться?

- Будем, будем! – выскочил из-под стола мальчик и затопал ножками. – Кого мочить будем?
- Как кого? Как всегда твоего папу! – ответил строго дедушка и они засмеялись с мальчиком.

- Так смеются только дети, - с грустью подумал папа. - Счастливые люди, мой сыночек и дедушка. Им ничего не надо от жизни, у них всё есть, а мне теперь 24 дня предстоит работать в санатории, круглыми сутками. А ради чего? Всё одно и то же каждый год, секс и пьянки – устал я от санатория. А что делать? Если мне за утехи мама Анжелы деньги платит? Причём, хорошие, я уже на машину накопил, но разве об этом можно говорить? Сразу заберут и пустят на мебель, ковры и ремонт в квартире. Нет, на это я пойти не могу! Пусть меня лучше расстреляют! – подумал про себя папа и с яблоком на голове стал у стены. – Стреляйте, сволочи! – крикнул в сердцах папа.

На него смотрели две пары весёлых глаз – дедушки и мальчика.

Дедушка лежа на полу передёрнул ППШ и начал целиться в яблоко, а мальчик выкатил пулемет «Максим» из-под стола и начал зловеще клацать прицелом.

- За каждое сбитое яблоко даём по 100 рублей, зятёк. За внучка любимого я заплачу, не переживай. Бросим монетку сейчас и поймём, кто будет первым. Во! Внучку первая очередь выпала по жребию. Ну что, зятёк – к стенке!

  За вечер папа заработал две тысячи рублей. Можно было и больше, но прервала пулемётно - автоматное  развлечение мама, которая позвала всех на гречневую кашу.

                                                                                                                            С уважением ко всем читателям  Никита Антонович.

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

58

Всего лишь командирован

Я думал, что всё очень серьёзно,
Как серебряный блеск седины.
И вспять повернуть невозможно,
И нету в этом моей вины.

Лампочка солнцем себя возомнившая,
Вдруг угасла в объятиях дня,
Улыбка твоя, меня так пленившая,
Растаяв на солнце, упала звеня…

Твои шаги во мне ещё живут,
Твой голос ночью слышится реальней,
Но тени непреклонные бредут,
И звон я слышу погребальный...

Я думал, что это всё очень серьёзно,
Как серебряный блеск седины,
Но оказалось, что просто возможно,
Обмануться под светом луны.

                                                                Я думал, что всё это очень серьёзно
                                                                     Автор: Александр Мезенцев

А.Морган - Молодой командированный. Звёздный ринг. xvid.avi

Глава VIII (фрагмент)

Как обыкновенно, на другой день господин Голядкин проснулся в восемь часов; проснувшись же, тотчас припомнил все происшествия вчерашнего вечера, — припомнил и поморщился.

«Эк я разыгрался вчера каким дураком!» — подумал он, приподымаясь с постели и взглянув на постель своего гостя.

Но каково же было его удивление, когда не только гостя, но даже и постели, на которой спал гость, не было в комнате!

«Что ж это такое? — чуть не вскрикнул господин Голядкин, — что ж бы это было такое? Что же означает теперь это новое обстоятельство?»

Покамест господин Голядкин, недоумевая, с раскрытым ртом смотрел на опустелое место, скрипнула дверь, и Петрушка потел с чайным подносом.

«Где же, где же?» — проговорил чуть слышным голосом наш герой, указывая пальцем на вчерашнее место, отведённое гостю.

Петрушка сначала не отвечал ничего, даже не посмотрел на своего барина, а поворотил свои глаза в угол направо, так что господин Голядкин сам принужден был взглянуть в угол направо.

Впрочем, после некоторого молчания Петрушка сиповатым и грубым голосом ответил, «что барина дома нет».

— Дурак ты; да ведь я твой барин, Петрушка, — проговорил господин Голядкин прерывистым голосом и во все глаза смотря на своего служителя.

Петрушка ничего не отвечал, но посмотрел так на господина Голядкина, что тот покраснел до ушей, — посмотрел с какою-то оскорбительною укоризною, похожею на чистую брань.

Господин Голядкин и руки опустил, как говорится.

Наконец Петрушка объявил, что другой уж часа с полтора как ушёл и не хотел дожидаться.

Конечно, ответ был вероятен и правдоподобен; видно было, что Петрушка не лгал, что оскорбительный взгляд его и слово другой, употреблённое им, были лишь следствием всего известного гнусного обстоятельства; но всё - таки он понимал, хоть и смутно, что тут что - нибудь да не так и что судьба готовит ему ещё какой-то гостинец, не совсем-то приятный.

«Хорошо, мы посмотрим, — думал он про себя, — мы увидим, мы своевременно раскусим всё это...

Ах ты, господи боже мой! — простонал он в заключение уже совсем другим голосом, — и зачем я это приглашал его, на какой конец я всё это делал? ведь истинно сам голову сую в петлю их воровскую, сам эту петлю свиваю.

