Как пёс учуявший скверну

Оливковой рощей, весёлой походкой,
С бочонком подмышкой, шёл к дому монах.
Деревья он радовал песнею звонкой,
Что ночью звучала в девичьих устах.

Устав в кабаке от бесчинств и порока,
С собой прихватив лишь бочонок вина,
Он весело шёл без стыда и упрека,
Лишь песню орал, пил вино допьяна.

«Иду за любовью я к храму Венеры,
Я золото ей положу на алтарь –
Вот щедрая жертва служителям веры!
Пусть вечно горит наслаждений фонарь!»

Он весело шёл без стыда и упрёка.
Лишь песню орал – был весёлый монах.
И песня была без греха и намёка,
Бочонок был лёгок в счастливых руках.

Пусть ряса на нём, подпоясан верёвкой,
Пусть только бочонок вина у него –
Он жизнь свою видел весёлой и лёгкой,
Есть песня – и больше не надо ему ничего.

«Пришёл  за любовью я к храму Венеры,
Мешок золотых я принёс к алтарю  –
Всем тем, кто влюблён, и кто любит без меры,
Сегодня я щедрую жертву дарю!»

                                                                                          Весёлый монах
                                                                                     Автор: Юрий Фирсов

ПЕСЕНКА ПРО ЧЁРТА Роман Пономарёв Дворовый фольклор Folk yard

Глава Х ( Фрагмент)

Вечером, после обеда, брат Арканжиа пришёл играть с Тэзой в карты.

На этот раз он был необычайно весел.

Когда монах бывал в духе, он любил тыкать Тэзу в бок кулаком, а та награждала его увесистыми оплеухами, и оба хохотали так, что стены тряслись.

Затем он придумывал самые невероятные шутки: разбивал носом стоявшие на столе тарелки, бился об заклад, что высадит задом дверь столовой, высыпал в кофе старой служанки весь табак из своей табакерки, или, притащив пригоршню камешков, засовывал ей их за пазуху и проталкивал рукой до самого пояса.

Эти взрывы бурной весёлости проявлялись у монаха по поводу сущих пустяков, перемежаясь с обычным для него состоянием гнева.

Нередко вещи, которые никому не казались смешными, вызывали у него приступы бешеного хохота.

В таких случаях он топал ногами и, держась за живот, вертелся по комнате волчком.

— Значит, вы не хотите сказать мне, отчего вы такой весёлый? — спросила Тэза.

Монах не отвечал. Усевшись верхом на стуле, он проскакал вокруг стола.

— Да, да, прикидывайтесь дурачком, — заявила Тэза. — Боже мой, до чего вы глупы! Если господь бог видит вас сейчас, то-то уж, верно, он вами доволен!

Монах повалился на пол и, лёжа на спине, задрыгал в воздухе ногами. Не вставая, он с важностью заявил:

— Он видит меня, он мною доволен, это ему угодно, чтобы я был весел… Всякий раз, как он соизволяет послать мне развлечение, он наполняет звоном моё тело. И тогда я катаюсь по полу. От этого весь рай смеётся.

Он прополз на спине до самой стены.

Потом встал на голову и начал во всю мочь барабанить по стене каблуками.

Ряса его завернулась и обнаружила чёрные штаны, заплатанные на коленях квадратиками зелёного сукна.

— Господин кюре, видите, что я умею, — заговорил он снова. — Бьюсь об заклад, вам так не сделать… Да ну же, посмейтесь хоть немного! Лучше елозить на спине, чем мечтать о подстилке из шкуры какой - нибудь негодяйки. Вы меня понимаете, не так ли? Подурачишься с минуту, потрёшься спиной, вот и избавишься от скверны, успокоишься. Я, когда верчусь, воображаю себя божьим псом, — вот почему я и говорю, что весь рай бросается к окнам, смотрит на меня и смеётся… И вам не грех посмеяться, господин кюре! Всё это я делаю не только ради святых, но и ради вас. Глядите, вот я кувыркаюсь для святого Иосифа. А сейчас для святого Иоанна, а теперь для архангела Михаила. А это вот — для святого Марка и для святого Матфея.

И, перебирая целую вереницу святых, он прошёлся колесом по комнате.

Аббат Муре сначала глядел молча, опершись кулаками на край стола. Но под конец и он улыбнулся.

Обычно непомерная весёлость монаха тревожила его. В это время тот оказался поблизости от Тэзы, и она пнула его ногой.

— Ну, — сказала она, — будем мы, в конце концов, играть или нет?

Брат Арканжиа в ответ зарычал. Он встал на четвереньки и пошёл прямо на Тэзу, изображая волка.

Дойдя до неё, просунул ей голову под юбки и укусил за правое колено.

— Оставьте меня в покое! — закричала та. — Уж не мерзости ли у вас какие на уме?

— У меня? — пробормотал монах.

Его так развеселила эта мысль, что он точно прирос к месту, и не в силах был подняться.

— Эге, гляди-ка, ведь я чуть было не подавился, когда попробовал твоего колена. Ух, и грязное же оно!.. Я кусаю баб, а потом на них плюю, вот как!

И он заговорил с Тэзой на «ты» и принялся плевать ей на юбку.

Поднявшись, наконец, на ноги, он стал отдуваться, потирая себе бока.

От взрывов смеха брюхо его сотрясалось, словно бурдюк, из которого выливают остатки жидкости.

Наконец он серьёзно и громко произнёс:

— Давай играть… Чему я смеюсь — это моё дело. Вам этого знать незачем, так-то, Тэза!

                    -- из романа «Проступок аббата Муре»  французского писателя Эмиля Золя входящего в цикл «Ругон - Маккары»

( Художник Беллея Гаэтано )