Ах ты голова, голова! ведь и утерпеть-то не можешь ты, чтоб не провраться, как мальчишка какой - нибудь, канцелярист какой - нибудь, как бесчиновная дрянь какая - нибудь, тряпка, ветошка гнилая какая - нибудь, сплетник ты этакой, баба ты этакая!..

Святые вы мои! И стишки, шельмец, написал и в любви ко мне изъяснился!

Как бы этак, того... Как бы ему, шельмецу, приличнее на дверь указать, коли воротится? Разумеется, много есть разных оборотов и способов.

Так и так, дескать, при моём ограниченном жалованье...

Или там припугнуть его как - нибудь, что, дескать, взяв в соображение вот то - то и то - то, принужден изъясниться... дескать, нужно в половине платить за квартиру и стол и деньги вперёд отдавать. Гм! нет, чёрт возьми, нет! Это меня замарает.

Оно не совсем деликатно! Разве как - нибудь там вот этак бы сделать: взять бы да и надоумить Петрушку, чтоб Петрушка ему насолил как - нибудь, неглижировал бы с ним как - нибудь, сгрубил ему, да и выжить его таким образом?

Стравить бы их этак вместе...

Нет, чёрт возьми, нет! Это опасно, да и опять, если с этакой точки зренья смотреть — ну, да вовсе нехорошо! Совсем нехорошо! А ну, если он не придёт? и это плохо будет? проврался я ему вчера вечером!..

Эх, плохо, плохо! Эх, дело-то наше как плоховато! Ах я голова, голова окаянная! взубрить-то ты чего следует не можешь себе, резону-то вгвоздить туда не можешь себе! Ну, как он придёт и откажется? А дай-то господи, если б пришёл!

Весьма был бы рад я, если б пришёл он; много бы дал я, если б пришёл...»

Так рассуждал господин Голядкин, глотая свой чай и беспрестанно поглядывая на стенные часы.

«Без четверти девять теперь; ведь вот уж пора идти. А что-то будет такое; что-то тут будет?

Желал бы я знать, что здесь именно особенного такого скрывается, — этак цель, направление и разные там закавыки. Хорошо бы узнать, на что именно метят все эти народы и каков-то будет их первый шаг...»

Господин Голядкин не мог долее вытерпеть, бросил недокуренную трубку, оделся и пустился на службу, желая накрыть, если можно, опасность и во всём удостовериться своим личным присутствием.

А опасность была: это уж он сам знал, что опасность была. «А вот мы её... и раскусим, — говорил господин Голядкин, снимая шинель и калоши в передней, — вот мы и проникнем сейчас во все эти дела».

Решившись, таким образом, действовать, герой наш оправился, принял вид приличный и форменный и только что хотел было проникнуть в соседнюю комнату, как вдруг, в самых дверях, столкнулся с ним вчерашний знакомец, друг и приятель его.

Господин Голядкин - младший, кажется, не замечал господина Голядкина - старшего, хотя и сошёлся с ним почти носом к носу.

Господин Голядкин - младший был, кажется, занят, куда-то спешил, запыхался; вид имел такой официальный, такой деловой, что, казалось, всякий мог прямо прочесть на лице его — «командирован по особому поручению...»

                                                                                                                      из повести Фёдора Михайловича Достоевского - «Двойник»

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

59

Антиквариат Суда Божьего в контексте современной иронии

В башне из слоновой кости
Тишина, как на погосте…
Все, кто жил там – улетели –
Кто в капели, кто в метели…
Только вечная лампада
Там горит – над листопадом,
Над фонарными столбами,
Над погибшими стихами…
И икона плачет кровью
Над убитою любовью…
Грянет гром и синим светом
Озарится вдруг планета,
И на миг так ясно станет,
Что мечта с колен не встанет,
Что в часах песочных время –
Только тяжесть, только бремя…
Что отныне – только тени
Будут рук переплетенье
День и ночь ронять на камни,
Душу бога снами ранить…

                                                        Призрачная башня
                                               Автор: Кирилл Хуторецкий

Позже, когда эти времена, которые Кессель чаще всего называл «миллионерством» и лишь изредка – «наваждением», окончательно прошли, стали поговаривать, будто именно на Багамах с Кесселем произошло нечто настолько из ряда вон выходящее, что он решил ликвидировать Информационное Агентство.

До сих пор никому не удалось выведать у Кесселя, что он сам думает об этой легенде. Художник Вермут Греф, признанный знаток кесселевской биографии, на все вопросы о том, что же всё - таки случилось с Кесселем на Багамах, отвечал лишь одно:

– Какие там Багамы! С Кесселем каждый день что - нибудь случается, у него же всё не как у людей.

Впрочем, кое - что всё - таки случилось.

С Альбином Кесселем действительно произошло нечто, заставившее его пересмотреть свою жизнь или, по крайней мере, деятельность Информационного Агентства Св. Адельгунды, хотя и не на Багамах, а уже дома, говоря точнее – на заброшенном крестьянском хуторе в районе озера Химзее.

Эта местность славится своей переменчивой погодой и частыми грозами. Приятель Альбина Кесселя, журналист Никлас ср., купил этот хутор у одного торговца недвижимостью, оказавшегося жуликом.

На свою беду этот Никлас Ф. сначала оформил покупку, а уж потом пригласил своего друга - архитектора осмотреть хутор.

– Что ж, – проворчал друг - архитектор, глядя на странный белый порошок, напоминавший опилки, кучки которого образовывались в доме прямо на глазах, точно по мановению волшебной палочки, – древоточцы пока считают, что жить тут можно. Вот когда и они сбегут, это каюк. Я бы на твоем месте не затягивал с новосельем.

Никлас Ф. сначала расстроился, но его кипучая журналистская натура не позволила ему огорчаться слишком долго. Он последовал совету архитектора и уже на следующей неделе созвал друзей на новоселье – как раз на той неделе, когда Альбин Кессель вернулся с Багамских островов.

В самом начале вечера Никлас Ф. произнёс речь, очень краткую и выразительную, хотя и относившуюся лишь к части гостей. Этих гостей хозяин, видимо, не без оснований именовал «козлами».

Альбин Кессель тоже к ним относился, а почему, будет видно.

– Разойдёмся мы, надо полагать, не рано, – сообщил Никлас Ф, – Да и девушек тут у нас хватает. Поэтому чтоб никто из вас не смел здесь, в доме!.. Ясно? Достаточно малейшего сотрясения, и… Так сказал архитектор. Короче, имейте в виду! Если я кого поймаю, то возьму прямо за это самое место и выведу на улицу. То есть я никого не заставляю, конечно, жеребятничать, но если приспичит, так есть же огород, в конце концов, и лужаек кругом полно. Надеюсь, все меня поняли?

Подробности этого замечательного вечера, в самом скором времени обросшего былинами и легендами, не имеют отношения к нашему повествованию.

Что же касается Альбина Кесселя, то он познакомился с молоденькой продавщицей из антикварного магазина, отличавшейся восхитительным лбом, как у средневековых мадонн, и лёгким дефектом речи: она слегка шепелявила, почти незаметно.

«Супербюст и всё такое, – признался Кессель хозяину, по слухам, в тот же вечер за кружкой пива, – меня не привлекают, тем более, что это давно делается искусственно, но такая лёгкая шепелявость ещё может свести меня с ума».

Вскоре после полуночи Кессель с антикваршей решили удалиться на лужайку, как рекомендовал Никлас Ф. Однако все лужайки были уже заняты, даже та, которая отделяла дом от шоссе.

«Я так и знал!» – объявил Никлас Ф., появляясь в светлом прямоугольнике двери подобно ангелу с огненным мечом, когда Альбин Кессель и антикварша всё - таки решили пробраться в дом через чёрный ход.

Оставался лишь огромный раскидистый клён, тень которого накрывала весь огород за домом, совершенно запущенный и заросший; то есть накрывала днём, а сейчас, ночью, клён походил на уходившую далеко в небо чёрную башню, высившуюся на самом краю круга фонариков и ламп, освещавших уже почти совсем затихшее празднество.

Не успели Кессель и слегка шепелявящая антикварша взобраться на дерево, что удалось им не без труда, как минут через десять разразилась одна из тех неожиданных гроз, которыми, как уже говорилось, славилась эта местность.

Антикварша, к тому времени уже совершенно раздетая, сидела на развилке большого сука и в панике пыталась собрать свою одежду.

Это было очень трудно. Она разрыдалась.

Кессель утешал её, уверяя, что дерево, на котором они сидят, – бук:

– Ты же знаешь, что в бук молния не ударяет.

В ответ на что антикварша вопила сквозь слёзы:

– Да оно в жизни не было буком!
– Стой! – крикнул Кессель. – Это моя рубашка!

Небо озарилось грохочущей молнией.

– Я падаю! – закричала девушка.

«Хоть бы дождь пошёл!» – подумал Кессель.

Впрочем, молния в дерево не ударила, антикварша с него не упала, а того, что юбку она надела задом наперёд, никто потом даже не заметил.

Однако Кессель про себя дал обет: он пообещал ликвидировать своё богомерзкое Информационное Агентство.

Он поклялся в этом в промежутке между грохочущими зарницами среди сухой грозы, на старом клёне, трещавшем и раскачивавшемся под напором ветра.

          из лирико - сатирического  романа немецкого писателя Герберта Розендорфера - «Латунное сердечко, или У правды короткие ноги»

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

60

Он пойдёт один

Я отношусь очень философски к дальнейшей своей жизни. У меня через несколько дней будет день рождения, и мне задают вопрос мои родственники: будет день рождения или нет? Я отвечаю: хрен знает. С утра скажу, будет или нет: если буду жив - здоров, значит, будет день рождения, если не будет, значит, не будет.

                                                                                                                                                                            -- Евгений Пригожин (ЧВК "Вагнер")

И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело — воздаянье
Само в себе, таясь, таит. И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьётся хвост. Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя — себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает —
Хоть мы простим, и Бог простит.

                                                                                  Грех
                                                                 Поэт: Зинаида Гиппиус

Кунсткамера расплывшегося восприятия

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Кунсткамера расплывшегося восприятия